Рината пронеслась мимо Аллы, завладев всем её вниманием. На высокой скорости она зашла на тройной аксель и, продемонстрировав чистое приземление, победно вскинула руки. Алла покачала головой. Эта девочка была чудом. Они только что выиграли чемпионат Европы с заоблачными баллами, и весь мир следил за её подготовкой к Олимпийским играм в канадском Ванкувере. Алла пыталась оградить девочку от всего этого, призывала не читать хвалебные отзывы о себе в интернете, но как, если всемирная сеть так и пестрила статьями об уникальности Ринаты Ипатовой? Позавчера к ним приезжал федеральный телеканал и снимал репортаж о том, как юная звездочка готовится к своей первой Олимпиаде.

Рината продолжала штамповать прыжки в разминочном режиме, Алла останавливала её, подзывала к себе, вносила корректировки. Рина, внимательно выслушав, молча шла и делала. Она была настроена решительно. Алла боялась загадывать — Олимпийские игры коварны, но если Рината сделает все, как умеет…

— Она изумительна. — Крестов остановился рядом. Не поворачивая головы, он наблюдал за Риной.

— Ты быстро, — так же, не глядя на него, произнесла Алла. — Что-то срочное?

Дмитрий как-то странно посмотрел на неё и вновь перевел взгляд на лед. Только сейчас Алла поняла, что от него пахнет крепким алкоголем, и это удивило ее. Он не был пьян, и все-таки нехорошее предчувствие, появившееся у нее после звонка, усилилось.

— Срочное… нет. Скорее, единственно важное.

— Я тебя не понимаю, — Алла нахмурила светлые брови.

Внезапно ей стало холодно. Поежившись, она запахнула пальто и туго перевязала его на тонкой талии. Спрятала руки в карманы.

— Посмотри на эту девочку, — кивнул он в сторону парящей по льду Ринаты. — Она тебе никого не напоминает?

— Кого она мне должна напоминать? — спросила Алла, но Дима не ответил. Тогда она твердо развернула его к себе и заглянула в глаза: — Кого она должна мне напоминать? — повторила свой вопрос Богославская и, вновь не получив ответа, жестко усмехнулась. — Ты думаешь, я ничего не вижу? Не вижу, что Рината — копия Бердникова? Да я с самого начала это видела. И чем старше она становится, тем мне яснее, что она не просто сирота, которую Володя пожалел. И от этого еще больнее, Дима, понимаешь? Он не только в моей жизни нагадил, он еще и какую-то девушку обрюхатил и… — Она опустила голову. Даже спустя столько лет мысль о том, что для Бердникова она была не единственной, вызывала в сердце ноющую боль. — Он мне сказал, что ребенок ему не нужен, а Рина… Кто она, Дим? Ты же знаешь, кто её мать…

— Знаю, — не стал отрицать Крестов. Он нежно обхватил Аллу за плечи и тихо проговорил: — Она не только на Володю похожа. Посмотри на неё внимательнее, Алла. Разве ты не видишь?

Больше не проронив ни слова, он ушел. А Алла все стояла у борта и наблюдала за тренировкой Ринаты. Её цепкий взгляд следил за голубоглазой девочкой с растрепанным хвостом, забранным на затылке яркой резинкой. После слов Крестова внутри что-то перемкнуло. Она всматривалась в каждое движение этой девочки, в черты юного лица, так похожие на черты ее отца, и думала.

«Разве ты не видишь?»

Рината обернулась, губы её растянулись в улыбке. Когда-то она сама могла улыбаться так же открыто. До встречи с Бердниковым.

Улыбка.

Внезапная совершенно нереальная догадка до краев заполонила все её существо. Пытаясь отогнать ее, Алла помотала головой, но догадка пульсировала, звенела миллионом колоколов и колокольчиков, не давая прорваться голосу разума. Это невозможно. Рината не может быть её дочерью. Не может быть, потому что… Алла вдруг поняла, что миллион «потому что» разбиваются об одно «он мог так поступить». Он действительно способен на такое. Маленькая девочка в ней кричала, что он никогда не смог бы сделать этого, а женщина с опустошенной душой лишь качала головой. Ей стало плохо. Тошнота комом подкатывала к горлу, очертания катка, пустых трибун и скользящей по льду Рины расплывались перед глазами. Чтобы не упасть, она схватилась за бортик. Почувствовав под пальцами его холодную гладь, немного пришла в себя и смогла вдохнуть.

Ей нужно узнать правду. И только Бердников может ей все рассказать.

— Рина, тренировка окончена! — крикнула Алла и тут же наткнулась на возмущённый взгляд ученицы. — Окончена. — повторила она и, дождавшись, когда Рината выйдет со льда, отправила ее в зал хореографии, а сама поехала к человеку, который когда-то был для неё целым миром, а стал не отступающей ни на мгновение тенью.

Глава 33



Москва, октябрь 2013 года

Стоя в тени трибун поодаль от катка, Владимир наблюдал за тренировкой. На льду, кроме Ринаты и Игоря, никого не было, и он сделал вывод, что Алла специально распределила время таким образом, чтобы они могли заниматься отдельно от других ее подопечных. Разумно. Рината не из тех, кого стимулирует наличие конкуренции в группе. Для нее есть только один соперник — она сама.

