– Ты хочешь позавтракать? – мягко спросил Стюарт.

– Нет. Все что я сейчас хочу, – рядом со мной. Стюарт сжал плечо Джека:

– Если бы ты сам мог поверить в это. Позже, по пути к Анне, Джек сказал:

– Может быть, остановиться и купить вина? – Он кивнул в сторону магазина на противоположной стороне от магазинчика миссис Ким. Гектора не было около корейской бакалеи – конечно же, она закрыта на выходные, и, несомненно, парень ужинает дома, со своей маленькой женой, в семейном кругу.

Стюарт подъехал к тротуару. Джек пронесся по маленькому магазину и выбрал бутылку дорогого белого вина.

Прямо за магазинчиком был бар, куда часто ходил Гектор. Нужно проверить, просто посмотреть. Джек поймал взгляд Стюарта и показал на бар. Зашел, роясь по карманам в поисках мелочи для автомата с сигаретами и одновременно оглядываясь по сторонам в тускло освещенном помещении. Здесь Гектора тоже не было. Он нажал на одну из кнопок на автомате – оттуда выскочили длинные женские ментоловые сигареты – и пошел обратно к Стюарту.

– Просто хочу курить. – Джек развернул целлофан на пачке «Вирджиния Слимз».

Стюарт посмотрел на него:

– Твой мальчик, должно быть, на какой-то частной вечеринке.

Джек прикурил.

– Да, – ответил он, разозлившись, что Стюарт понял его уловки, а еще больше от того, что Гектора нигде не было. – Наверняка.

Стюарт фыркнул:

– Ты меня удивляешь.

Джек выдохнул, пуская дымок кольцами и изогнувшись, как Марлен Дитрих:

– Я сам себя удивляю.

Ближе к полудню Анна вошла, чтобы посмотреть на Флинн. Та все еще была в постели, рядом с ней свернулся на подушке кот. Она тихонько позвала внучку, но Флинн не пошевелилась.

Все было готово, в доме убрано, Анна только не хотела пылесосить, пока Флинн не проснется. Марвин и Кристин загружали глиняные головы в «Фольксваген». Анна наблюдала из кухонного окна, как зять укладывал отвратительные бюсты в кузов.

– Это назад, – сказал он Кристин, которая согнулась под тяжестью фигуры, представляющей Рональда Рейгана и каннибала Эда Гайна.

В воздухе кружился снег. У Марвина были голые ноги, из-под военной куртки виднелись только полы цветастого халата. Анну накрыла волна ностальгии, неподдающейся описанию боли – потеря дочери, мужа, юности, которая у нее когда-то была и заставляла ее вот так же стоять на снегу полураздетой, ошеломленной блаженством любви. Анна открыла окно шире – на кухне становилось жарко. Кристин хихикнула, когда Марвин что-то достал из кармана. Трубка. Марвин протянул ее Кристин, и Анне показалось, что он сказал:

– Положи немного в чашку и затянись, а потом подожди, пока зазвонят колокольчики.

Анна с грохотом бросила на пол несколько крышек от кастрюль. Марвин посмотрел наверх, как она и хотела.

– Анна? – Через минуту он, запыхаясь, вошел на кухню.

– Да? – ответила она.

– Это не то, что ты подумала.

– Мне показалось, что это марихуана. Или я ошибаюсь?

– Нет. Ты с ума сошла? – воскликнул Марвин.

– Нет. Конечно же, я предполагаю, что ты не куришь, когда Флинн под твоим присмотром. Девочка начнет переживать, если увидит тебя курящим или под действием наркотика.

Он отмахнулся:

– Это не наркотик.

Анна начала чистить картошку:

– Тогда я не беспокоюсь. Кристин будет с нами ужинать?

– Нет, – ответил зять, – у нее другие планы.

Анна открыла духовку и полила жиром индейку, раскладывая приправу вокруг птицы. Когда она повернулась, Марвин был все еще здесь.

– Правда? – сказала она. Он провел рукой по волосам:

– Наверное, ты разозлишься, но Богом клянусь, я вспомнил только сегодня утром, точнее, десять минут назад, когда понял, что Флинн еще в постели.

– Что? – встревоженно воскликнула Анна.

– В День благодарения мы всегда отмечали день рождения Флинни.

– Я думала, что она родилась на второй неделе декабря?

– Да. Но мы поменяли дату. Слишком близко к Рождеству. В любом случае, Флинн всегда очень грустит в свой день рождения, и в этом году, без Поппи, ей, возможно, будет еще хуже.

– Если бы ты сказал мне раньше! У меня ничего нет для нее. И я не знаю, какой подарок она хочет.

– Я знаю. И это может быть подарком от нас обоих. У Кристин это есть дома. Просто нужно съездить и забрать.

– Что это?

– Собака. Щенок. Флинн просит собаку с тех пор, как научилась говорить. Кот был просто компромиссом. Ну, что ты думаешь?

Анна налила кружку кофе и села. Собственно говоря, прошлой ночью ей снилась собака, и позапрошлой тоже. Собака, бегающая вокруг домика в штате Мэн. Там много акров земли и достаточно комнат, чтобы завести собаку. Если щенок сделает ее внучку счастливой и станет еще одной причиной для переезда из Бостона, почему бы и нет? Она посмотрела на Марвина. Ей хотелось, чтобы ее зять надел на себя еще что-нибудь.

– Что там за собака?

– Кажется, бордерский колли. Без паспорта.

