— Ма?

Она не поздоровалась в ответ, только спросила:

— Тебе доставляет удовольствие меня мучить?

— Думаешь, я сам не мучаюсь?

— Тогда зачем вся эта клоунада?

— Хотел разобраться.

— Разобрался?

— Почти. У меня к тебе один вопрос. Последний. Почему ты больше любишь Игоря?

— Несмотря ни на что, я больше люблю тебя.

— Хорошо. Я спрошу иначе. Почему ты Игоря любишь больше, чем пап… Чем Астахова?

— Не знаю.

— Как “не знаю”? Задумайся. Это же очевидно, что Астахов лучше. Почему ты не можешь сделать выбор?

— Сердцу не прикажешь.

— Мама, ты умная расчетливая женщина. Какое сердце?!

— Антон, если бы в жизни все было так просто…

— Мам, все и вправду просто. Объясни, почему ты не оставишь Игоря?

— Не знаю. Наверно, потому, что с ним я могу быть сама собой. И мне не нужно ничего изображать, соответствовать какому-то чужому идеалу.

— А с отцом нужно?

— Да. Он… Не знаю, как это объяснить. Он какой-то… слишком большой и правильный.

— Понятно. В таком случае, мне тебя… жаль. Тамара грустно улыбнулась. Наконец-то сын ее пожалел. Правда, в каких выражениях! Да ладно, не будем придираться к мелочам.

— Чем же вызвана твоя жалость?

— А тем, что сегодня я для себя окончательно решил, что хочу соответствовать. Понимаешь, как ты говоришь, — “изображать и соответствовать”. Причем неМ горю, а Астахову.

— Это твое право. Астахов — достойный человек. Соответствуй ему, если сможешь. Но мне все равно обидно, что ты так к Игорю…

— Чушь! У меня с ним нет ничего общего. Он никто! Вон, посмотри.

Антон бросился к фотоальбому, лежащему на столе. Начал лихорадочно листать его.

— Посмотри! Кто все это время был рядом со мной? Кто спас меня, когда я тонул? Кто помогал учиться, в институт поступать? Кто?

Тамара закусила губу.

— Молчишь? Кто готов был горы свернуть для меня? Все это был Астахов. Вот, смотри на фотографии. Везде я, ты, Астахов… Вот я, вот Астахов… Вот ты.

Антон громко захлопнул альбом.

— А где твой Игорь? Я его презираю. Кто он такой?! На что он сподобился, кроме того, чтобы похныкать в твою жилетку? Пардон, в твой пиджачок, который сам же с тебя и снял!

Силы покинули Тамару. Она разрыдалась. Антон сначала застыл. Потом ринулся к двери, закрыл ее. И после этого бросился к маме:

— Ма! Ма! Перестань! Ну пожалуйста. Прости меня! Не слушай, что я говорю. Просто мне очень больно. За тебя же больно. Мам, ну прости.

И он сам начал плакать вместе с ней.

Но когда оба успокоились, примирения все равно не получилось. Тамара по-прежнему смотрела на него с испугом. А он на нее с горечью.

Уходя, Антон сказал:

— Я горжусь своим отцом! Астаховым. И горжусь своей фамилией. Астахов. А тебя я осуждать не вправе. Это твоя жизнь и решать тебе. Только знай… Разрушать нашу семью я никому не позволю: ни тебе, ни какому-то Игорю.

Когда захлопнулась дверь, Тамара опять расплакалась.

* * *

Света собрала изрезанный портрет Кармелиты. Хотела выбросить ошметки. Но стало так жаль свою работу! Сложила кусочки холста в пакет, перевязала его и подписала: “Портрет Кармелиты”.

Заправила в планшет чистый лист. Почувствовала, что в душе накопилась боль, требующая выхода. Взяла уголек, занесла его над чистым листом бумаги.

И вдруг вспомнила. Как же недавно и как давно это было! Табор Бейбута только приехал в Управск. Цыганки, и среди них Кармелита, рассыпались, как горох, по набережной. Она, Света, подошла к подружке, как договаривались, чтобы погадать. Все это казалось веселой игрой. До тех пор, пока Кармелита не посмотрела на нее долгим, понимающим, всевидящим цыганским взглядом: “Жених твой рядом ходит, а ты его не видишь. Зачем на других глазками стреляешь? А?”

Светка тогда замерла на секунду, очень уж серьезно, по-настоящему, все это прозвучало. Но потом встряхнулась: что за глупости! Это же игра. Они же заранее обо всем договорились. Нужно было просто помочь подружке.

А Кармелита тогда продолжила: “Девочка ты красивая, общительная, веселая. Ишь, какая шустренькая. Смотрю, женишка хочешь найти богатенького? Э-эх… Зачем богатого? Верного искать нужно! Ой, красавица. Злодейка хочет у тебя суженого увести… Но не волнуйся. Нет сил против любви. И жених с любимой останется… Все, что знала, сказала…”

Вот и разберись, кто здесь кто…

Что если богатый да неверный — Антон? А суженый, смешно сказать, — Максим… Кто ж тогда злодейка? Сама Кармелита.

Глупости!

Света постаралась вытряхнуть все эти мысли из головы.

Но уже через мгновение забыла обо всем, потому что рука с углем начала быстро выводить на бумаге смелые линии, одну за другой.

