— Сэр Гренвиль?

— Что ещё?

— Вот, сэр. От Котьенса.

Сэр Гренвиль схватил письмо. Секретарь его уже открыл, прочитал и рассудил, что его необходимо немедленно доставить в Вестминстер-Холл. Сэр Гренвиль прочитал, потом перечитал снова и тихо зарычал. Рычание переросло в отчетливые ругательства.

— Скотина. Еврейская скотина. Вонючая еврейская скотина!

Джулиус Котьенс был торговцем на амстердамской бирже, торговцем текстиля и молотых специй, и также работал с избранной клиентурой по другому товару: информацией. Котьенс высоко ценил свои неофициально собранные известия, и люди соглашались платить, поскольку они были точны и достоверны в мировой практике странных слухов.

Джулиус Котьенс был гениальным слушателем, человеком безграничного любопытства и мнимой проницательности, наделенный поразительной памятью, но новости, которыми он только что снабдил сэра Гренвиля Кони, не требовали ни одного из этих качеств. Сэр Гренвиль был давним клиентом Котьенса. Сэр Гренвиль четко проинструктировал голландца о необходимости высылать любую информацию о Мордекае Лопезе, какой бы ничтожной она не была. Два года ничего не было и вот теперь пришло. Лопез вернулся в Амстердам. Еврей вернулся в свой старый богатый дом, а его корабль «Странник» пришвартовался в амстердамской верфи. Он привез, сообщил Котьенс, из Венеции десять ящиков с вещами, и никаких свидетельств о том, что в ближайшее время он собирается переезжать, нет. На «Страннике» спустили паруса и поставили на полный ремонт.

Сэр Гренвиль провёл секретаря в тихое место возле старой башни Джуэл Таур.

— Почему? Почему? Почему этот еврейский подонок приехал именно сейчас? — сэр Гренвиль спиной повернулся к нищему с покалеченными ногами, волочившемуся по траве. Мужчина заявил, что его ранили во время службы у Парламента.

Господи! Вот именно сейчас ему не нужна эта новость. Вначале ночью в горящем Лондоне исчезает девчонка, убивают Гримметта, верного Гримметта, а теперь это! К ране добавлялась обида, что этот толстый дурак Скэммелл не затащил сучку в постель, прежде чем она ускользнула. По крайней мере, в несгоревшем кирпичном доме Скэммелла выжило брачное свидетельство, действительное, пока не докажут обратное. Единственная радость сэра Гренвиля от всего этого — наблюдать, как раболепствовал Скэммелл, когда ему выговаривали.

Теперь это! Лопез приехал на север, в Амстердам. Сэр Гренвиль пнул нищего, который тянул его за пальто, и пнул его ещё раз.

— Он знает, Джон! Он знает!

Секретарь пожал плечами.

— Вы так думаете, сэр Гренвиль?

— Конечно! Какого чёрта тогда он приехал? У девчонки наверняка есть для него сообщение. Проклятье! Господи! У неё же печать, Джон, у неё печать! — он начал шагать взад — вперёд по клочку земли, и при этих последних словах маленький толстый человечек закрутился на месте и осуждающе ткнул пальцем в секретаря, как будто Джон Морз отвечал за это.

Секретарь спокойно сказал:

— Мы не знаем этого, сэр.

— Мы не узнаем этого до второго пришествия! Конечно, он знает! Почему же ещё он здесь? — Кони прикрыл набухшие веки словно от боли. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Все это время она была у неё! Была у неё! Она обманула меня! Чёрт! — рычал он, и вдруг застыл.

Когда он двинулся снова, медленно открывая глаза, он был вполне спокоен. Морз привык к этим метаморфозам. Злость утихла, и на смену пришёл невозмутимый эффективный план, который смог бы исправить положение.

— Кто из твоих людей может узнать девчонку?

Морз подумал.

— Я, сэр. Команда на барже.

Сэр Гренвиль щелкнул пальцами.

— Команда на барже. Кто у них лучший?

— Тейлор, сэр Гренвиль.

— Отправь Тейлора в Амстердам. И с ним двоих наших стражников. Если увидят, что девчонка подходит к дому еврея, схватить её. Каждому сотню фунтов, если все получится.

Секретарь поднял брови, но ничего не сказал. На мгновение сэр Гренвиль нахмурился.

— Её надо найти, Джон, нужно. Кто в Уирлаттоне?

— Дэвис, сэр.

Сэр Гренвиль отправил одного из своих стражников в Уирлаттон, удостовериться, что усмиренный Сэмюэл Скэммелл в поисках печати разнесет дом на части.

— Отправь сообщение Дэвису, он умеет читать?

— Нет, сэр Гренвиль.

— Проклятье! Отправь посыльного. Двадцать фунтов тому, кто разыщет девчонку.

— В Уирлаттоне? — Морз был удивлен.

— Не будь дураком больше, чем Бог тебя сделал. Она знает только Уирлаттон, где ещё, чёрт побери, она может иметь друзей, которые спасли её? — сэр Гренвиль быстро думал. — Скорее, Лопез может послать к ней человека, чем ждать её приезда. Я хочу, чтобы её нашли. Я плачу двадцать фунтов за наблюдение, понял? Пусть слуги Скэммелла выспрашивают, наблюдают, но найдут её. Найдут её!