– Ну что ж, бордерские колли не такие уж и большие. Марвин вернулся домой, как раз когда Флинн вышла из спальни. Анна поняла, что этот щенок – уже сейчас весящий сорок фунтов, – ньюфаундленд.

– Ой! Я так и знала! – Флинн встала на четвереньки. – Я знала, что он придет ко мне.

– С днем рождения, милая. Это тебе от нас с бабушкой.

Флинн улыбнулась, это была первая искренняя улыбка, которую Анна сегодня увидела.

– Спасибо. – Девочка крепко обняла бабушку.

– Пожалуйста, милая. Может быть, ты хочешь вывести его пописать? Щенкам нужно много писать. Выведи его на улицу, за забором он будет в безопасности. – Анна посмотрела, как Флинн вышла на улицу. Затем повернулась к Марвину: – Это чертовски большой колли.

– Правда? – Марвин повернулся к ней, он мечтательно улыбался.

– Кто сказал тебе, что это колли, Марвин? Это ньюфаундленд и, похоже, чистокровный.

– А они хорошо ладят с детьми?

– Эта собака вырастет огромной. Думаю, около ста пятидесяти фунтов.

– Ого! Я же не разбираюсь в породах собак. Я взял его в приюте. Что мне с ним делать? Отнести его назад и взять что-нибудь поменьше?

Анна подняла брови:

– А ты не думаешь, что Флинн уже назвала его и спланировала его будущее? Слишком поздно.

– Прости меня, Анна.

– О, ладно, думаю, мы справимся. Я не люблю больших собак, но если она сделает Флинн счастливой, привыкну. В любом случае, говорят, что ньюфаундленды – лучшая порода для детей.

Марвин обнял ее и поцеловал в лоб.

– Спасибо, – сказал он тихо.

Флинн под столом играла с собакой. Щенку очень нравилось жевать шнурки, и каждые десять минут бабушка или Грета просили, чтобы Флинн убрала щенка. Волхвов он уже съел. Но Флинн знала, что они найдут способ общаться с ней, они будут жить в ее снах. Большая собака, с множеством комнат для людей, которые иногда были волхвами, иногда маленькими звездочками, а когда они не могли сделать выбор, превращались в кучеров. Вот только когда они становились кучерами, они становились не очень-то приятными. Большие и злые, они говорили, как Глэдис Найт покинула их и оставила под землей. Они жаждали мести. А еще, когда они были кучерами, они все время отдавали Флинн какие-нибудь приказы. Сегодня они сидели у нее на груди, поэтому она не могла встать с постели, когда ей этого хотелось. Оставалось только лежать под утренним солнышком, пока они рассказывали ей, что мать никогда ее не любила и больше не вернется. Они говорили, она виновата, что ребенок Греты умер, потому что Флинн так эгоистично хотела, чтобы Грета была ее мамой. Грета не будет ее новой мамой; она уже удочерила девочку вместо Флинн. Даже бабушка, говорили они, не так уж сильно любила ее. Она только терпела Флинн, потому что хотела, чтобы Марвин был с ней. Флинн думала, что, возможно, это правда; ее бабушка и папа на самом деле любят друг друга, хотя и не верила, что Анна и Марвин наняли людей, чтобы Флинн украли посреди ночи.

– Флинн, убери собаку, – сказал папа откуда-то сверху. – Отведи пса в гостиную.

Флинн взяла щенка и сделала, как было сказано. Новая глухая дочка Греты, Лили, пыталась поймать щенка. Лили было всего три года, но Флинн знала, что кучера заставляли ее совершать плохие поступки. Они велели дернуть щенка за хвост и очень смеялись, когда девочка сделала это. Флинн слышала внутри Лили какой-то шум, продолжительный крик, плач и мольбы о помощи, злобные крики, что ее не замечают и не любят. Быть глухим означает способность читать мысли людей. Флинн могла видеть душу Лили. В других жизнях глухие обычно становились святыми. Вероятно, Лили могла быть Жанной дАрк: вокруг нее сиял нежно-голубой свет ангелов. Вся злость этого человека, Джека, сидящего напротив бабушки, попадала прямо в голову Лили. А через Лили эту злость чувствовала и Флинн: это было, словно кто-то подержал две ложки над свечами, а потом прижал их к вискам. Слышалось жужжание пчел. В глазах Анны был страх, его голосом было уханье филина. Только небеса молчали.

Сейчас кучера вышли из тела собаки и наполнили комнату мерцающим светом и злой аурой болезни – у нее был запах, похожий на тот, который она почувствовала, когда на карниз их дома в Аляске забралась белочка и умерла там. Волосы кучеров выросли на шесть футов за шесть секунд, завились в змеиные кольца и поглотили каждую частичку пыли в доме. Папа говорил: «вонь восьмидесятых»; должно быть, сейчас пахло именно так. Вонь десятилетия перебила аромат бабушкиной стряпни. Кучера превратились в огненные шары и начали летать над праздничным столом.

«Мы светлячки! Нам не нужен всякий бред, мы поемотвязный рэп!»

Флинн заткнула уши, так громко они пели. Но мужчина по имени Джек обратился ней.

– Что? – сказала Флинн.

– Я спрашиваю, как зовут щенка? Флинн подняла собаку: /

– Его зовут Крошка Иисус Флинн решила, что, должно быть, это имя щенка, когда не смогла найти маленькую фигурку, хранившуюся в сарае с Иосифом и Марией. Тогда девочка предположила, что Иисус остался где-то с Глэдис Найт, под землей, где звезды.