Антон вошел, обнял ее, прижал к себе. Прошептал в ухо:

– Ты одна? Я видел, как Иван ушел…

– Как ты мог видеть? Ты что, где-то рядом был?

– Да. Рядом. Я всегда буду рядом с тобой, Варь. Собирайся, нам надо уехать… И чем быстрее, тем лучше.

– Антон… А ты со Светой уже поговорил?

– Нет… Она даже не догадывается.

– Но как же так, Антон…

– Варь, я знаю, что делаю. Я ей письмо оставлю, она прочитает и… Так ей будет легче принять. Потому что если сказать, то будет истерика. Я знаю, как это будет… Я ведь уже пытался уйти, и не один раз… Она просто невменяемая становится, не может ничего слушать, только кричит и цепляется… И на коленях ползает… Ну, я и остаюсь, конечно. А после очередной моей попытки побега наступает затишье, и через какое-то время она с радостью объявляет мне об очередной беременности… Мне кажется, я даже слышу в ее голосе что-то вроде маленького злорадства – что, мол, съел? Никуда ты от меня не уйдешь… Наверное, зря я тебе все это рассказываю, да? Не время сейчас?

– Не знаю, Антон… А только нельзя вот так – исчезнуть без объяснений. Хотя… Тебе решать, как лучше. Я тебе не советчик.

– Да, ты права, это мне решать. И я уже решил, что лучше без объяснений обойтись. Лучше письмом… Она прочитает, а истерику некому будет устраивать. Придется принять, и все.

– Но это жестоко, Антон. Она же беременна… Ей нельзя… Получается, ты сбегаешь в такой момент…

– Ты считаешь меня трусом, да? Но ведь я бы все равно ушел рано или поздно. Все равно бы ушел, я знаю!

– А ты уйти собирался… к кому-то? К другой женщине, да? Ты ее любил?

– Нет, нет… Я никого не любил. Не было у меня женщины. Хотел просто уйти. Просто сам по себе уйти, понимаешь? Нет, я никого не любил… Я вообще не знал, что могу любить, пока тебя не увидел…

– Антон… А правда, что Света спасла тебя, когда ты в море тонул?

– Правда. И я ей очень благодарен, она действительно подарила мне вторую жизнь. Но на одном чувстве благодарности долго не продержишься, хотя оно и было определяющим в нашей семейной жизни… И все оправдывающим. Я это понимал, она это понимала. И я думаю, она меня тоже не любит… Просто привыкла к тому, что я должен ей свою спасенную жизнь… Но я этой спасенной жизнью да благодарностью наелся уже – во! – провел он ребром ладони по шее и тут же стыдливо потряс ладонью, будто застеснявшись грубого жеста. И добавил тихо: – Я жить хочу, Варь… С тобой жить… Так что собирайся, мы уезжаем.

– Куда?

– Пока в Реченск. У меня там друг живет, он сейчас к девушке своей переехал, и его квартира свободна. А там разберемся… Не бойся, не пропадем.

– Я с дочкой, Антон…

– Это понятно, что с дочкой. Я ее буду любить, не бойся. Я ее уже люблю.

– А как же твои дети? Что с ними будет?

– Они останутся моими детьми, я всегда буду присутствовать в их жизни… Да все со временем устроится, Варь! Главное, надо сейчас уехать, сразу разрубить этот узел! Чтобы все и всем стало понятно. Давай, собирайся…

– Что, прямо сейчас? Но сейчас ночь…

– Нет, не сейчас. Мы с тобой так сделаем, Варь… Я уеду сейчас, а завтра утром буду ждать тебя на пристани в Черемухове, там утренняя «Ракета» делает остановку. И дальше уже – только вместе…

– Что, вот так уйдешь в ночь, и все?

– Да, уйду в ночь, и все.

– Инна Борисовна с ума сойдет…

– Не сойдет. Она разумный человек и все понимает про меня, про Свету… Только ей время надо, чтобы привыкнуть.

– Она ведь приходила ко мне сегодня…

– Я знаю. Ты не думай больше ни о чем, Варь. Ты собирайся. Возьми с собой самое необходимое, что унести сможешь. И утром садись на первую «Ракету», она в восемь утра отправляется. Как сядешь, позвони мне, поняла?

– Поняла… Только не нравится мне все это, Антон… Бежим перебежками, как преступники…

– А мы и есть сейчас преступники, Варь. Для всех – преступники.

– И потому надо бежать, скрыться и отсидеться? Переждать, когда страсти утихнут?

– Да, Варь, да. Называй, как хочешь. Но нам надо быть вместе, и это все оправдывает, Варь. И мы потом с тобой об этом поговорим, ладно? А сейчас мне надо идти… Сашка меня в Черемухово на катере отвезет. Я жду тебя на пристани, Варя… Я люблю тебя, очень люблю. Даже сейчас не могу от тебя оторваться… Ну все, надо идти, Сашка там психует на берегу…


Когда Антон ушел, Варя вдруг подумала – а она ведь не сказала ему, что согласна на такой подлый побег… Получается, он все решил за нее. И ей ничего не остается, как собрать вещи и утром прийти на пристань.

Хотя ночь на раздумья у нее есть. Вернее, остаток ночи. За это время она может опомниться и… И что? Назад все вернуть? Но как? Если Ивану уже все сказала как есть… И что это будет за жизнь – после сказанного? Жить изо дня в день с Иваном и думать, что могла бы жить с Антоном? И любить его?

