Интересно, по какому принципу Тереза выбирала? Не по внешности, это точно… хотя цвет глаз у них одинаковый… Серый. Черты лица у британца резче, он более высокий и накачанный. Владимир же, когда много играл в театре, старался сбросить вес — ему так было легче на сцене.

Телефон у нее по-прежнему был выключен.

— Пора на сцену!..

Режиссер решил объединить «Маленькие трагедии» со «Сценами из Фауста», и Мефистофель из Владимира в тот вечер получился отменный. Как и герцог из «Скупого рыцаря». А какой дон Гуан! Даже критики были в упоении, не говоря уже о зрителях.

Той же ночью Зубов записывал интервью для утренней программы «За завтраком» на одном из центральных каналов. Как обаятелен, остроумен и прекрасен он был в той телепередаче! Как горели его глаза!

Когда Зубов сел в машину, чтобы ехать, наконец, домой, ему позвонила Тереза.

— Привет! — радостно поприветствовала она его. — А я только что освободилась. Смотрю, столько пропущенных… Я уже на вокзал еду, чтобы попасть к тебе на завтрашнюю премьеру. Как прошел показ?

— Прекрасно, — очень четко и спокойно проговорил он. — А как поживает твой британец?

— Кто?

Как она умеет хорошо выражать удивление голосом! Какая достоверность!

— Забыл фамилию, — небрежно бросил он, — он еще сейчас снимается в экранизации «Джейн Эйр».

— Поняла, Роберт Рэнделл. Не знаю, но думаю, что хорошо. Володя, мне надо тебе сказать… Я…

— Послушай, — прервал он, — хватит. Довольно… Будет уже. Знаешь, что я скажу тебе? Ты тоже неплохо провела лето. С пользой.

— Володя, — осторожно поинтересовалась она, — в чем дело?

— Да ни в чем… — он тщательно контролировал свои интонации. Не повышать на нее голос. Не кричать. Не потерять лицо и остатки самоуважения. — Я понял тебя. Наконец, понял… Ты — лживая тварь. Я — наивный болван… Мое влечение к тебе нелепо. Я это понял — и теперь я в порядке.

— Володя, — почти нежно выдохнула Тереза, — не смей разговаривать со мной таким образом…

— Ничего, ты столько лет терпела, что с тобой подобный образом разговаривал твой супруг. Потерпишь еще. Тебе не привыкать!

— Возможно, — задумчиво проговорила она, — но, знаешь, я решила для себя, что больше никто не посмеет заговорить со мной так… Никто и никогда.

Владимир нервно рассмеялся — как же это все было нелепо:

— Довольно… Хватит, Тереза! — он мог лишь радоваться, что он находится за несколько сотен километров от нее и по телефону не сможет убить… Иначе он бы ее просто-напросто задушил. — Не ожидал я, что ты такая… расчетливая. И очень-очень умная… с неплохим вкусом. И на черные платья, на жемчуга. И на мужиков.

— Возможно, не с очень-то хорошим. Особенно в твоем случае, — откликнулась она.

— Возможно… — он сделал над собой усилие и перестал сжимать кулаки. — Однако на фотографиях ты со всеми смотришься превосходно!

— На каких фото? Ах, ты про «желтую» прессу? — усмехнулась она. — Они много интересного… и грязного придумывают. Но позволь мне вернуть твою же фразу: в чем ты имеешь право меня упрекнуть?

— Ты абсолютно права. Ни в чем…

— Вот и хорошо. Всего тебе доброго.

— И тебе тоже, — и он нажал на отбой.


Сутки, оставшиеся до премьеры, он провел прекрасно. Хорошо выспался. С аппетитом позавтракал. Позвонил своей молоденькой пассии, с которой познакомился в Санкт-Петербурге, пригласил на премьеру «Маленьких трагедий» и последующий банкет. При этом он не отдавая себе отчета, зачем сделал это. Не назло же Терезе, в самом деле…

Играя спектакль, Владимир добавил в свои роли едва различимую толику насмешки над собой, еле заметные штрихи ярости. Да легкие оттенки безысходности…

Потом он сиял, подписывая фотографии и плакаты со своим изображением. Спрашивал, как зовут каждую поклонницу, писал «с любовью» и ее имя, чего за ним отродясь не водилось. Не отказал никому из желающих сфотографироваться. Безропотно отправился на празднование премьеры — вот уж все удивились. За эти годы и коллеги, и режиссеры привыкли, что он уезжает сразу после спектакля. Представил всем свою девушку, смущенную, счастливую и необычайно хорошенькую. Поболтал со Степой, который не мог пропустить мероприятия, связанного с именем Владимира Зубова. Выпил фужер шампанского. Послонялся среди журналистов…

А потом дал в морду Павлу Туру, подошедшему к нему со словами:

— Ты такой же напыщенный козел, как и бывший муж Терезы!

Глава тридцатая

— Ну, ты и козел! — Степан стоял на пороге квартиры самого красивого актера российского кино и по совместительству начинающего режиссера Владимира Зубова.

Директор по развитию сначала очень долго звонил в домофон — никто не открывал. Потом он просочился в подъезд с какой-то молодой дамой, помогая ей с коляской. Поймал на себе подозрительный взгляд охранника — хорошо еще, что не пришлось объясняться… Наверное, охранник решил не связываться с представительным, дорого одетым господином, но все равно было неприятно.