С того места, где он стоял, каток был виден не полностью, и на какое-то время Владимир потерял дочь из поля зрения. Зато Алла по-прежнему находилась возле бортика, и волосы ее в бледном осеннем свете, проникающем сквозь расположенные по периметру катка окна, отливали серебром. Двадцать лет тянулись так долго и пролетели так быстро… Надо льдом разнесся ее звонкий, хорошо поставленный голос, но он, задумавшись, не уловил сути слов. Снова показалась Рината, и Владимир почувствовал сопровождающие его уже много лет гордость и сожаление. Двадцать лет сожаления… Поначалу он хотел подойти и так же, как Алла, встать у бортика, посмотреть за тем, как идет работа, но передумал. Не стоит.

Не оборачиваясь, он зашагал прочь.

Москва, март 2010 года

— Приехали. — Владимир остановил автомобиль и повернулся к спутнице. Рината сидела, уткнувшись в ворот дутой куртки в цветах российского триколора. Волосы ее были заплетены в небрежную косу, несколько прядок обрамляли худое личико с заострившимися скулами и ввалившимися щеками.

За три недели, проведенные в больнице, она похудела и осунулась, а под глазами залегли темные круги. Владимиру хотелось протянуть к ней руку и убрать непослушную смоляную прядку за ухо, но он понимал, что любое проявление чувств вызовет в Ринате волну протеста.

Поджав губы, он вздохнул и выбрался на улицу. Лицо тут же защипало от мороза. Он обошел машину, достал из багажника костыли и открыл дверь со стороны дочери.

— Давай помогу. — Владимир сделал попытку подхватить Рину под локоть, но та дернулась от него и вцепилась в один из костылей.

— Я сама, — хрипло выдавила она, так и не удостоив его взглядом.

С видимым усилием она-таки выбралась из салона. Нога её была загипсована, и врачи прогнозировали, что гипс ей придется носить еще не менее трех недель.

Выхватив у Владимира второй костыль, она устремилась к подъезду. Бердников забрал из автомобиля борсетку с документами, прихватил Ринины варежки, валяющиеся на сиденье и, поставив машину на сигнализацию, быстрым шагом направился следом.

В квартире он вновь предпринял попытку помочь ей снять куртку, но в ответ получил очередное категоричное «сама». Правда, в этот раз она удостоила его-таки взглядом. Холодным, неопрятно колющим сердце. Режущим его, словно тупой нож. Но этого стоило ожидать. Поймет ли она когда-нибудь? Сумеет ли простить? И что, в сущности, она должна понять? Нечего тут понимать…

Рина уехала с ним из больницы лишь при условии, что как только ей снимут гипс, он откажется от опеки и вернет её в детский дом. Он согласился. В конце концов, до этого момента еще оставалось достаточно много времени, и он собирался сделать все от него зависящее, чтобы дочь поговорила с Аллой. Она должна была остаться с матерью, должна была переехать к ней. Рината, безусловно, упрямая, но неужели он, президент Федерации, имеющий в подчинении амбициозных спортсменов, матерых тренеров и кучу сотрудников, не сумеет поставить на место шестнадцатилетнюю пигалицу. Сумеет, конечно сумеет. И все-таки в безупречном плане существовала одна весомая загвоздка — этой пигалицей была его единственная дочь. Но он не мог допустить, чтобы Рината вернулась в детский дом и еще два года терпела нападки со стороны живущих там детей. Она звездочка, упавшая с небес. Она достойна самого лучшего, ее нужно оберегать. Она особенная, талантливая, целеустремленная, у нее огромное будущее, она может выбирать из множества дорог. Но для детдомовских детей она просто выскочка. А выскочек не любят…

Москва, октябрь 2013 года

Алла вошла в палату и, найдя глазами Савченко, улыбнулась. Николай Петрович, увидев бывшую ученицу, казалось, мигом приободрился. Он разулыбался, и его болезненно-бледное лицо сделалось чуточку здоровее.

— Здравствуйте, Николай Петрович. — Богославская подошла к постели и положила на тумбу букет цветов. Осмотрела помещение: светлые, типично-больничные стены, раковина в одном углу и шкаф — в другом, над кроватью на высоте вытянутой руки панель с розеткой и кнопкой вызова персонала. Придраться было не к чему, и все же из груди ее невольно вырвался тихий выдох.

— Аллочка, — прокряхтел Савченко, с усилием поднимаясь на постели. — Рад тебя видеть, иди сюда, — похлопал по матрацу рядом с собой.

Богославская послушно присела, коснулась руки Николая Петровича и легонько сжала.

Из реанимации его перевели три дня назад, но прийти она смогла только сегодня и испытывала по этому поводу угрызения совести.

— Как Вы?

— Да… — махнул он рукой, и лицо его снова озарила улыбка. — Врачи сказали, я легко отделался. Так что не переживай за меня. Как ты сама? Игорь с Ринатой вчера приходили, рассказали, что теперь у тебя тренируются.

— Да, — вздохнула Алла, в глазах её промелькнула усталость.

— Спасибо тебе.

— За что?