— Сэр?

— Дело заключается, мистер Слайт, в maleficio, — он кивнул, как будто отметил важный момент.

Эбенизер, с уважением и почтением улыбнулся.

— Maleficio, сэр?

— Да! Болезнь юристов. Люди, не юристы по профессии, ждут его, чтобы понять нас. Maleficio, мистер Слайт, требуется по закону о колдовстве, статья 04. В двух словах, в статье говорится, что ни один человек не может быть осужден в колдовстве, есть там соски или их нет, пока обвинение не установит, что оно было вызвано maleficio. Это то, что они ранее заявляли, ясно заявляли, что желали уничтожить жертву своей недоброжелательности. В случае с вашей сестрой, мистер Слайт, мы должны получить доказательство, что с помощью колдовства она намеревалась убить своего мужа и что она заявляла об этом публично. Вы понимаете меня?

В изумлении Эбенизер покачал головой.

— Но это же абсурд! Ни одна ведьма не объявит о своём намерении.

— Абсурд! Как часто наши законы кажутся молодым людям абсурдом! И как справедливо ваше сомнение, но закон есть закон, мистер Слайт, и мы, так сказать, погрязли в нём. Я думаю, что нам нужен либо свидетель, который подтвердит, что слышал, как ваша сестра выражала злобное намерение убить, или нам нужно её признание, — он покачал головой. — У меня были большие надежды на Паллея, но они не оправдались.

— Признание?

— Да, добровольное, если возможно, — кивнул Хигбед. — При котором возникает другой вопрос, мистер Слайт.

— Вы о чем, сэр?

Калеб Хигбед прищурился, глядя на огромную Белую башню.

— В прошлом году там гнездились пустельги. А в этом году я их не видел. Коллега сказал мне, что их перестреляли, какая жалось. Да, мистер Слайт, ещё одна маленькая проблема. Конечно, я уверен, что вы можете выбить из неё признание и более ценное, но если её будут пытать, то она будет выглядеть ещё более замученной, чем сейчас. Я прав?

Эбенизер кивнул, глядя в энергичное дружелюбное лицо юриста.

— Правы, сэр.

Калеб Хигбед улыбнулся.

— Мы признаем её виновной, несомненно, мистер Слайт, но надо предпринять меры предосторожности. Я тут разглядел, что под всей этой грязью в вашей сестре есть признаки красоты. Именно так. Она красива?

Эбенизер нахмурился.

— Да, сэр.

— Ага, вы озадачены, — засмеялся Хигбед. — Думаю вам видно, что двадцать лет в юриспруденции не задурманили мне голову, мистер Слайт. Подумайте о следующем. Ваша сестра предстанет перед судьей и присяжными. Мы скажем им, мы им докажем, что эта девушка ведьма, убийца и роялистка. И что же они увидят? Они увидят замученную девушку, худую и бледную, беспрерывно плачущую, а кто сможет её обвинить, если она будет вызывать только жалость? — он поднял руку. — Я уверен, её осудят, но все же существует шанс, крошечный шанс, что в её хрупкости они увидят беспомощность, которая вызовет у них жалость. Я знаю две вещи о мужчинах и женщинах, мистер Слайт. Первая, если мужчина жалеет женщину, он старается ей помочь. Мы не хотим рисковать.

Эбенизер перенес вес на на искалеченную ногу и снова выпрямился.

— А второе, сэр?

— А второе… Если мужчины видят женщину во всей её красе, одетую в пышный наряд соответствующий её полу, они часто стараются её обидеть. Почему один человек должен обладать такой женщиной, пока другие приговорены ложиться в постель со сварливой, нездоровой и страшной старой женой? — он засмеялся. — Это не из моего личного опыта. И когда, мистер Слайт, наши присяжные из свободных землевладельцев увидят такую красивую гордую женщину, в уме у них будет крутиться только одна мысль. Если они не могут ею обладать, значит, они уничтожат её. Заметили ли вы, мистер Слайт, как мужчины любят уничтожать красивые вещи? Вот мы и предоставим им, что нужно уничтожить. Помимо всего, предполагается, что она ведьма! Роялистка! Так пусть они ненавидят её!

