Телефон зазвонил в кабинете Хилари, на втором гудке она сама взяла трубку.

— Алло!

— Хилари? Это Джиллиан.

— Рада, что ты вернулась, дорогая! Фелисия передала мне твое сообщение. Но что привело голубку назад в Мекку? — Она весело рассмеялась.

— Кто знает? Господи, как же хорошо снова услышать твой голос. Каким показался тебе Париж?

— Изысканным. И дождливым. Коллекции были отвратительные. В Риме было гораздо лучше. И я столкнулась с Чекко, своим бывшим. У него новая любовница. Восхитительная девица, точно кобыла с белой гривой.

— Как он?

— Жив, что в его возрасте уже замечательно. Волосы дыбом, как подумаешь, сколько ему теперь должно быть лет… Не иначе, он тратит целое состояние, чтобы переписать цифры в паспорте. Бумага давным-давно протерлась до дыр…

И мы обе рассмеялись. Порой Хилари была злой на язык! Я никогда не видела Чекко, но впечатление о нем у меня сложилось плохое.

— Джиллиан, дорогая, как твои дела? Ты не ответила на мое последнее письмо, и я уж начала беспокоиться.

Как всегда, в ее хрипловатом голосе ощущался едкий сарказм, однако под ним таилась теплота. И этот ее тон, который давал понять человеку, что им искренне интересуются. Такой у Хилари был дар. Возможно, она выработала его в себе, однако я думаю, что это было от чистого сердца. Хилари была очень рада меня слышать и потребовала отчет: «Обо всех твоих новостях, дорогая! Иными словами, самое главное, Джиллиан: когда ты вернулась? давно ли ты здесь? и чем занимаешься?» Я кратко ответила на первые два вопроса, а потом рассказала ей про работу в «Вуманс лайф», про Джона Темплтона, про настоящее чудо — по меркам Нью-Йорка, когда тебе удается найти работу на восемь недель, про сломанные тазовые кости Джули Уэйнтрауб и даже про поиски необычной столовой. Я подумала — вдруг Хилари что-нибудь подскажет?

В трубке снова раздался веселый смех, а затем приказ:

— Эй, ты там, притормози! Что за чушь насчет Джули Уэйнтрауб и столовой? Если я правильно тебя поняла, ты ищешь сломанные тазовые кости, ты только что купила столовую Джули Уэйнтрауб? Или ты только что купила тазовые кости Джули Уэйнтрауб и сломала свою столовую… И есть ли у меня… что? Таз или столовая? У меня есть и то, и другое, но ты не получишь ни того, ни другого, и совершенно ясно, дорогая, что Нью-Йорк совсем вскружил тебе голову.

К этому времени я уже смеялась во весь голос, пытаясь объяснить все с самого начала, хотя знала, что Хилари и без того все прекрасно поняла.

— Если честно, Джиллиан, я никогда не встречалась с Джули Уэйнтрауб, но счастлива, что у тебя есть работа. Похоже, место как раз для тебя. Кстати, один мой давний друг работает как раз в этом журнале — его зовут Гордон Харт. Ты с ним уже знакома? Хотя за два дня ты вряд ли успела.

— На самом деле мы как раз знакомы. Он вполне приятный человек, правда, сыплет колкостями. Вот уж не догадывалась, что он твой друг; ты ни разу о нем не упоминала.

— Много лет назад я знала его жену, когда она была моделью, а я только что приехала в Нью-Йорк. Они разводились, и Гордон Харт собирался отбыть в Испанию. Наверное, хотел стать Эрнестом Хемингуэем от искусства или еще что. Через много лет я столкнулась с ним в Испании, а потом, уже работая в журналах, мы встречались на работе. Он один из тех немногих, благодаря кому подобные мероприятия не превращаются в кошмар. Харт талантливый, приятный. Что до сарказма, то это способ держать всю эту публику на расстоянии. Возвел вокруг себя стену высотой в милю… Но, главное, дорогая Джиллиан, как твой Кристофер, твоя большая любовь?

— Хилари, пока не знаю. Не могу об этом говорить.

— Правильно. Меньше слов, лучше настроение. Если я буду тебе нужна, ты знаешь, где меня найти. Почему бы тебе не заскочить вечером в четверг, выпить после работы? И мы поболтаем обо всем. И я прикину, кого еще пригласить к обеду. Например, Гордона. И еще четверых-пятерых. Жаль, времени осталось мало. Может, есть кто-то, о ком ты хотела бы меня попросить особенно?

— Нет, на твое усмотрение. Замечательная идея! Только, пожалуйста, деловая леди, подумайте насчет столовой, она нужна мне позарез. Хилари, ты просто чудо. Спасибо тебе. В котором часу в четверг?

— В шесть?

— Отлично. Я буду.

Да, это было приглашение, которое следовало принять! Хилари устраивала лучшие званые обеды во всем Нью-Йорке. И ее разведка работала как надо. В тот же день она мне перезвонила и сообщила, что вспомнила такую столовую, просто зашибись! Владельцами была супружеская чета, оба актеры. И во время занятий на курсах по сценографии жена, вооружившись кистью и красками, набросилась на столовую комнату в своей квартире. Теперь она называла ее «природная среда». Хилари дала более конкретное описание: «Когда ешь, чувствуешь, будто все обитатели джунглей заглядывают к тебе в тарелку». Она убедила меня, что попробовать стоит, поэтому я позвонила и договорилась, что приеду и посмотрю сама.

Столовая оказалась сногсшибательной, словно декорация к фильму: повсюду нарисованы деревья и цветы, над головой облака, озеро на полу, из-за нарисованных кустов высовывает головы всякое зверье. Мебель такая, что прямо сейчас на сафари, за исключением великолепного стеклянного стола, уставленного бесчисленными подсвечниками. Да, это было нечто!