Нет, это невозможно, это мука настоящая… Надо отбросить все сомнения и идти собирать вещи, вот что. Нельзя остановить мчащийся на полном ходу поезд. Все сказано, все решено. Пусть и не она сама приняла решение, а Антон за нее принял… Какая разница, кто из них принял это решение? Разницы-то никакой…

Встала, пошла в прихожую, выволокла с антресолей большой чемодан. Открыла его, постояла, пытаясь сосредоточиться… Так, надо самое необходимое взять. Все, что нужно для Яси на первое время. И вещей теплых побольше, зима впереди. А еще любимую ее игрушку не забыть – медвежонка с оторванным ухом… Этого медвежонка ей подарила Инна Борисовна. Бог весть, почему именно его Яся так полюбила, и других игрушек у нее много, девать некуда. Просила медвежонку обратно ухо пришить, но все как-то руки не доходили. А в последние дни уж точно не до медвежонка ей было… Интересно, как Иван объяснял дочке мамино ежевечернее отсутствие? По крайней мере, Яся ей никаких вопросов не задавала… Наверное, очень убедительно объяснял. И сам очень старался верить своим объяснениям. Как же Иван ее любит, господи… Лучше бы не так сильно любил…

Нет, не надо больше думать об этом, иначе просидит вот так с медвежонком в руках до утра. Да, надо собираться…

Пока упаковывала чемодан, отвлеклась немного. Вернее, ей показалось, что отвлеклась. Потому что обнаружила вдруг, что лицо мокрое от слез… Вытерла сердито щеки, тряхнула головой – все, все! Хватит! Решение принято, обратной дороги нет! И надо бы поспать хоть часок, потому что наутро сил недостанет… И будильник завести…

Разбудила ее Яся – еще до того, как зазвенел будильник. Стояла рядом с кроватью, румяная со сна, терла глаза кулачками:

– Мамочка… А мы что, сегодня в садик не пойдем? Почему ты меня не будишь?

– Мы не пойдем в садик, Ясечка… Мы сейчас оденемся, позавтракаем и поплывем на «Ракете»…

– Ура! А папа с нами поплывет, да?

– Нет, папа останется дома, у него много дел.

– Ой, а я с папой хочу…

– Иди, быстренько умывайся. А я пойду на кухню завтрак готовить. Кашу овсяную будешь?

– Нет, лучше блинчики…

– Блинчики не успеем, Ясенька. Нам надо торопиться, а то «Ракета» уйдет.

– А папа… Он нас будет провожать?

– Нет, не будет. Папа на работу ушел. Ну, иди давай, иди…

Пока готовила завтрак, думала о том, как объяснит Ясе появление в ее жизни другого дяди вместо папы. Все как есть ей не скажешь, маленькая еще, чтобы понять, и обмануть не получится… Выходит, никак и не объяснишь? О господи, что же она, глупая мать, творит с ребенком… И со своей жизнью тоже… Как из всего этого выбираться станет? И вообще, не велика ли плата за счастье – жить в любви… Или не признает любовь никакой платы? Любовь сама по себе, а наказание за нее – само по себе?

Когда позавтракали и собрались уже одеваться, в дверь постучали – громко и требовательно. И пронеслась в голове испуганная мысль – кто это?

Иван? Решил силой забрать у нее Ясю?

Открыла, готовясь к самому худшему. За дверью стояла Инна Борисовна. Варя ничего не успела спросить, Инна Борисовна сама проговорила коротко и холодно:

– Антон у тебя?

– Нет, что вы…

– А где он?

– Я… Я не знаю…

– Не лги, Варя! Все ты прекрасно знаешь! Говори, где он! Как вчера ушел из дома, так и не приходил… И телефон у него не отвечает! Говори, где он!

– Не кричите, пожалуйста, Ясю испугаете…

– А я разве кричу?

– Да, вы кричите. Да вы зайдите в дом, чего ж мы через порог…

Инна Борисовна послушно ступила в прихожую, и при ярком свете стало видно, как осунулось ее лицо, как пролегли под глазами темные круги. Лицо, всегда гладкое и ухоженное, будто стекло вниз, и стали видны те самые десять лет «плюс», которые всегда раньше были в минусе.

– С ним что-то случилось, значит… – с болью проговорила Инна Борисовна, не глядя на Варю. – Я Свете пока ничего… То есть наврала, что он на рыбалку вроде собирался… Хотя какая сейчас рыбалка? Но она вроде поверила… А может, и не поверила, а делает вид, что поверила… Варь, где он, а? Ну скажи ты мне, ради бога! У меня ж сердце от тревоги разорвется!

– Я не знаю, Инна Борисовна…

– Ты знаешь! Знаешь! Ну хочешь, я перед тобой на колени встану, только скажи?

Она сделала попытку осесть вниз, но Варя тут же подхватила ее испуганно, обернувшись на дверь кухни – вдруг Яся услышит?

– Не надо, Инна Борисовна, прошу вас… Ну что вы… Не надо, пожалуйста…

Женщина распрямилась, без сил прислонилась к дверному косяку, прикрыла глаза. Помолчав, заговорила с тихим отчаянием:

– Нет, как вы так можете, я не понимаю? Как вы можете? И ты? И Антон? Что вы задумали, Варя, ответь мне, ради бога! Что я Свете скажу, а? Что с ней будет, вы подумали? Да какая бы она ни была, как бы Антон к ней ни относился, она ведь живой человек… Да еще в таком положении… И не думай, что я не знаю того, как часто она пользуется очередным своим положением, чтобы удержать возле себя Антона! Я все знаю и понимаю! Но это их жизнь, Варя! И не нам судить, плохая она или хорошая!