На одной из этих скамеек сидел Антон. Глядел на нее в упор. Когда понял, что она его тоже увидела, встал, пошел навстречу очень медленно. Она стояла, ждала… И не могла сдвинуться с места, будто ноги в землю вросли. Потом заставила себя вернуться в действительность, улыбнулась. Хотя понимала, что улыбка сейчас – не к месту. А что надо было делать? Плакать? Начать извиняться? Или на грудь ему без сил упасть?

– Давно тут сидишь? – спросила первое, что пришло в голову.

– Давно… – согласился Антон, чуть улыбнувшись. Его улыбка тоже была не к месту. Наверное, он тоже в этот момент растерялся – что делать? Начать ее обвинять, что сбежала? Или прижать к себе и не отпускать?

– Замерз? – снова спросила Варя.

– Замерз… – ответил Антон. Помолчал немного, потом, глянув на Ясю, проговорил тихо и почти дружелюбно: – Чаем не напоите, девчонки?

– Конечно, надо чаю попить! Горячего! Иначе простыть можно! – проявила вежливую заботу Яся, тронув его за рукав. – Пойдемте к нам, мы дадим вам чаю! Я ведь вас знаю, дяденька… А вы давно приехали, да? Вы папу моего не видели?

– Нет, не видел… – растерянно ответил Антон девочке. – Правда, не видел…

– Ну ладно, все разговоры потом! – спохватилась Варя, направляясь к подъезду. – Сначала всем греться, остальное – потом!

Дома Яся отправилась к телевизору – пить свой чай и есть мороженое. Маленькими ложечками, как и обещала маме. Впрочем, и не помнила мама никаких обещаний. Маме предстоял разговор. Очень трудный.

– А ты думала, я тебя не найду? – спросил Антон, когда она поставила перед ним чашку с чаем.

– Ничего я не думала, я просто так решила – в последний момент, – тихо проговорила Варя, стараясь, чтобы в интонации голоса не просквозила виноватость. – И думаю, что я все правильно сделала, Антон. Мне казалось, что ты меня поймешь… И не станешь искать.

– Мне очень нужно было тебя найти, Варя… Хотя бы для того, чтобы сказать тебе – ты не права.

– А разве в нашей ситуации есть правые и не правые? Разве двое сумасшедших могут претендовать на истину в последней инстанции? Правы, не правы… О чем ты вообще говоришь, Антон?

– Мы не сошли с ума, Варь. Мы просто любим друг друга. С каких это пор любовь стала сумасшествием?

– Нет, любовь – это не сумасшествие. Это счастье, да. Но не безусловное. Когда вокруг одного отдельно взятого счастья образуется множество несчастий, оно уже таким не является. И потому не имеет права на существование.

– Ты так говоришь, будто лекцию мне читаешь… Что такое хорошо и что такое плохо. Но я ведь тоже понимаю, какова она, цена этого счастья. Вопрос всего лишь в цене, Варь. В цене, которую ты за него заплатишь.

– Ничего себе – всего лишь! Тем более не тебе пришлось бы эту цену платить…

– А кому?

– Свете бы пришлось. Детям твоим. Родителям твоим.

– Но ведь твой Иван уже заплатил… Ведь ты заставила его заплатить, а от счастья отказалась! Как же так, Варь?

– А это уже мои проблемы, Антон. И мне с этим жить.

– А стоит ли в этом жить, Варь? Не лучше ли просто быть счастливой? Да, в окружении множества несчастий, которые по твоей вине образовались… Но быть счастливой? Ведь ты любишь меня, я знаю… И я тебя люблю… Ведь все так просто… Зачем искать черную кошку в темной комнате, если ее там нет?

– Черную кошку? В темной комнате? Это ты свою беременную жену называешь черной кошкой в темной комнате? Кстати, как она себя чувствует сейчас?

– Да отлично она себя чувствует. В роддоме на сохранении лежит. Родит скоро.

– Где в роддоме? В Караваеве?

– Нет, мы в Лазаревское вернулись… А что было делать? Ты же меня тогда бросила в Черемухове… Не позвонила даже…

– Что не позвонила – извини. У меня тогда телефон сел. А что бросила в Черемухове… Это глупо звучит, Антон. Ты не маленький мальчик, и я не твоя мама. Я имею право принять любое решение. И я его приняла.

– И за меня приняла, выходит? По-твоему, я не имею права любить? Я всю жизнь должен жить в обязанности и долге?

– Я не принимаю решений за тебя. Поступай со своими долгами, как хочешь. Просто я не хочу в этом участвовать, понимаешь? Не могу быть причиной…

– Но что мне делать, если я люблю – тебя, и хочу жить – с тобой? И ты этого хочешь, я знаю! И вообще, Варь, о чем мы спорим, сама подумай… Вместо того, чтобы просто быть вместе и любить друг друга… И быть счастливыми…

– Антон, мы опять ходим по одному и тому же кругу, в который уже раз! Я ж тебе объяснила, что я не могу! И вообще… Кто бы сейчас со стороны нас послушал! У тебя жена в роддоме, скоро родит, а еще трое детей отца дома ждут, а мы толкуем про перспективы обоюдного счастья! И не говори сейчас, что ты не можешь без меня жить, не надо! Можешь, еще как можешь! И я могу! Потому что нельзя жить в наваждении, надо в жизни жить и делать то, что должен! Я все сказала, Антон! И не мучай меня больше, ладно?