Я назначила дату съемки.

Итак, я выполнила, по крайней мере, одно задание редакции. Я поспешила в отель; выпью-ка бокал чудесного холодного белого вина и немного посплю, пока дочь гуляет в парке.

Открыв дверь номера, я услышала телефонную трель, и впервые мне не пришло в голову предположить, что это может быть Крис. Разумеется, это был не он. Звонил Гордон Харт.

— Привет, я узнал от Хилари, что завтра вечером мы вместе приглашены к обеду. Могу я вас подвезти? — Его голос звучал мягче, чем в офисе. Скорее, как накануне, когда мы шли по улицам Нью-Йорка.

— Это было бы чудесно, но мы с ней договорились встретиться пораньше, чтобы выпить. Я не виделась с Хилари после отъезда из Нью-Йорка.

— Тогда не буду мешать. Как вам нравится работа?

— Нескучная и немного напоминает сумасшедший дом. Боюсь, я растеряла навыки.

— Уверен, вы справитесь. Я собирался сегодня пригласить вас на обед, но вы исчезли. Может, перенесем на другой день?

— Была бы рада.

— Тогда, считайте, договорились. Желаю хорошего вечера, Джиллиан. Увидимся завтра.

— До свидания.

Странный звонок, странный мужчина. Кажется, что между ним и остальным миром лежит целая пропасть. Говорит приятные слова, а сам холоден, как лед, и это сбивает с толку. И все же Гордон Харт — живой человек, не то что Мэттью Хинтон, например. Есть в нем и сила, и характер, и душа. И чувствуется, что в какой-то момент своей жизни он страдал. Вот только из-за чего? Или из-за кого? С этими мыслями я заснула.

Я проснулась, когда телефон зазвонил снова, и стала нашаривать рукой трубку, спросонок не отдавая себе отчета в том, что делаю. На сей раз это действительно был Крис. Сейчас мои мысли были исключительно приятные, я была сама нежность и думала лишь о том, как же сильно его люблю. Сонно улыбаясь, я посылала воздушные поцелуи, вслушиваясь в звук любимого голоса. А потом перевернулась на бок, чтобы посмотреть, который час… четверть пятого… значит, четверть второго в Сан-Франциско. И почему-то сразу вспомнила про Мэрилин. Не успев себя одернуть, едко поинтересовалась: «Где же Мэрилин? Разве она не приходит домой на обед»? Ох, вот и сорвалось с языка. Я прямо видела, как вздрогнул и отпрянул Крис, будто я залепила ему пощечину. Потом мы беседовали о моей работе, о погоде, о проектах Криса, о его съемках. И старательно избегали говорить о Мэрилин. Нелепый получился разговор. Мы играли в игру, и Мэрилин была тут как тут, словно слушала нас по параллельному телефону. Нам было неловко. Я была обижена и сердилась, а Кристофер явно ощущал себя дураком. Поделом. Пусть бы ему стало совсем плохо. Но подобные чувства Крису были неведомы.

ГЛАВА 20

В среду на открытии конноспортивной выставки было примерно то же самое, что на премьере оперы. Великосветское мероприятие! Место, чтобы себя показать и других посмотреть. Мэтт, как всегда, был очарователен, но мне показалось, что его лоск несколько потускнел. Он уже начал мне надоедать. Потом мы пообедали в «Каравелле», где все кланялись и расшаркивались перед месье Хинтоном. На сей раз газеты были милосерднее, чем прежде, но и полностью игнорировать нас не стали. Отметили наше присутствие, напечатав лишь фотографию.


В четверг я явилась брать интервью у Милта Хаули. Он обитал в пентхаусе на Юнион-Нэшнс-плаза, и я, собираясь с мыслями, замерла на тротуаре. Глядя вверх, в который раз поражалась величественным высоткам Нью-Йорка. Здесь все стремилось ввысь, было огромным. У вас захватывало дух от этой довлеющей мощи, и каждую минуту каждого дня вы знали — это то самое место. Мекка. Содом. Ад и райский сад. И я, подобно любому другому человеку, пронизанному трепетом жизни, была им очарована и покорена. Разглядывая дом высотой в пятьдесят этажей, я неожиданно поняла — мы с Нью-Йорком квиты, пусть даже завтра я уеду отсюда, чтобы никогда не вернуться. Именно такое обещание я себе дала, когда наш самолет приземлился в Нью-Йорке. Я держала этот город за хвост. А он держал меня за горло.

В апартаменты Милта Хаули меня впустила миниатюрная блондинка. По определению Хаули, его старушка. Нынешняя любовница. И с этого момента мой день завертелся, как вихрь. Из Рокфеллеровского центра Хаули нужно было бежать на встречу в «Даблдэй», чтобы подписывать поклонникам диски, потом к своему агенту для обсуждения контрактов, затем к трем часам на обед в итальянском ресторане, где в промежутке между салатом и фруктовым мороженым удалось вклиниться и мне, чтобы взять у него интервью. Интересная личность! Милт Хаули начал десять лет назад в Чаттануге, штат Теннесси, где пел блюзы, и успел выпустить незначительный хит в Голливуде, прежде чем вляпался в какое-то протестное движение, которое с завидной регулярностью, тридцать семь раз, приводило его в тюрьму. В общем, ему стало не до карьеры. Однако теперь он снова был на коне, этот мистер Суперзвезда. Три альбома за год, причем каждый разошелся миллионом копий, контракт на два фильма и выступления в Лас-Вегасе, Голливуде и Нью-Йорке. Полный набор.