Словно слайды из прошлого, такого далекого и такого близкого: заход, под копирку толчок и прыжок…

Алла вскрикнула одновременно с ахом трибун.

Рината лежала на льду. В ярком свете ламп ее серебристое платье переливалось темно-синими и голубыми стразами смятых цветов. Длинная прядь волос, выбившаяся из прически, прилипла к губам, а узкая ладонь казалась слишком хрупкой для огромной, мертвой глади льда. Секунды бежали вперед вместе с так и льющейся под своды «Айсберга» музыкой. Игорь уверенно выехал следующий за акселем тройной тулуп и тут же обернулся, надеясь, что Рината в порядке. Но в порядке она не была — морщась от боли и тяжело опираясь ладонью о лед, она пыталась встать. Увидев, что случилось, Игорь встал лицом к судейскому мостику и дал понять, что они останавливают прокат. Музыка оборвалась на середине аккорда, в том самом месте, где они, согласно задумке, должны были коснуться друг друга ладонями. Над ареной повисла гробовая, похожая на кошмарный сон тишина. Все застыло: зрители на трибунах, журналисты, технические специалисты и судьи. Даже воздух, казалось, стал неподвижным, словно каждая его частичка остановилась в тот самый момент, когда внезапно затихла лиричная и нежная «Адажио». Болельщики застыли в ожидании дальнейшего развития событий, с горечью понимая, чем может закончиться эта вынужденная пауза. Волшебство, которое подарили им эти фигуристы, оказалось иллюзией, а чуда так и не произошло. В реальности нет места чудесам, и каждый видевший лежащую на льду девушку в серебристом платье, с горечью возвращался в холодную повседневность. Два одиночника, вставшие в пару, тройной параллельный аксель в каскаде… Слишком невозможно, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Против правил, против устоявшихся негласных законов, против здравого смысла. Против, против, против…

Игорь присел рядом с Ринатой и осторожно коснулся её плеча.

— Я в порядке, — подавив болезненный стон, просипела она и поднялась на ноги.

Он придержал ее, взгляды их встретились. Самое благоразумное, что они могли сделать — закончить на этом выступление, и обоим это было известно. Но где они и где благоразумие? Игорь видел, что Рината лжет. Ей было больно, но в глазах её плескалась такая решимость, что он не мог позволить себе засомневаться в ней, в ее силе, в том, что она сможет завершить выступление. Они не сдадутся. Только не сейчас и не так.

Они поняли друг друга без слов. Твердый взгляд серых глаз, серебристые крапинки в голубых… Игорь согласно кивнул, и Рина подъехала к судьям.

— Мы продолжим выступление, — сказала она.

— Вы уверены? — Главный судья скептично посмотрел на ее правую ногу. Рината старалась не наступать на нее, и он не мог этого не заметить. Но ей было все равно. Она бы скорее умерла, чем ушла сейчас с проклятого льда, и это вовсе не было преувеличением.

— Да, — кивнула она и, дождавшись ответного кивка арбитра, вернулась к Игорю. — Я смогу, — сказала она, снова посмотрев ему в глаза.

— Рин, — он схватил её за руку и, притянув к себе, шепнул: — Будь осторожна, прошу.

— Буду, — губы ее тронула едва уловимая улыбка.

Музыка вновь полилась надо льдом, и Рина заставила себя отстраниться от мыслей о боли, отделила ее от себя, от разума. Это всего лишь тело — слабое, слишком уязвимое, слишком несовершенное. Тело, в отличие от разума, не мечтало стоять на верхней ступени пьедестала, не жаждало побед и не имело никакого отношения к ярости, которую испытывала сейчас Рината. Она должна выдержать еще три минуты. Три минуты и сорок восемь секунд. Она должна выдержать три минуты сорок восемь секунд и сделать все от неё зависящее, чтобы они с Игорем зацепились хотя бы за третье место.

Прокат продолжился с момента падения. После московского этапа Кубка России они думали над тем, чтобы поставить выброс вторым элементом, а поддержку перенести на конец проката, как поступало подавляющее количество пар, но решили оставить все как есть. Обычно поддержки давались Ринате нелегко, так что в случае перестановки они фактически ничего не выигрывали. Но сегодня поддержка стала для нее глотком свежего воздуха, возможностью на мгновение расслабиться. Почувствовав на лице легкое дуновение встречного ветра, она позволила себе прикрыть глаза. Она не хотела думать о том, что впереди еще два выброса и сольный лутц, не хотела думать о том, что увидит, сняв коньки. Она должна была выстоять, должна… Они неплохо справились с подкрутом и зашли на тройной лутц. Прыжок, как обычно, получился высоким и зрелищным, но выехать его оказалось ей не под силу. Приземление на и без того ноющую ногу вышло столь болезненным, что из глаз у Рины едва не посыпались искры. Почувствовав под бедром холод катка, она тихо всхлипнула, но не допустила прежней ошибки и тут же продолжила прокат. На морально волевых выкрутила первый выброс и чудом устояла при выезде, не позволив себе даже покачнуться, однако второй выброс получился менее удачным. И снова она парила надо льдом на руках Игоря. Ветерок ласкал приоткрытые губы и играл со своенравной прядью волос. Мысли подернулись сизой дымкой тумана, расплывчатые очертания трибун смазывались в черно-красное пятно. Ей хотелось встать на колени прямо посреди этого льда и накрыть лицо руками, разуться и босиком закружиться в порыве безумия. Хотелось, чтобы лица превратились в цветы, чтобы они кружили вокруг нее, падали и взлетали, снова падали и снова взлетали… Они исполнили финальное вращение — синхронно и чисто выполнили положенные обороты и застыли в финальной позе. Музыка стихла, унося с последними растворяющимися нотами остатки Рининого самообладания. Сил сдерживать слезы не осталось. Это был конец. Уже сейчас она понимала, что им ничего не светит. Что могут изменить цифры, если ей стыдно смотреть в глаза собственному партнеру? Ища поддержки, Рината непроизвольно кинула взгляд в сторону борта, где должна была стоять Алла. Но ее там не было…