Это было немного, сэр Гренвиль понимал, но это все, что он мог сделать. Он всегда знал, что настанет момент, когда надо будет собрать все печати вместе, и не собирался проигрывать неминуемое сражение.

Существовало четыре печати: Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Враги сэра Гренвиля желали собрать любые три печати. Неважно, какие три. Три печати контролировали Ковенант, и победит тот человек, кто соберёт их первый.

Он думал об этом, пока возвращался в Палату Общин. Все эти годы он думал об этом, с момента создания Ковенанта, и постоянно следил за перемещениями печатей.

В руки Лопеза никогда не попадет печать святого Марка. Она хранилась у Кони, и сэр Гренвиль охранял её очень хорошо. Святой Марк был в безопасности.

С другой стороны сэр Гренвиль знал, что никогда не будет владеть печатью святого Луки.

Это была собственность Лопеза, и еврей охранял её также тщательно, как сэр Гренвиль охранял свою.

Оставалось ещё две. Святой Мэтью, он уверен, находился в руках Доркас Слайт. Если он попадет к Лопезу, игра будет почти проиграна, сражение выиграют его враги. Мысль была мучительна.

Оставалась проблема с печатью святого Иоанна. Она принадлежала Кристофору Аретайну, основателю Ковенанта, и человеку, которого сэр Гренвиль ненавидел даже больше, чем мог вообразить. Проклятый Кит Аретайн, поэт-неудачник, остряк, солдат и собственник печати святого Иоанна. Аретайн мертв. Сэр Гренвиль был бы рад сам удостовериться в кончине Аретайна. Был бы рад станцевать на гниющих останках своего врага, но, не имея таковой возможности, ему приходилось довольствоваться заверениями капитана, вернувшегося из американского поселения Мерилэнд и поклявшегося перед сэром Гренвиллем на Библии, что видел надгробный камень на могиле Аретайна. Таким образом, Аретайн мертв. Но где тогда печать?

Эта мысль преследовала сэра Гренвиля все время, пока он протискивал свою неуклюжую массу вдоль скамей палаты Общин. Где печать святого Иоанна? Лежит где-нибудь в потаенном месте, чтобы отнять у него контроль над Ковенантом?

Он уселся и уставился на пылинки, летающие в солнечном свете над креслом председателя. Внезапно он вспомнил Эбенизера Слайта, и эта мысль успокоила юриста. Сэр Гренвиль рассказал Эбенизеру почти все о Ковенанте, кроме суммы дохода, и наблюдал, как жадность делала свою работу в ожесточенной голове хромого тела. Голова ожесточенная, но достаточно умная, думал сэр Гренвиль. Эбенизер был сообразителен, амбициозен и абсолютно нещепетилен. Он мог бы стать, думал сэр Гренвиль, отличным юристом, но сэр Гренвиль думал о другой профессии для Эбенизера, профессии, которая будет сочетать его набожность с его склонностью к жестокости. Сэр Гренвиль придержит Эбенизера, пока ему не понадобится его помощь в охране Ковенанта.

Он немного послушал какого-то мямлящего дурака, предлагающего захваченные роялистские земли разделить между бедняками ближайших приходов. Бедняки! Что они будут делать с ними? Кроме того, что удобрят своими собственными экскрементами и заполнят недовольным скулением. Сэр Гренвиль послушно похлопал, когда выступающий сел на своё место.

Сэр Гренвиль не разрешал себе думать о поражении. Побег девчонки был шагом назад, ужасным шагом, но он найдет её и уничтожит с помощью Эбенизера. Он победит, и ни проклятый еврей, ни мертвый поэт и тем более грязная пустоголовая сука не помешают ему.

Сэр Гренвиль зарычал на своей скамье. Он победит.

13

Иногда Смолевка думала о реке, возле которой она первый раз встретила Тоби, возле которой она сидела после кончины отца и где в несчастные дни хотела уплыть из Уирлаттона по течению и узнать, где вода заберёт её. Теперь ей казалось, что она сделала это. Смерть Мэтью Слайта толкнула её в огромную темную реку, в быстрое течение между берегами, которые она едва различала, и поездка в Лондон утянула её в яростную опасную стремнину, которая сделала все возможное, чтобы утопить её. Теперь в Лазене течение вынесло её на спокойную, залитую лучами солнца гладь реки. Она так часто и так усердно молила о счастье, и, кажется, наконец молитвы были услышаны.

Осень и зима 1643 года для Смолевки были счастливым временем, омрачённым только отсутствием Тоби и нераскрытыми тайнами печати.

Тоби теперь был тем, кем так долго мечтал быть: он был солдатом короля Карла. Высокое положение отца гарантировало ему звание капитана, но даже в этом положении в своих первых письмах он весело признавался в своей необразованности. Ему нужно было учиться этой профессии, и он решительно был настроен заслужить звание «кавалера». Это прозвище солдатам короля дали пуритане, которые тем самым хотели их сильно оскорбить. Испанские «кабальерос» были известными врагами истинных пуритан, и в английской адаптации «кавалерам» предполагалось порочить роялистов католической безнравственностью. Но Кавалеры, также как и Круглоголовые, восторженно приняли оскорбление врага и носили его с гордостью. Тоби хотел стать Кавалером.