26

Роды начались раньше срока на восьмом месяце, хотя видимых причин для этого не было. Просто отошли воды, когда я стояла на кухне, нарезая мелко зелень для салата. Рома был в этот момент рядом и такого страха в его глазах, я, пожалуй, не видела даже там, в кабинете, когда чуть не спустила курок. Хотя тогда из-за слёзной пелены я, вообще, мало что видела в тот момент.

— Тридцать семь недель — это, вообще, уже доношенный ребёнок. У вас не преждевременные роды, а физиологические. — успокаивающе говорила фельдшер в машине скорой помощи, когда мы ехали в перинатальный центр.

— Что это значит? — мой умный Удав совсем растерялся, до него не доходил смысл слов и его рука которой он нежно держал мою ладонь была холодной, отчётливо дрожащей.

— С тридцать седьмой недели, по сороковую, оптимальный период для рождения ребёнка. После сороковой недели ребёночек считается уже переношенным. Наоборот, хорошо и легко сами родите. У вас такой примерный вес плода хороший. Три килограмма. Богатырь! — с улыбкой сказала женщина, только Рому её речь вовсе не успокоила.

— Да, ему просто тесно стало. — поддержала врача с улыбкой, мне было волнительно — хорошо, чего нельзя было сказать о Роме.

Его трясло, лицо не выражало ничего, кроме, страха и недоверия словам фельдшера, взгляд растерянный, но он промолчал, чтоб меня не нервировать. А я же отчего-то не чувствовала ни тревоги, ни беспокойства. Волнительно только было, от понимания, что уже сегодня я возьму нашего сына на руки. Я знала, что всё будет хорошо, малыш родится здоровым и нет причин для беспокойства. Разве что Рому хотелось пожалеть, больно печально он выглядел.

Сами роды проходили легко и не только под контролем лучших врачей, но и под неусыпным и чутким вниманием Романа. Он хоть и короткое, но всё время родов, стоял позади меня и едва касался моего плеча. Следил больше за действиями врачей, а когда Ванечка родился, поцеловал меня стремительно в пересохшие губы.

— Спасибо за сына Кира. — шепнул на ухо хотя наш мальчик так громко кричал, но я его услышала.

Ответить только не успела, лишь встретились с ним взглядами и мне на грудь положили Ванечку. Такой горячий, тяжёленький, и совсем на Рому непохож. Наш первенец — моя маленькая копия в мужском варианте. Тёмные глазки и тёмные волоски на голове. Ничего общего с тем мальчишкой из сна, которого Рома поднимал над головой.

Несколько минут нам дали полюбоваться нашим сыном, а потом забрали, перерезав пуповину.

— Когда мне его вернут? — спросила с тревогой, это Рома мог подойти к столу, где обмывали и измеряли ребёнка, что он собственно и сделал, а я была по-прежнему прикована к кровати.

— Вернут, не переживайте мамочка, себе точно вашего малыша не оставим. — сказала одна из медсестёр улыбаясь, и ставя мне капельницу.


Спустя три часа, мы нашей маленькой семьёй в три человека были в палате. Я, полулёжа на кровати, держала Ванечку на руках у груди, малыш уже поел и безмятежно спал, но я не могла спустить его с рук. Рома, похожий на врача в белом халате, стоял на коленях опираясь локтями на кровать и, так же как я, не мог оторваться от ребёнка.

— Возьми его на руки. — попросила Рому, осознав, что за это время он подержал его лишь однажды, ещё в родзале.

— Сейчас. — Рома моему предложению обрадовался, встал, подвинул кресло вплотную к моей кровати и осторожно взял на руки сына.

— Один есть, осталось ещё девять. — с улыбкой глядя на Ванечку, прошептал Рома.

— Каких девять? Ты с ума сошёл? Максимум ещё двоих. — так же тихонько возмутилась, всё-таки рожать мне, а не Роме.

— Ладно. — согласился Рома, но больно хитро прищурился в этот момент.

Эпилог


Пять лет спустя

Я готовила на кухне ужин, когда ко мне подбежала Наташа.

Дочь Сони и Егора. Она гостила у нас, пока её мама была в роддоме, родив ей на днях младшую сестрёнку.

— Тётя Кила, а Ваня не даёт мне поиглать в палавозик. Они со Славой сказали, что девочкам нельзя иглать в палавозы. — малышка под конец своей жалобы скуксилась и чуть ли не расплакалась.

Присела на корточки перед ней, чтоб предложить кое-что поинтересней.

— Подумаешь, паровозы. Ерунда какая! Мы с тобой лучше манник на десерт испечём. Поможешь мне? — можно было и не спрашивать, Наташины глазки загорелись восхищением.

Какой ещё ребёнок, откажется повозиться на кухне с тестом. Тем более когда тесто на десерт.

— Да! — звонко, почти взвизгнула девочка.

— Тогда мой ручки, — подставила к раковине специальную лесенку-табуретку и малышка ловко на неё взобралась, старательно откручивая кран с водой, — Оденем тебе фартучек, чтоб платье твоё красивое не испачкать. — Соня с Егором малышку наряжали как куколку, она и была похожа на куколку.

Большие зелёные глаза, густые пепельные волосы вились мягкими кудряшками, пухлые губки бантиком и милое личико с тёмными бровками и длинными ресничками. Глядя на все эти бантики и рюшечки, испытывала добрую зависть. Мне тоже хотелось девочку, но вторая моя беременность завершилась рождением ещё одного сына.

