— Это, брат Слайт, соски, чтобы сосали дети. Ведьма не пользуется ими, когда кормит дьявола, поскольку они от Бога, — он потёр соски пальцами. Затем руки скользнули по животу, растирая ребра. — Мы ищем метку, метку ведьмы. Ага! — он нащупал родинку у неё над пупком, родинку, которой Тоби поддразнивал её на Рождество. — Вот она! Метка ведьмы, — его руки, даже обнаружив родинку, опять двинулись к её груди.

— Сэр! Смотрите! — Хозяйка держала печать. — Вы это ищете?

— Оно! Оно!

Преданный-До-Смерти вынужден был оторваться от груди Смолевки и помочь Хозяйке снять печать. Освободившись от их хватки, Смолевка отвернулась от них, скрючилась и забилась в угол кровати, рыдая. У неё было чувство, как будто её измазали грязью и отмыться невозможно.

— Смотрите! — Эбенизер раскрутил печать, показывая Преданному-До-Смерти распятие.

— Папистская ведьма!

Смолевке стало все равно. Она рыдала. И снова скользнула в бездну. Она едва слышала, как Преданный-До-Смерти бубнил 23 псалом, как брат звал стражу, и затем, к счастью, она потеряла сознание. Её завернули в одеяло, не желая, чтобы солдаты полковника Фуллера знали, что с ней делали, и отнесли в приготовленную дорожную карету.

Эбенизер улыбнулся Преподобному Преданному-до-Смерти Херви.

— Ты был прав, брат.

— С нами Господь.

— Да, с нами, с нами.

Преданный-До-Смерти важно покачал головой.

— Её нужно судить, брат.

— Да, нужно, нужно, — улыбнулся Эбенизер. Он подошел к окну и посмотрел, как Хозяйка забиралась в карету, куда положили Смолевку. С этого момента они могли бы обращаться с его сестрой более достойно, размышлял Эбенизер. Суд будет безжалостен, и в любом случае приведет её либо на костёр, либо на эшафот. Он посмотрел на Преданного-До-Смерти.

— Она наверняка ведьма.

— Именно.

Эбенизер пожал плечами и похромал обратно в длинную галерею. Махнул рукой на разукрашенную языческую роспись, на занавеси, на ковры, на живопись и изящную мозаичную мебель.

— Наверняка она использовала колдовство, чтобы приехать сюда. Иначе, почему они её пригласили.

Он не стал слушать ответ Преданного-До-Смерти. Вместо этого он разглядывал богатое убранство комнаты и ненавидел. Оно было прекрасно, и потому было проклятием для него. Оно принадлежало к привилегированной группе людей, и это было второй причиной для ненависти. Эбенизер всегда ненавидел привилегированных.

Но теперь он стал одним из них. Со смертью Скэммелла законным держателем печати святого Матфея был он. Он получит деньги Ковенанта. И будет богат. Но трогая кружевную скатерть, он решил, что найдет лучшее применение для своего богатства, чем это. Он будет работать ради Англии, чтобы она жила согласно Божьим законам, в праведности перед законом, и он знал, что такая страна требует жестких, дальновидных правителей. Божье царство наступит, и он будет одним из его регентов. В прошлом году он обнаружил, что обладает даром лидерства, хотя все ещё страшился более опытных и влиятельных людей. Тех, которым он старался льстить, и кого пытался копировать.

Он повернулся к Преданному-До-Смерти, видя в былом священнике будущего сторонника. Голос у Эбенизера был скрипучий и грубый, подходящий для завоевателя.

— Я полагаю, благодарная молитва будет как раз вовремя, брат?

— Да, именно так.

Они встали на колени под языческой росписью и поблагодарили Всемогущего Господа за его милость, за знаки провидения, которые привели их к этой великой победе.

— Аминь, — сказал Преданный-До-Смерти. — Аминь.

19

«Человек, рожденный женщиной, имеет короткую и полную страданий жизнь». Леди Маргарет, слушая слова Преподобного Перилли, подумала, что это неправда. Жизнь сэра Джорджа не была наполнена страданиями. В ней были волнения, но в ней было и много счастливых моментов.

«Он поднялся и был срезан как цветок». А это, подумала она, было правдой, если цветок когда-нибудь срезали мушкетом.

Она стояла на каменных плитах придела церкви Лазена. День был подходящий, серый, накрапывал дождь, и свет, пробивающийся через лишенные прекрасных витражей окна, был мрачным. Щиты Лазена и Лазендеров были изрублены копьями, а каменные фигуры предшественников сэра Джорджа, под пристальными взглядами которых его положили на упокой, были разбиты мушкетным огнем и испачканы известковой побелкой. Они выглядели как прокаженные.

