Сэр Джордж уже все знал, Тоби рассказал. Между отцом и сыном были уважительные и сердечные отношения, и хотя сэр Джордж не полностью одобрял тайную деятельность Тоби, но из-за своей неопределённой лояльности он не мог найти в себе силы препятствовать этому.

Граф Флитский с серьёзным выражением лица повернулся к сэру Джорджу.

— Один из людей, с кем разговаривал Тоби, имеет секретаря, человека, убежденного в боге и этот секретарь доложил об этом священнику конгрегации. Священник, зная о моих родственных отношениях с вами, рассказал о неприятностях мне. А я вынужден прийти к вам.

— Я благодарен тебе за это, — сэр Джордж был искренен. — Это ставит тебя в неловкое положение, Джон.

На большой излучине лодка повернула на юг. Слева оставалось заброшенное неряшливое болото Ламбета, справа богатые дома Стрэнда. Граф понизил голос:

— В ближайшее время я должен прореагировать, сэр Джордж, должен.

— Конечно, должен, — сэр Джордж знал, что его зять, честный человек, должен в ближайшие дни доложить об этом соответствующим властям.

— Сколько есть времени, Джон?

Граф помолчал немного. Лодка направлялась к берегу Суррей, где течение было тише, но лодочник начал широкий разворот, который должен плавно принести их по низу течения к Приви Стэйрз в Уайтхолле. Граф нахмурился, посмотрев на своё сырое пальто.

— Я должен доложить об этом не позднее следующего Дня Господня.

До воскресенья остается шесть дней.

— Спасибо, Джон.

Шесть дней, чтобы выпроводить Тоби из Лондона и отправить его в безопасный Лазен Касл. При этой мысли сэр Джорж улыбнулся. Его жена, внушительная леди Маргарет, будет только рада смене лояльности мужа. И бесспорно, она всем сердцем одобрит тайную деятельность сына в поддержку короля.

Сэр Джордж оплатил поездку и выбрался на причал. Он шагал рядом со своим высоким зятем прямо по дороге идущей мимо королевского дворца, под аркой к Кинг Стрит.

— Я домой, Джон.

— А я в Вестминстер.

— Зайдешь пообедать перед отъездом из Лондона?

— Конечно.

— Хорошо, хорошо, — сэр Джордж посмотрел на голубое небо над Бэнкетинг Холлом. — Надеюсь, погода ещё постоит.

— Хороший урожай будет, да.

Они расстались, сэр Джордж медленно пошёл домой. Уайтхолл никогда не выглядел лучше. Он будет скучать по нему, хотя и осознавал удовольствие от воссоединения с леди Маргарет в Лазене. Его жена, которую он, сэр Джордж, очень любил, отказалась ехать с ним в Лондон, сказав, что Лондон — змеиное логово юристов, воров и политиков. Сэр Джордж не любил находиться в стороне от столицы. Возможно поэтому, признавался он себе с улыбкой, его брак такой удачный. Леди Маргарет любила его из Дорсета, а он любил её из Лондона.

Он перешел дорогу, чтобы избежать встречи с неистовым пуританином, членом палаты Общин, полным решимости задержать его на целых двадцать минут, чтобы рассказать последние сплетни о флирте короля с римскими католиками. Сэр Джордж коснулся шляпы в ответ на приветствие сэра Гренвиля Кони, проезжавшего мимо в своей карете. Сэр Гренвиль, очень влиятельный человек в глубинных советах Парламента и казначей половины восставшей армии. У сэра Джорджа было необъяснимое ощущение, что сэр Гренвиль, улыбаясь, одним взглядом из кареты угадал, что сэр Джордж колеблется в своей приверженности.

У Чаринг Кросс на стороне королевских конюшен сэр Джордж остановился, потому что дорогу перегородил дилижанс, пришедший с запада. Дилижанс был огромный, с широкими колесами, чтобы преодолевать грязные разъезженные дороги, хотя этим летом дороги были сухие и нетрудные. На крыше дилижанса вперемешку с наваленным багажом сидели люди, но глаз сэра Джорджа выхватил девушку, с изумлением и страхом смотрящую из окна с кожаными занавесями. У него перехватило дыхание. Она была красивее всех девушек, виденных за всю его жизнь. Он случайно встретился с ней взглядом и в вежливом приветствии приподнял шляпу, чтобы она не обиделась.

Если бы он был на тридцать лет моложе, подумал он, и это желание изумило его самого, пока он пересекал улицу, идя к своему дому. Он позавидовал девушке. Выражение её лица показывало, что она впервые видит Лондон, и он приревновал её ко всему тому опыту, что ей предстоял. А ему приходится покинуть великий город.

Дверь открыла миссис Пирс.

— Хозяин.

Она взяла у него шляпу и трость.

— Молодой господин Тоби наверху.

— Он? Хорошо, — сэр Джордж взглянул на лестницу. В течение ближайших шести дней он должен выпроводить сына в безопасное место, отправить его подальше от мстительных пуритан. Тоби должен вернуться в Лазен, а следом его отец. Сэр Джордж медленно поднялся по лестнице.

— «» — «» — «»—

Смолевка увидела, как пожилой человек с тростью поприветствовал её, и она почти улыбнулась в ответ, но страх перед неизвестностью, страх перед большим городом овладел ею, и момент был упущен.

Она добралась до Лондона, и громадность её достижения ошеломила и одновременно напугала её.

Если ребенка часто наказывают, и наказывают жестоко, если родители придерживаются всеохватывающей концепции греха, что даже самый невинный поступок ведёт к наказанию, то ребенок рано учится хитрить. Смолевка рано научилась, и научилась хорошо, и именно хитрость занесла её так далеко.

Хитрость и немного удачи. Она выждала ещё один день и затем задолго до рассвета покинула дом. Она оделась в своё лучшее строгое платье и взяла с собой сверток с едой, монетами и сменным платьем. Печать она повесила на шею, спрятав под лиф платья, а перчатки с жемчужинами и письмо положила в сверток.

Она пошла на восток, навстречу заре, и некоторое время была в приподнятом настроении. Два часа спустя, когда солнце начало заливать поля и леса, воодушевление спало. Когда спускалась к укрытой низине, где дорога пересекала речку, из канавы извергся оборванный нищий. Возможно, он не намеревался причинить ей вреда, но его заросшее лицо, бормочущие звуки и единственная протянутая когтистая рука напугали её ужасно, и она побежала, легко обогнав его, а после того шла осторожно и осмотрительно, страшась опасностей, которые хранил в себе этот странный мир.

Час спустя, когда она почти изнемогла и пала духом, жена фермера, управлявшая повозкой, предложила её подвезти. Повозка была нагружена льном, стеблями, шуршащими при каждом шаге лошадей, и хотя лён везли на юго-восток, Смолевка согласилась сесть, потому что в обществе женщины она чувствовала себя в безопасности. Смолевка сказала женщине, что её отправили в Лондон на работу к дяде, и когда женщина насмешливо спросила её, что же она путешествует в одиночестве, Смолевка сочинила историю. Её мать внезапно выгнали из дому. Смолевка — её единственная надежда заработать деньги, и мать умоляла её принять предложение дяди поработать у него. К тому же её мать больна, добавила Смолевка. Она так убедительно рассказала, что жена фермера пожалела её и не оставила Смолевку, когда они добрались до цели путешествия в Уинтерборн Зельстон.

В деревне был перевозчик, оправлявшийся с вереницей мулов в Саусхэмптон, и жена фермера договорилась, что Смолевка поедет с этим человеком и его женой. Перевозчик, как многие путешественники, был пуританином, и Смолевка этому очень обрадовалась. Хоть она и считала, что их религия угнетающая и жестокая, она также знала, что пуритане честные и надежные люди. Жена перевозчика заквохтала, услышав историю Смолевки.

— Бедняжка, миленькая. Тебе лучше доехать до Саусхэмптона, а потом оттуда до Лондона. В наши дни это безопасней.

Свою первую ночь Смолевка провела на постоялом дворе в общей комнате с дюжиной других женщин, и много раз на протяжении ночи у неё появлялось желание вернуться в Уирлаттон. Она представляла себе, как заходит в речку, и течение несёт её к странным пугающим местам, где она не знает, как себя вести. Но мысли о Скэммелле, о его обрюзгшем непрестанном вожделении, о том, что она будет вынуждена стать матерью его детей, придавало ей решимости все вытерпеть.

На холодном рассвете она заплатила за ночлег золотой монетой, вызвав удивление хозяина, выразившегося в виде поднятых бровей, и ей ничего не оставалось сделать, как поверить, что сдачу ей дали правильно. Женская уборная находилась в пустом свинарнике под открытым небом. Все было так странно. В большой листовке, висевшей на стене таверны, говорилось о победе пуритан над королём, поскольку в этой области люди поддерживали Парламент.

Жена перевозчика, оплатив свой счёт, вывела её на улицу, где её муж уже увязывал мулов в вереницу. Они направились на восток, и настроение Смолевки снова взлетело до неба, поскольку она пережила один целый день.

Перевозчик, Уолтер, молчаливый и упрямый как мулы, которыми он зарабатывал на жизнь, медленно шёл впереди, уткнувшись глазами в Библию, жена гордо рассказала Смолевке, что недавно он научился читать.

— Не все слова, но заметь, большинство из них. Из Писания он читает мне замечательные истории.

Весь день небо было затянуто облаками, большими, скопившимся с юга, и днём пошёл дождь. В тот вечер в таверне, на краю Нового леса, Смолевка сушилась перед огнем. Она выпила небольшую кружку пива и придвинулась к Мириам, жене Уолтера, защищавшей её от мужчин, пытающих заигрывать с красивой, застенчивой девушкой, сидящей возле камина. Мириам с досады цыкнула.

— Твоей матери следовало выдать тебя замуж.

— Я думаю, я нужна ей дома, — и тут же испугалась, что Мириам спросит, почему же мать тогда отправила её в Лондон, но жена перевозчика думала о совсем других вещах.

— Это не благодать.

— Что?

— Быть такой красивой, как ты. Ты будишь волнение в мужчинах. Но Господь не сделал тебя гордячкой, и это благо. Но если бы я была на твоем месте, я бы вышла замуж и как можно скорее. Сколько ж тебе лет?