— Ты козел и урод! — с еще большим укором сказал Степан бывшему однокурснику.

— И козел, и урод, — меланхолично согласился тот, — водку будешь?

— Буду, — злобно ответил друг.

Они прошло на кухню. Одинокая початая бутылка стояла на столе. Еще одна, пустая, примостилась под столом. Пепельница была полна окурков. Хорошо еще, что сизый дым не клубился — иностранная вытяжка справлялась великолепно.

— А потом мы еще обижаемся, когда видим, как нас иностранцы изображают… — оглядел все это великолепие Степан. — Штампы, говорим, клише! Русские и водка! Однако как ты тут «истерзанную душу» лечишь?.. Значит, ничего они не приврали…

— Ну да, это с матрешками они перебарщивают, — закусывая огурцом из банки, хмыкнул в ответ Зубов. Сизая щетина пробилась по скулам «безукоризненной лепки». — Хотя, погоди… — Владимир вышел из кухни и вернулся… с матрешками. — Есть они у меня, сыновья Терезы подарили… пошутили.

— Замечательно, — упоминание о Терезе настроило Степана на решительный лад, — вот как раз о ней давай и поговорим.

— А у меня выходной, — гордо ответил Владимир — После пяти дней премьерных спектаклей подряд. Успех… — он воздел руки и скорбно окончил: — полный.

— Ну да, все заговорили о твоих потрясающих актерских способностях, а не только о твоей красоте.

На лице Зубова проступила пьяная дурашливая ухмылка:

— Только со мной Марина не разговаривает.

— Марина — это твоя любимая партнерша, с которой вы производите фурор незамысловатым, в общем-то спектаклем про Одиссея и Пенелопу?

— Точно. А еще она девушка одного из Туров! И она почему-то убеждена, что я — исчадье ада и виноват во всем. Я с ней на сцену боюсь выходить, она же донна Анна… У меня, бедного дон Гуана, почти нет шансов дождаться статуи, чтобы меня добили. Она меня сама задушит рано или поздно. А счастье у нее в глазах, когда я кричу: «Я гибну, гибну, донна Анна!». Так же нельзя, она же мой друг!

— Скажи еще, что вы с Туром подрались у нее на глазах.

— Конечно! У нее на глазах, у тебя на глазах. У всех на глазах! А доброхоты видео уже на «Ютуб» выложили, — Зубов засунул руку в банку и попытался выловить последний огурец. — Так что я знаю, что я козел и урод. И все это знают! — наконец он поймал огурец и захрустел им.

Поскольку хозяин дома целиком погрузился в свои мысли и поедание последнего огурца, Степан нашел чистую стопку и сам себе налил. У него организм тоже требовал алкоголя. Что он, не человек что ли?.. Сам нашел, сам разлил: Зубов уже слабо реагировал. Однако когда Степан потянулся к своей рюмке, хозяин опрокинул и свою.

— Ты бы хоть чем посерьезнее закусывал, — скривился друг.

— У меня нет задачи поесть. — Снова включился Владимир. — У меня есть задача — нажраться!

— И как? Получается?

— А то! — актер щедро, через край плеснул водки по стопкам. — Я всегда добиваюсь поставленной перед собой задачи. — Зубов поднял палец и медленно выговорил: — Я… целеустремленный! И популярный! Пять тысяч просмотров на Ютубе за вечер… — он закатил глаза.

— Точно, — Степан, не дожидаясь хозяина, вылил водку внутрь организма и прислушался к своим ощущениям. — Слушай, может быть, ты мне еды какой-нибудь дашь? Я весь день на ногах. И как обычно, без обеда… Еда-то у тебя есть, популярный ты мой?

Владимир решительно закивал и, пошатываясь, отправился исследовать недра своего огромного двухкамерного холодильника. Открыл, внимательно посмотрел вовнутрь… Закрыл дверцу, прижался к ней лбом.

— Что же я наделал? — пробормотал он.

— Сядь, — велел ему Степан, — я сам.

— А у меня выходной, — негромко ответил ему актер.

— Понял я, понял, — директор по развитию извлек из недр холодильника кусок запеченного мяса, подозрительно его обнюхал — нормальный вроде. — У тебя выходной. А до этого ты несколько дней подряд потрясал всех неземной игрой. А до этого подрался на глазах изумленной публики с этим родственником Терезы Тур. — Степан нашел еще огурцы и помидоры, прекрасно… — И все бы ничего. Ну, дал ты Туру в торец. Неприятно, конечно, но мало ли, бывает! Но ты еще раскрыл рот и наговорил такого, чего не стоило говорить ни при каких обстоятельствах. Ты порадовал всех подробностями своего романа с Терезой Тур. А как ты комментировал ваши отношения! И при этом ты еще и не выбирал выражений! И был весьма убедителен и экспрессивен. И, как ты справедливо заметил, все это выложили в Интернет… — с этими словами Степан поставил банку на стол.

Владимир негромко, но тоскливо завыл, глядя на банку… Степа тем временем сунул мясо греться в духовку, помыл и крупно порезал овощи:

— Ты когда заведешь кого-нибудь следить за своим хозяйством?