И из всей этой россыпи вскоре возник портрет.

Портрет Максима.

* * *

Степка, зараза, Люците ничего не сказал. Вообще ходил обиженный. Хотя его, конечно, тоже можно понять. О своих нежных чувствах он ей давно уже поведал. А она — ноль внимания. Все за Миро безнадежно увивается. Да тут, в последнее время, еще и Рыч за ней ходит…

В общем, молчал Степка, как разведчик. Но по одному его таинственному виду Люцита поняла, что правильно копает.

И снова она крепко и надолго задумалась. Хорошо бы еще что-то припомнить из тех дней. Вот чем, например, каждый из этой троицы — Степка, Сашка, Халадо — тогда занимался? Надо же, напрочь из головы вылетело… Хотя…

Кажется, да нет — точно! Точно, именно тогда гад-жо на цыганское кладбище покушались. И его охраняли по очереди. Но как-то не сильно по очереди. Героический Сашка чаще всех на кладбище отирался. За это все его и хвалили.

Стоп! Вот оно — кладбище!

А что? Самое подходящее место для хранения золота. Только где оно там может быть? Кладбище большое, да еще и в темноте можно не заметить, пропустить момент, когда Баро тайник откроет. А ведь полнолуние одну ночь длится. Пропустила — и жди потом целый год полнолуния после Ивана Купала.

Нет, точно нужно с Сашкой поговорить — на него вся надежда.

А Сашка — душа-человек — все надежды оправдал. Ежеминутно повторяя “а то!”, все выложил. И то, как увидел он таинственное свечение в склепе, когда туда Баро заходил. И как испугался… то есть нет, не испугался, а просто заинтересовался. И побежал к кузнецу Халадо советоваться. А потом уж, вместе с ним, к Степке. И как, наконец, все вместе, втроем пошли к барону с требованием рассказать, что это за ерунда такая таинственная…

И в финале Сашка особо цветисто изложил, как Халадо и Степка испугались этого свечения в склепе. А это всего-навсего, ха-ха, лампочка оказалась!

Вот и всех делов!

* * *

Лицо плачущей матери стояло у него перед глазами. Но как только Антон слишком уж начинал жалеть Тамару, эта картинка сменялась другой, той, что он увидел в конторке Игоря. И тогда Антон опять начинал ненавидеть ее. И когда ненависть достигала края, снова жалел.

И так до бесконечности. От этого можно было сойти с ума.

Оставался только один выход — вернуться к Свете, доброй, нежной Свете. Она успокоит, с ней хорошо — уютно. Когда она рядом, ему, Антону, всегда везет.

А тот случай с ней и Максимом… Она, конечно, не права. Так ведь и он хорош. На мать обиделся, а злость всю излил на Свету.

Надо вернуться, без этой светлой девушки в жизни никак.

— Света, открой, пожалуйста!

— Нет! — твердо сказала Света через дверь.

— Ну пожалуйста. Мне очень нужно с тобой поговорить! Слышишь?!

Доброе женское сердце…

Света выглянула в дверь, твердо зная, что не пустит его в дом:

— Ну что тебе? По-моему, все, что мог, ты уже сказал. Больше нам не о чем говорить.

— Светочка, не прогоняй меня! Пожалуйста… Ты мне очень нужна.

— Нужна? А мне так не показалось во время нашей последней встречи. Пока!

Света собралась захлопнуть дверь. Но он заговорил, с небывалым жалостливым напором:

— Подожди! Постой! Не захлопывай дверь! Ты себе представить не можешь, как мне сейчас плохо! Я никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и обманутым!

Света строго нахмурила брови:

— Антон, хватит. Если ты опять о нашей прогулке с Максимом, то я тебя ни в чем не обманула!

— Света-Света… Честно говоря, вся эта история с Максимом — просто ерунда по сравнению с тем, что я хочу тебе рассказать.

— А нужно ли?

— Нужно. Если я не расскажу, то моя голова расколется на… на…

— На фиг! — подсказала девушка.

— Нет. На тысячу маленьких кусочков. Света, ты единственный человек, которому я доверяю.

— Ну, ладно, — смилостивилась хозяйка дома. — Давай поговорим, букет несчастий. Проходи.

Антон был очень рад оказаться внутри дома. Он знал, что она его пустит к себе. Знал!

— Спасибо, Света. Ты для меня самый близкий человек.

— Пить что-нибудь будешь? — провокационно спросила Света.

— Да, конечно, — с легкой усмешкой сказал Антон. — Чай или кофе.

— Тогда подожди в студии. У меня там сахар закончился. Я сейчас быстро с кухни принесу, и мы поговорим. О’кей?

— О’кей, — кивнул Антон, входя в студию.

И тут он увидел портрет Максима, выведенный углем на белой бумаге. Портрет получился хороший, страстный, сильный.

И после этого она будет утверждать, что у них с Максимом ничего не было?! Ага — нашла дурака!

Вошла Света, неся в руках баночку с сахаром.

— Похож… — Антон кивнул на портрет. — Не иначе, с натуры рисовала. Знаешь, а в полный рост и голым получилось бы лучше!

Света положила сахар на стол и спокойно, как доктор больному, сказала: