Она протянула ему ключ, но тут же отдёрнула руку. Покачала головой.

— Ты не понимаешь, Эб. Я не хочу десять тысяч фунтов. Я вообще ничего не хочу. Я просто хочу быть одна. Я не хочу выходить замуж за мистера Скэммелла. Мы можем сами позаботиться о деньгах, Эб. Ты и я. Нам не нужен мистер Скэммелл! — слова просто вылетали. — Я думала об этом, Эб, действительно думала. Мы можем жить здесь, и ты можешь взять деньги, а когда женишься, я уйду и поселюсь в доме в деревне, и мы сможем быть счастливы, Эб! Счастливы!

Пока она говорила, его лицо оставалось неподвижным. Он кисло смотрел на неё, без симпатии, как всегда, потому что она могла бегать, а он нет, она могла голая плавать в реке, а он волочил свою искривленную иссохшую ногу. Он покачал головой.

— Ты пытаешься соблазнить меня, не правда ли? Ты предлагаешь мне деньги и зачем? Потому что ты не любишь брата Скэммелла. Мой ответ «нет», сестра. Нет.

Она хотела его перебить, но он остановил её движением руки.

— Звучит так хорошо, только ты и я, но я знаю, что ты сделаешь! Ты сбежишь с деньгами, как только тебе исполнится двадцать пять. Ну нет, сестра, ты выйдешь замуж, и когда ты будешь замужем, ты узнаешь, что брат Скэммелл и я заключили соглашение. Мы разделим деньги, Доркас, на троих, потому что так хочет брат Скэммелл. Не это ли хотел наш отец, и думала ли ты об этом? Ты думала, что если он мертв, то все его надежды должны быть уничтожены? Что все, о чем он молился, должно быть уничтожено? — Эбенизер снова покачал головой. — Однажды, Доркас, мы встретимся с ним в лучшем месте, чем это, и я хочу, чтобы он поблагодарил меня за то, что я был хорошим и верным сыном.

— Эб?..

— Ключ, сестра, — он снова протянул руку.

— Ты ошибаешься, Эб.

— Ключ!

Она отдала ему ключ и смотрела, как он, яростно дёрнув поводья и свирепо пришпорив правой ногой лошадь, помчался галопом к дому.

Она снова села, перед ней спокойно текла речка, и она поняла, что все её мечты напрасны. Эбенизер не любил её, она не знала, почему, и подозревала, что он наслаждался её страданиями. Эбенизер унаследовал от своего отца больше чем злость, он унаследовал ту же безжалостность, которая была у Мэтью Слайта. Она вспомнила, как нашла десятилетнего Эбенизера в саду с раскрытой книгой Кларка «Мартирология, жизнеописания мучеников». На открытой странице было изображено, как римско — католические священники вспарывают живот мученику протестанту, и она завизжала от гнева, потому что на привязанном к яблоне маленьком котенке Эбенизер копировал пытку с рисунка, разрезав ножом крошечный мягкий живот животного. Она оттащила его от залитого кровью ствола дерева, от воющего котенка, а Эбенизер плевался на неё, царапал и злорадно кричал, что это уже десятый котенок, которого он убил таким же образом. Она заставила себя убить котенка, перерезав маленькое горлышко, чтобы прекратить его мучения, и вспомнила, как смеялся Эбенизер.

А теперь Эбенизер заключил союз с Сэмюэлом Скэммеллом. Её свадебное приданое должно быть разделено между ними, и в этом деле у неё нет права голоса.

У неё в Уирлаттоне ничего не было. Она смотрела, как поток воды энергично и невозмутимо бежал мимо устья озера, и думала, что ей нужно уйти. Ей надо идти вдоль реки, следить, куда она ведёт, и хотя она понимала, что убежать невозможно, также понимала, что оставаться тоже невозможно.

Она встала, грустная, несмотря на яркое полуденное солнце, и медленно пошла к дому.

— «» — «» — «»—

Она вошла через боковой вход, который вел мимо кабинета отца. Лужайка остро пахла свежескошенной травой, солнечный свет был таким ярким, что Смолевка на время ослепла, войдя в тёмный коридор. Она не сразу увидела мужчину, стоящего у двери отцовского кабинета.

— Чресла Христа! Кто ты?

Он схватил её за плечи, прижал к стене, и осклабился, глядя на неё.

— Боже милостивый! Маленькая пуританская служанка. Ну, ну, — пальцем он повернул её подбородок. — Созревший маленький кусочек фрукта.

— Сэр! — это был голос Сэмюэла Скэммелла. Он поспешно вышел из кабинета.

— Сэр, это мисс Слайт. Мы собираемся пожениться!

Мужчина отпустил её, Крупный человек, такой же крупный каким был умерший отец, с уродливым от шрамов лицом. Открытое лицо, жёсткое как свиная кожа, нос сломан. Сбоку на поясе висел меч, на ремне пистолет, он перевёл взгляд со Смолевки на Скэммелла.

— Она твоя?

— Да, сэр! — нервничая, ответил Скэммелл. Мужчина пугал его.

— Только самое лучшее, а? Вот как отвечают на пуританские молитвы и никаких ошибок. Надеюсь, ты понимаешь, как тебе дьявольски повезло. У неё это?

— Нет! — Скэммелл покачал головой. — Правда, нет!

Мужчина пристально посмотрел на Смолевку. — Мы поговорим позднее, мисс. Не убегай.

Она убежала. Она была напугана, его запахом, жестокостью, исходившей от него. Она пошла на конный двор, где пригревало на солнце и села на подставку для посадки на лошадь, позволив котятам подойти к ней. Они крутились вокруг её руки, теплые, мягкие, с острыми коготками, а она смаргивала слезы. Она должна бежать! Ей нужно уйти далеко от этого места, но неизвестно куда. Все равно она должна убежать!

Под аркой во дворе раздались шаги. Она посмотрела налево и увидела того же мужчину. Наверняка, он следил за ней. Он быстро подошел к ней, меч лязгнул о корыто с водой, и прежде чем она двинулась, схватил её за плечо и снова прижал к стене. От него воняло. Кожаный солдатский камзол весь засален. Он улыбнулся, обнажив гнилые с чёрными пятнами зубы.

— Ну, мисс, я проделал этот путь из Лондона, так будьте добры со мной, а?

— Сэр? — она была напугана.

— Где она?

— Где что, сэр? — она попыталась освободиться, но против его огромной силы ничего не могла сделать.

— Чресла бога, женщина! Не играй со мной! — заорал он, больно сжимая ей плечо. И снова улыбнулся. — Маленькая хорошенькая пуританка, а? Потраченная на тот пузырь, — он стоял, улыбаясь, а в это время его правое колено дёрнулось вверх, раздвигая ей ноги и проталкиваясь между бедрами, свободной рукой он схватился за край юбки.

— Достаточно, мистер! — раздался голос справа. Тобиас Хорснелл, конюх, расслабленно стоял в дверном проёме и держал в руке мушкетон, которым убивали больных зверей. — Сомневаюсь, что это будет хорошо, мистер. Отпустите её.

— Ты кто?

— Это как раз я должен спросить, — казалось, Хорснелла совсем не заботила грубость и жестокость этого человека. Он дёрнул ружьем. — Не уберешь от неё руки, понятно, что будет?

Мужчина отступил назад, отпустив её. Отряхнул руки, как будто она была грязной.

— У неё есть то, что мне нужно.

Хорснелл посмотрел на Смолевку. Худой, с жилистыми руками, дочерна загоревшими на солнце. Он не отличался разговорчивостью на домашних молитвах, хотя он один из немногих слуг, умеющий читать, и Смолевка видела, как он старательно проговаривал слова Библии.

— Это правда, мисс Доркас?

— Нет! — она покачала головой. — Я даже не знаю, что это!

— Что это, мистер?

— Печать.

Мужчина, казалось, прикидывал, хватит ли ему времени выхватить пистолет из-под ремня, но Тобиас Хорснелл держал мушкетон наготове. Безразличным голосом он спросил.

— У вас есть печать, мисс Доркас?

— Нет.

— Ну, мистер. Вот ваш ответ. Думаю, вам нужно идти, — мушкетон добавил убедительности к вежливому предложению, и Хорснелл держал ружье наперевес, пока чужак не ушёл со двора. Только потом он опустил дуло и медленно улыбнулся ей.

— Оно не было заряжено, но Господь бережет нас. Надеюсь, вы сказали правду, мисс Доркас.

— Правду.

— Хорошо, хвала Богу. Это безбожный человек, мисс Доркас, и за этими стенами таких людей множество.

При этих словах она нахмурилась. Она не часто разговаривала с Тобиасом Хорснеллом, он не заходил в дом кроме как на молитвы, а теперь, казалось, он предугадал её намерение убежать. Иначе, зачем он обратил её внимание на опасности за пределами Уирлаттона?

Она разгладила воротник своего платья.

— Спасибо.

— Благодарите вашего Господа и Спасителя, мисс. В беспокойные времена он всегда поблизости, — он наклонился, чтобы подобрать и погладить котенка. — Я могу рассказать вам историю о Его милосердии, мисс Доркас.

— И историю о Его возмездии, мистер Хорснелл?

Именно этот вопрос она никогда бы не осмелилась задать своему отцу, а он никогда бы не дал ей ответа, который дал конюх. Он пожал плечами и сказал буднично, как будто говорил о масле для копыт или лопате для навоза.

— Господь любит нас, это все что я знаю. Глупых или умных, мисс Доркас, он любит нас. Вы молитесь, мисс, а ответ будет.

Да, она уже знала ответ, и была слишком слепой чтобы не увидеть его. Она знала, что ей надо делать. Ей нужно сделать то, что не удалось этому чужому мужчине, не удалось её брату, и не удалось Сэмюэлу Скэммеллу. Она должна найти печать и надеяться, что это и есть та дверь, которая ведёт к свободе. Она улыбнулась.

— Молитесь за меня, мистер Хорснелл.

Он улыбнулся в ответ.

— Почти все эти двадцать лет, мисс Доркас, я делал это. Полагаю, и теперь не остановлюсь.

Она найдет печать.

5

Смолевка начала в тот же вечер, объявив, что уберёт беспорядок в кабинете отца, который устроил там чужак. Мужчина ушёл, сказав, что навестит Исаака Блада, хотя на сопроводительном письме, которое привело его в Уирлаттон, стояла подпись самого Блада. Его неистовость и свирепость поисков шокировала Эбенизера и Скэммелла, но он исчез также быстро и таинственно, как и появился. Казалось, печать не существовала.