Едва Рината уселась на сиденье и пристегнула ремень безопасности, Владимир, резко сорвав машину с места, понесся по улице. Рината, бледная и напуганная, сидела рядом. Но он гордился ею. Гордился тем, что она, несмотря на кажущуюся слабость, была куда сильнее его.

***

Владимир вышел из комнаты и осторожно, чтобы не разбудить Ринату, прикрыл за собой дверь. Прошел в зал, уселся на широкий кожаный диван благородного коричневого цвета и посмотрел на зажатый в руке телефон. Эта просторная комната всегда была его любимой: добротная мебель, широкая плазма на стене, деревянный книжный шкаф, на полках которого чинно стояли его любимые книги на русском, английском и немецком языках. Обычно после особенно напряженного дня он любил расположиться на этом самом диване со стаканчиком виски или хорошего коньяка, подумать о чем-то приятном или просто расслабиться, включив какой-нибудь старый фильм. Обычно, но не сегодня. Он понятия не имел, как ему поступить. С одной стороны ему хотелось позвонить Алле, рассказать обо всем, поделиться сомнениями и тревогами, но с другой он понимал, что Ринате сейчас важнее всего спокойствие. Она только что едва не совершила ошибку, способную наложить отпечаток сожаления на её и без того насыщенную не слишком-то приятными событиями жизнь. Если Алла узнает обо всем, точно молчать не станет. А что тут говорить? Рина — испуганная девочка, до ужаса боящаяся ответственности за чужую жизнь. Она боится, что всё, чего она достигла, рассыпится в прах, боится перехода их с Крыловым отношений на новый уровень. Она эмоционально-неустойчива и не готова к таким серьезным переменам. Он-то как раз понимал её как никто другой. А она понимала, что он понимает. Поэтому она и оказалась здесь, поэтому она спала в своей старой комнате, а не у Аллы или Игоря. Именно сейчас он нужен ей. Владимир кинул телефон на мягкое сиденье дивана и негромко включил телевизор.

Они едва успели к закрытию клиники. Врач, довольно молодой мужчина в хорошо подобранных очках, общался по большей степени с ним. Добиться нужных ответов от Ринаты оказалось не так-то просто. Нервное напряжение достигло апогея, и она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться в голос. Молчала, положив ладошку на живот, и тихо плакала, время от времени сжимая в кулак свободную руку. Сам Бердников понимал, что ни черта не смыслит в том, что пытался втолковать ему врач. Голова разрывалась от множества терминов, собственная беспомощность колотила по нервам. Он прекрасно разбирался в тонкостях всего, что касалось фигурного катания, кое-что смыслил в искусстве, строительном деле и даже политике. Он мог построить матери своего ребенка собственную школу фигурного катания и подмять под себя с сотню амбициозных языкастых журналисточек, но он ни хрена не понимал в том, что творилось в данный момент с крошечном эмбрионом в теле его прекрасной дочери. Единственное, что он сумел уяснить — Рината приняла таблетку, убивающую плод, а через два дня ей нужно было принять еще одну — вызывающую непосредственно выкидыш. И, как оказалось, прием препарата, отменяющего действие первого, еще не значил, что беременность удастся сохранить. На этой фразе Рина вскинула голову, взгляд её остановился на лице доктора.

— Какова вероятность?

— Каждый организм — сугубо индивидуален. Но времени прошло немного, поэтому шансы у Вас хорошие. — Он попытался смягчить слова улыбкой, но взгляд Ринаты был таким тяжелым, что улыбка мигом погасла.

Назначив контрольное УЗИ на следующий понедельник, он дал Владимиру свой личный номер телефона и сказал, что в случае необходимости по нему можно звонить в любое время. Рине и думать не хотелось, что это может быть за необходимость. Почему-то теперь ей было еще страшнее, чем в тот миг, когда она увидела проявляющиеся на тесте полоски, страшнее, чем когда она заходила в двери клиники несколько часов назад…

— Рината, — на прощание врач все же чуть заметно приподнял уголки губ, — я рад, что Вы передумали.

Дома Владимир сразу же уложил Ринату в постель, заставил выпить горячего чая с мятой и дождался, пока она уснет. Ему хотелось сидеть рядом и охранять её сон, как происходило всегда в те моменты, когда она маленькой девочкой оставалась у него ночевать. Но он заставил себя встать и выйти из спальни. И вот теперь, сидя в гостиной на кожаном диване, он снова прокручивал случившееся за этот долгий день.

В дверь позвонили. Владимир, погруженный в собственные мысли, буквально подскочил и поспешил открыть, чтобы Рина не проснулась. На пороге, отряхивая с волос снежинки, стояла Фёдорова.

— Ну слава Богу Вы дома, я вам звоню-звоню, а Вы не отвечаете. — Не дожидаясь разрешения, она прошла в коридор, разделась и только тогда укоризненно посмотрела на Бердникова в ожидании объяснений. Но ответа не получила. Скривив губы, Лера осведомилась: — Вы думаете, у меня других дел нет в предпраздничный день, кроме как бегать за Вами?

— Нет. — Владимир закрыл входную дверь и кивком головы указал Валерии в сторону кухни. — Я плачу тебе довольно внушительную зарплату, и ты будешь бегать за мной по пятам столько, сколько я посчитаю нужным.