Повязала Наташе фартучек, тот, правда, был ей почти до пола, но я планировала усадить её за стол, чтоб она не запнулась.

Когда тесто почти было замешано и я уже натирала форму маргарином, на кухню пришли и мальчишки. Ваня поджал губы, бровки домиком и возмутился;

— Я тоже хотел тесто замешивать! Мама, почему ты меня не позвала?! — рядом с возмущённым Ваней, мялся трёхлетний Славочка, наш с Ромой младший сын, тот самый светловолосы мальчишка из моего давнего сна.

— А ты уверен, что мальчикам можно готовить? — задала наводящий вопрос, и Ваня сразу понял, что я имею в виду.

— Наташа, ты можешь идти играть в паровоз! Я маме сам помогу! Только ты Славку возьми, а то реветь будет! — громко, очень громко заявил Ваня, забираясь на стул.

Наташа довольная Ваниным разрешением, спрыгнула со стула и попыталась снять фартук.

— Давай я тебе помогу. — сняла с малышки фартук, потянув за тесёмку бантика.

— А Ваня луки не помыл. — шепнула Наташа, сейчас был бы тут Роман или его отец, Наташу бы обязательно назвали стук-стук, того гляди и хором.

— Ваня руки мыть, и тебе Наташа тоже ручки стоит помыть. — смахнула с её носика муку.

Потом Ваня с Наташей толкались на лавочке и не могли поделить сначала мыло, потом воду. И что удивительно, когда они долго не виделись, то скучали друг по другу, а стоило их соединить, мир длился буквально час, от силы два. Затем следовала невероятная борьба за всё подряд, дружбе наступал конец, и их было проще развести по разным углам, нежели помирить.

Уже после ужина, водных процедур, уложив всех детей спать, я зашла в ванную комнату. Хотела достать из стиральной машины постиранную детскую одежду и развесить на сушилке, но вместо этого сняла с себя футболку и принялась придирчиво оглядывать своё тело в зеркале.

— Чего ты тут крутишься? — Рома заглянул в ванную комнату как раз невовремя.

Когда я разглядывала свои бока. После двух беременностей на них растяжки появились, да и вообще они, бока эти стали больше.

Потому что наш младший сынок Славочка очень любит блинчики, и я пеку их почти каждый день, ибо накормить чем-то другим сейчас младшего сына просто невозможно. Зубки беспокоят малыша. Последние моляры даются очень тяжело. Но как напечь блинов, и самой их не отведать? А сегодня вместо блинов был манник, а это тоже не лучше, даже хуже, так как сахара в нём больше, а я съела целых два куска.

Рома завис на пороге, в ожидании моего ответа.

— Я разжирела. — призналась, чего, и опустила руки, а в довершение ещё и надулась сама на себя.

— Где это? — удивлённый Рома со своим идеальным телом не видел в моём неидеальном ничего ужасного.

Зашёл в ванную комнату и закрыл за собой дверь на щеколду, которая с появлением детей в доме, была приделана Ромой лично почти под верхним углом.

— Вот, бока. Растяжки. — собрала руками жирок на боках немного, конечно, Ника куда больше меня поправилась после родов, а о Соне и говорить нечего, она и так не худая была, но всё же лишние пять килограмм у меня точно есть.

Рома встал позади почти вплотную, провёл ладонями по моим бокам.

— Это, между прочим, мои любимые бока, у тебя из-за них такая талия стала выразительная. Какие-то глупости Кира-а-а. Чувствуешь, как я тебя хочу? — толкнулся в меня своим твёрдым «хочу», — Но, если хочешь, могу тебя потренировать. Хочешь? — шепнул мне на ухо так горячо, стягивая с меня домашнее трико вместе с трусиками.

Свободной рукой отодвинул лифчик сжал грудь, он что-то спросил, только что, а я уже забыла и не ответила. Рома задал свой вопрос ещё раз.

— Так как? Хочешь я тебя потренирую Кира-а-а. — горячо и протяжно прошептал моё имя на ухо, ведя рукой по животу.

На это Кира-а-а у меня уже давно был рефлекс. Я моментально возбуждалась и меня несло в мир разврата. Пусть мы уже почти шесть лет женаты, между нами не всегда всё гладко, бывают недопонимания и мелкие ссоры, но это всё равно до сих пор работает и неизвестно, потеряет ли когда-то силу. Наверное, разве что тогда, когда Рома перестанет так растягивать моё имя.

— Хочу да… — упёрлась бёдрами ему в пах, он тоже хочет, но, как и я, явно не тренировок со мной.

Хотя…

— Тогда начнём с растяжки. Запомни Кира-а-а тренировку всегда нужно начинать с растяжки. — повёл рукой между ног по внутренней стороне бедра, и аккуратно подняв одну ногу, уложил её на мраморную столешницу раковины.

Я немного наклонилась вперёд, потому что мне было не очень удобно, в конце-то концов я не балерина.

Рома провёл пальцами по моему позвоночнику, крепкой рукой подхватил под живот. В отражении зеркала любовалась сейчас не им, а тем его обжигающим взглядом на меня. Небольшая заминка с его одеждой, потёрся головкой члена о клитор, и плавно вошёл в меня, до упора. Я опустила голову, отводя взгляд от отражения в зеркале, и прикусила губу, чтоб не стонать в голос.