Игорь обнял Рину и коснулся губами ее горячего виска. Он был опустошен. Прекрасные программы, абсолютная готовность и уверенность в себе: они приехали сюда полные решимости получить свою путевку на домашние Олимпийские игры, но все вышло так… Осознание того, что они могут не попасть даже в тройку, давило на него грузом несбывшихся надежд. Неужели это все? Это их первый и последний серьезный старт?..

Рината, отстранившись от Игоря, нашла в себе силы сдавленно улыбнуться и помахать зрителям. Они поклонились каждой из трибун и уехали со льда. Присев на диван в уголке «слез и поцелуев», Рината с сожалением пожала плечами и качнула головой.

— Где Богославская? — шепнула она Игорю, когда тот опустился рядом.

— Без понятия, — сказал он, высматривая тренера. — Ты как?

— Жить буду, — уныло улыбнулась она и, не обращая внимания на камеры, принялась расшнуровывать ботинки. Поморщившись, она высвободила ногу и пошевелила пальцами. Кровавый развод на колготках не внушал особого оптимизма, и все же дела могли оказаться еще хуже. Игорь поджал губы, наблюдая за тем, как она распускает шнурок на втором коньке.

— «За произвольную программу Рината Ипатова и Игорь Крылов получают сто семнадцать целых и двадцать сотых балла. В сумме пара получает двести две целых и пятьдесят две сотые балла. Это четвертое место».

Никак не отреагировав на оценки, Рината встала и, подхватив за шнурки коньки Алисы, прихрамывая, направилась в подтрибунное помещение.

Одна из многочисленных дверей длинного холла распахнулась, и навстречу ей выбежала Богославская.

— Рината! — нервно выдохнула она, замедляя шаг. Под прекрасными серыми глазами пролегли тени, поблекшие губы приоткрылись в выдохе.

Остановившись, Рина молча посмотрела на нее, но ничего не сказала. Лишь покачала головой и прошла дальше. Следовавший за ней Игорь пояснил:

— Четвертое место. От Самойлова с Решетниковой нас отделили три сотые, Алла Львовна, — как-то нервно ухмыльнулся он и, обойдя Аллу, тоже направился в сторону раздевалок. Богославская проводила их полным сожаления взглядом. Рината и Игорь скрылись из поля зрения, и она, прислонившись к стене, закрыла лицо руками. Её снова не было рядом, когда она была так нужна! Ей так хотелось броситься за дочерью и обнять её, успокоить и внушить уверенность в том, что еще ничего не потеряно, что она обязательно поедет на чемпионат Европы и Олимпиаду, но… Она не могла ей врать и раздавать обещания, выполнить которые не в ее силах. Да, шанс все еще оставался, но…

Алла видела, как они продолжили выступления, видела яркую и красивую поддержку, подкрут и первый выброс. Больше выдержать она не смогла — то ли сдали нервы, то ли…

Все так же босиком, не обращая внимания на проходящих мимо спортсменов, организаторов и сотрудников, имеющих право доступа в помещения для фигуристов, Рина вошла в раздевалку и осмотрелась. В комнате находились три девушки, среди которых была и Алиса. Закутанная в слишком большую для нее олимпийку, она сидела поодаль ото всех и рассматривала порез на ладони. На подоле бледно-лилового платья виднелось несколько свежих капель крови, а рядом валялся распечатанный бинт. Подойдя к ней, Рината протянула коньки со словами:

— Мы проиграли вам три сотые балла. Зачем ты это сделала?

Алиса забрала коньки и положила их рядом с собой на скамейку. Прижала к кровоточащей ранке бинт и, без тени улыбки посмотрев на Ринату снизу вверх, тихо проговорила:

— Может, я и стерва, и ты мне совсем не нравишься, но тварью я быть не хочу. Мы все же спортсмены, и кто сильнее, должны выяснять на льду, а не за его пределами.

— А если бы вы стали четвертыми? — спросила Рина, все так же не сводя с Решетниковой пристального взгляда.

— Это значило бы, что мы настолько плохи, что умудрились проиграть паре, в которой партнерша выступает в чужих коньках на размер меньше нужного, — кривовато усмехнулась Алиса и сжала порезанную ладошку в кулак. — Но, видимо, не настолько все у нас безнадежно.