Леди Маргарет посмотрела сквозь вуаль на яму, которая получилась, когда подняли четыре каменные плиты. В склепе было сыро. Она видела прогнивший конец старого гроба, с которым граничил новый гроб сэра Джорджа, только что опущенного в яму. Однажды, подумала она, она тоже будет лежать в этой яме, бесконечно уставившись на поклонников, склонившихся над нею. Но внезапно осознала, что мир перевернулся вверх дном, и она, вероятно, никогда не будет лежать рядом с сэром Джорджем. Пока преподобный Симон Перилли проводил обряд отпевания, в большом зале замка комиссия графства проводила собрание по конфискации имущества. Замок отберут, у неё и у законного наследника сэра Тоби.

Это было жестоко, несправедливо, но она ничего не могла сделать. Комиссия, ликуя от своей победы, специально назначила собрание на время похорон, чтобы семья не могла присутствовать. Тем не менее, на собрании присутствовал Джон, граф Флитский, только что прибывший из армии графа Эссекского, марширующей через запад. Но леди Маргарет сомневалась, что он сможет чего-то добиться. Справа от неё стояла Анна, графиня Флитская, слева Каролина. Тоби лежал в своей спальне, а не будет ли он следующим под землей, было ещё под большим сомнением.

Голос Перилли становился громче.

— «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца и общение Святага Духа со всеми вами. Аминь».

Леди Маргарет постояла пару секунд, уставившись на простой деревянный гроб мужа, затем отвернулась.

— Пошли.

Они встали возле церкви, рядом с обуглившимся лоскутом травы, где победившие пуритане жгли ограждение алтаря, и поблагодарила сельчан, жителей и прислугу, собравшихся в церкви. Она могла преподнести слова благодарности, но не могла предложить надежду на будущее. Она посмотрела на мистера Перилли.

— Благодарю, Симон. Ты все сделал хорошо.

Преподобный Перилли, чье богословие было не по вкусу победителям, стоял перед лицом такого же неопределённого будущего, как и леди Маргарет. Он положил свой наплечник на молитвенник.

— Он воскреснет, леди Маргарет.

Она кивнула.

— Я верю, что в день воскрешения Господь даст время для возмездия, мистер Перилли, — она повернулась, ведя своих дочерей через опустошенный сад в сторону Нового дома.

Наверху в спальне Тоби леди Маргарет обнаружила доктора, который делал кровопускание сыну.

— Снова?

— Это самый лучший способ, леди Маргарет. Доктор Силлери набрал из руки Тоби полную чашку крови и накрыл его несколькими одеялами. — Ему станет легче, когда он пропотеет.

Леди Маргарет подавила в себе возмущение, что до сих пор ничего не помогло. Она села возле сына и положила руку ему на лоб. Он был горячий. У него был жар, и она знала, что сильный жар ведёт в могилу. Она посмотрела на Силлери.

— А раны?

— Рука заживает хорошо, очень хорошо, — он пожал плечами. — Но плечо… — Он не закончил.

Леди Маргарет посмотрела на небритое в испарине лицо сына. Мушкетная пуля попала в левое плечо, задела сустав и вышла с другой стороны, разорвав подмышку. Эта рана свалила его. Затем его рубанули мечом, отрезав два пальца на левой руке. Обрубки пальцев заживали хорошо, кожа была розовой и не гноилась, но плечо, казалось, нарывало. Каждый день Силлери нюхал рану, хмурился и затем пускал кровь, чтобы выровнять телесные жидкости тела Тоби. Каждый день мистер Перилли молился за раненых, а леди Маргарет боялась, что они скоро станут молитвами за умерших. В другой комнате в кровати сидел полковник Вашингтон, его лицо было перевязано там, где должны быть глаза.

— Мама? — Анна заглянула в комнату.

— Иду.

В длинной галерее, в комнате, не тронутой победившими войсками, граф Флитский ждал с натянутым от волнения лицом. Он разрывался между своими убеждениями в победе Парламента и своими обязанностями по отношению к семье жены. Он вымученно кивнул.

— Леди Маргарет.

— Джон? На твоем лице написано, что новости не очень хорошие.

— Да, — он развел руки, показывая, что все было тщетно. — Я делал все возможное. Но мы не смогли предложить больше денег. Правда, нет.

Лицо леди Маргарет было таким же непроницаемым как во время отпевания мужа.

— Могу я спросить, кто предложил больше денег?

Граф Флитский нахмурился, неловко повернулся и подошел к ближайшему окну.

— Деньги не предлагали, — он вытянул руку, пресекая вопрос. — Видимо, усадьба будет использована в качестве компенсации за займы Парламенту. Сумма не обговаривалась.

— Кому мой дом достается в качестве компенсации?

Граф Флитский поднял глаза. Тяжело потёр руки.

— Сэру Гренвилю Кони.

— Ясно, — леди Маргарет выпрямилась ещё больше. — Полагаю, этого омерзительного куска слизи сейчас в замке нет?

— Нет.

— И я допускаю, что собственность конфискуется, а не продается? Так?

Флитский с несчастным видом кивнул.

— Конфискуется.

— Теперь я осталась без гроша?

— Мама, нет, — возразила Анна.

Граф Флитский тяжело шагнул к камину.

— Остальная собственность сэра Джорджа не обсуждалась. Земли в Шропшире, — он остановился, чувствуя, что нисколько не утешил.