— А не много ли Вы на себя берете? — повысила голос Лера.

Однако не успело последнее слово слететь у нее с языка, как Владимир втолкнул её в кухню и закрыл дверь. Федорова осеклась. Такая конспирация показалась ей странной. Она настороженно посмотрела на Бердникова и спросила:

— Вы не один?

— В комнате спит Рината, и я не хочу, чтобы она услышала наш разговор. — Он надавил на плечи Леры, заставляя ее сесть за стол, сам сел напротив и сказал: — Ты выяснила, почему Рината переехала от Крылова?

— Выяснила, — Лера надула губки, но Владимир наградил её таким взглядом, что она тут же оставила все попытки сыграть в обиженную суровым босом подчиненную и заговорила четко и по существу: — Игорь по приезду из Сочи провел ночь в квартире Самариной. Рината об этом узнала, ну и… они поругались.

Радужки глаз Бердникова потемнели, и Лера напряглась. Она побаивалась этого человека и раньше, а уж теперь, когда ей открылись многие его тайны, и подавно. Там, в кабинете телецентра, он сделал ей весьма интересное предложение. Она могла бы отказаться, даже послать его, но что бы это ей дало? Его заявление о том, что она уволена, вовсе не было шантажом или игрой слов. Безработная, уволенная по статье журналистка… Не очень хорошее резюме для будущего работодателя. Игорь, конечно, ей друг, но Лера честно призналась себе, что карьера для нее куда значимее их приятельского общения и немудреной взаимовыручки. Так что согласилась она быстро. Постами пресс-секретаря президента Федерации просто так не разбрасываются. Ну а что ее обязанности включали необходимость докладывать обо всем, что происходит между Ринатой и Игорем… Не такой уж это было и проблемой. Вот и сегодня, выслушав шефа, она приехала к Игорю с бутылкой вина. Пить он не стал, но на её заданный как будто без особого интереса вопрос о Рине ответил, как есть.

— Вы же не сделаете ему ничего такого, из-за чего я могла бы пожалеть, что добросовестно выполняю Ваши поручения? — спросила Лера.

— Пока он связан с моей дочерью, можешь спать спокойно.

Бердников был недоволен, и недовольство это грозило вылиться в действия. Лера давно поняла, что все, что цепляет эту Ипатову, для Владимира Николаевича является побуждением к немедленной атаке. Она иногда ловила себя на мысли, что хотела бы, чтобы её отец поступал так же. Но при этом Лера прекрасно понимала, что такая безграничная любовь может быть опасна не только для Ринаты, но и для всех, кто её окружает. Именно поэтому она старалась без лишней надобности на глаза ни ей, ни Игорю особо не попадаться.

— Спасибо, Лера. Можешь быть свободна, — холодно бросил Бердников. Поднявшись, он достал из шкафчика бутылку дорогого шампанского и вручил Фёдоровой. — С Наступающим.

— И Вас, — даже не подумав отказаться, Лера развернулась и пошла в коридор, сжимая бутылку в руках.

Владимир дождался, пока она уйдет, и хотел было вернуться в гостиную, но дверь в конце коридора открылась, и из спальни вышла заспанная Рината.

— Это была Фёдорова? — с опаской спросила она.

— Да, — ответил Бердников. — За документами заезжала. Ты как?

Он осмотрел дочь с головы до пят и остановил взгляд на её припухших, чуть покрасневших глазах.

— Я в порядке, — Рината даже выдавила улыбку, но она получилась совсем безрадостной. Рина прошла в ванную комнату, пробыла там несколько минут, а потом снова скрылась в спальне. Владимир, помедлив, все же решился зайти к ней. Её нужно было встряхнуть. Она была потеряна, стояла на распутье и не знала, куда двигаться дальше. И он тоже не знал. Он понимал ее, чувствовал, но не мог распоряжаться ее жизнью, не имел права повторять прошлые ошибки. Он мог только постараться помочь ей, должен был помочь справиться с тем, что на нее навалилось, подставить плечо.

Рината стояла возле подвески с медалями. Её собственными медалями, которые она когда-то с криком: «Заберите, это Ваше», бросила ему под ноги. Он сберег их, повесил на стену, добавил к ним фотографии и памятные сувениры из разных городов — брелок в форме бабочки, купленный в Токио, подвеску из разноцветных стекол, что они вместе нашли в маленькой лавчонке канадского Торонто, браслет из крупных бусин, рождественского ангела… Рядом, расставленные на полке, красовались кубки, грамоты и несколько особенно дорогих Рине игрушек из тех, что бросали на лед зрители после прокатов. В особо тяжкие моменты, когда ему становилось совсем тяжело, Владимир смотрел на эти позолоченные медали и верил, что однажды они вернуться к своей законной хозяйке.

— Забери их. — Он встал рядом с дочерью. — Они только твои, Рината, твои и ничьи больше. Забери.

— Мои, — выдавила она, упираясь взглядом в одну из медалей. — Они только мои, Вы правы… Владимир Николаевич. — Она несколько секунд смотрела на фотографии, затем подняла на него глаза и произнесла: — Пообещайте, что никому не расскажете о том, что сегодня произошло. И о беременности тоже никому не расскажете.