Он долго смотрел на нее, ничего не отвечал. Потом усмехнулся едва заметно, спросил тихо:

– Жалеешь, наверное, что от Ивана уехала? Так ты не жалей, позвони ему, попросись обратно… Если уж так все по нужным полочкам разложила… Мух от котлет отделила, любовь от долга. Эх ты, Варя, Варюша. Я ведь никогда и никого так не любил, как тебя… Думал, наконец-то вот оно, счастье…

– Ну все, Антон, хватит… – нахмурилась Варя. – Давай не будем больше терзать друг друга. Лучше расстанемся на светлой, хорошей ноте – в благодарность за то, что с нами случилось…

– Это значит, мы расстаемся, да? Мне надо сейчас встать и уйти?

– Да, тебе лучше уйти.

– А дальше что?

– А дальше… Поехать на вокзал, сесть в поезд и вернуться в Лазаревское. И успокоить свою беременную жену, которая наверняка тебя потеряла и ужасно нервничает, переживая твое отсутствие. Беременные женщины особенно остро все переживают…

Варя вздохнула, не глядя на Антона. Почему-то его присутствие больше не волновало ее, не вызывало прежней оторопи. Наоборот, было неловко как-то, что он сидит на этой кухне и смотрит на нее вот так… С печалью и обвинением. Даже дикая мыслишка мелькнула в голове: как он похож сейчас на Олега… Такое же смирение перед жизнью, перед обстоятельствами. Когда жизнь заставляет плыть по волнам, сволочь такая… Ты не хочешь, а она заставляет.

Конечно, он не был похож на Олега. И чувства у нее к Антону были другими. Она даже знала, в какой душевной тональности будет о нем вспоминать… Но сейчас очень хотелось, чтобы он ушел. Не сидел больше на этой кухне.

Антон будто услышал ее, торопливо поднялся со стула, так же торопливо пошел в прихожую. Схватил пальто с вешалки, открыл дверь и ушел, не оглядываясь.

Да, это хорошо, что он не оглянулся. Иначе увидел бы, как покатились слезы из Вариных глаз. Расставаться – это ведь всегда тяжело… Будто часть души так же уходит за дверь, не оглядываясь.

* * *

Через неделю Ольгу выписали из больницы. И уже на следующий день после выписки она собралась на работу, отбиваясь от Вари необходимостью своего там присутствия, как того требовал годовой отчет. Умри, но сдай вовремя документы в нужные инстанции! Можешь даже родить прямо за рабочим столом, если того требует годовой отчет! Варя только руками разводила, но ничего поделать с сестрой не могла. Только вздыхала со смехом – высокие, высокие рабочие отношения…

Сама она тоже подумывала о том, чтобы начать искать работу. Аккурат бы к Ольгиному декрету и нашлось что-нибудь подходящее. Хорошо бы, конечно, Ясю в детский сад определить, но об этом и мечтать не приходится – пока очередь подойдет, Ясе уже и в школу пора будет.

Так и жили пока. Варя при хозяйстве, Ольга – при высоких рабочих отношениях. Встретили Новый год втроем, стол накрыли, елочку нарядили. Потом снова начались рабочие будни, январь проскочил незаметно, пришел февраль с его пронизывающими ветрами и серым низким небом. Однажды, когда после ужина пили чай на кухне, Варин телефон пропищал новым сообщением, и она взглянула на экран бегло. И тут же замолчала посреди разговора, отвернувшись к окну.

– Что, Варь? Что там за сообщение? От кого? Случилось что-нибудь, да? – участливо начала выспрашивать Ольга, видя, что Варя расстроена.

– Ничего не случилось, Оль, – тихо ответила Варя, не поворачивая головы. – Наоборот…

– Что – наоборот? – не унималась Ольга.

– Наоборот, говорю, все хорошо… Иван на мою карточку деньги прислал… Довольно крупную сумму…

– Ну? А чего ты расстроилась?

– Не знаю… Он ведь так и не позвонил мне ни разу… А деньги прислал.

– И что? Это разве плохо, Варь? Это значит, что он беспокоится о вас…

– Не о нас, а о Ясе, Оль. Ну, это вроде как алименты, что ли…

– А тебе обидно, да? Вон с какой тоской произнесла это слово – алименты… Ну, алименты, и что? Это значит, что Иван – хороший отец, добросовестный и порядочный, от ребенка своего не отказывается. Радоваться надо, а ты расстроилась!

– Да чему тут радоваться, Оль… – повернула к ней лицо Варя, и Ольга увидела, что она вот-вот расплачется. – Чему тут радоваться, не понимаю!

Ольга замолчала, вдруг осознав, что сейчас происходит с сестрой. Помолчав, спросила участливо:

– Жалеешь, да? Жалеешь, что все так получилось?

Варя ничего не ответила, только пожала плечами, едва сдерживая слезы. Ольга, чтобы как-то поддержать ее, заговорила тихо:

– Да ты поплачь, если хочешь, чего уж… Поплачь, поплачь, легче станет. Ты думаешь, я не понимаю тебя, что ли? Прекрасно я тебя понимаю… Жалеешь, да… Опомнилась наконец… Хмельной любовный ветер утих, и опомнилась. Но ты особо-то не жалей, Варь. Ты ведь все равно не любила Ивана. Ведь не любила, признайся? Если так легко ушла от него…

– Я нелегко ушла, Оль. Совсем нелегко. А относительно того, любила или не любила… Я теперь и сама не могу ответить на этот вопрос. Вот не могу, и все… Раньше знала, что не люблю, а теперь… Теперь уже ничего не знаю.

– Так и никто не знает, Варь. Любовь – это ж такая зараза… Или сразу на тебя обрушится да всю душу клещами вытащит, или спрячется в засаде, притворившись ненужной. А когда ты ее прогонишь как ненужную, тут она тебе и в спину ножом… Не можем мы ею управлять, любовью-то. Не поддается она управлению. Обмануть может, а поддаться – нет.