— Мне следует её отмыть?

— Как вы проницательны. Более чем! За незначительную сумму, пустяковую сумму, всего лишь десять фунтов вы сможете поместить её здесь с экономкой, которая будет при ней. Она должна быть отмыта, одета и самое главное — откормлена! Купите ей симпатичное платье, такое, чтобы она могла покрасоваться. Придайте ей вид блудной женщины, как описывала её Хозяйка! И получите признание!

Эбенизер нахмурился. Он не признавал другого способа получения признания кроме боли.

Хигбед засмеялся.

— Сэр Гренвиль говорит, что вы подающий надежды молодой человек, мистер Слайт, и не лишены сообразительности. Придумайте способ! Вы найдёте! И отмойте её! Вот гарантия успеха!

Калеб Хигбед попрощался с Эбенизером и пешком пошёл по городу, с улыбкой приветствуя встречающихся старых знакомых. Его абсолютно не касалось, ни почему брат хочет уничтожить сестру, ни почему семьи ссорятся так странно. Лично он сомневался только в существовании колдовства, но юристам платят не за их веру, а за их умение заставить верить других людей. Он проведёт судебный процесс и не сомневался, что выиграет, небольшое одолжение сэру Гренвилю Кони, кладезю покровительства и успеха. Он ободряюще кивнул стражникам в Ладгейте.

— Прекрасный день, ребята, прекрасный день.

Бог находился на своих небесах, король заблудился в Марстон Муре, и все было хорошо в протестантском мире.

В мрачной клетке, качаясь взад-вперёд в кажущемся сумасшествии, Смолевка дрожащим в холодной темноте голосом заунывно тянула все снова и снова одну строчку.

«Научи меня слышать пение русалок, научи меня слышать пение русалок». Она была обречена.

21

Но не всё хорошо было у Преданного-До-Смерти Херви. Честолюбие — не очень хороший хозяин, оно не довольствуется маленькими победами, оно требует полного успеха, а этот полный успех ускользает от Преданного-До-Смерти. Он не мог сильно жаловаться, поскольку Эбенизер предоставил ему богатый дом на Ситинг Лейн, дом, который замечательно вела Хозяйка, но наличие удобств в Лондоне было не самым главным. От него ускользала слава.

Он мог утешаться первыми маленькими признаками славы. К нему зашли три священника, двое — чтобы научиться искусству раскрытия ведьм. Он отослал их молиться, чтобы Господь вооружил их против дьявола. Он получил приглашение прочитать проповедь, но в то воскресенье был ужасный ливень и только несколько прихожан пришли в церковь Святой Марии Овери. И, помимо всего прочего, церковь Святой Марии находилась за рекой в Саутуорке, а Преданный-До-Смерти мечтал о заполненных молитвенных домах, как однажды было в соборе Святого Павла во время его страстной речи.

Случай с Доркас Слайт привлек внимание, но военные новости, успех на севере были гораздо интересней для Лондона. Роялистская ведьма, заточённая в Тауэре, не так привлекательна, как рассказы о побежденной армии и истории о добрых протестантах, вырезающих королевские войска. Казнь Доркас Скэммелл будет популярной, притянет толпы зрителей на Тауэр Хилл, но Преданный-До-Смерти знал, что в Бедфорде обнаружен римско-католический священник, и его пытают, а его казнь может быть первой. Ничто так сильно не воодушевляет Лондон, как вид паписта на костре. На какое-то время это событие даже оправдывало нехватку товаров в магазинах

Слава ускользала от Преданного-До-Смерти. Он волновался, часами молился, вышагивал по уютной комнате на верхнем этаже. Ответ, полученный на его молитвы, был ошеломляюще простым. Это было поздней ночью, свечи ярко горели на его столе, он читал последний выпуск еженедельника «Английский Меркурий», главного лондонского издания новостей, просматривая последний отчет о Парламентской осаде Йорков. Там все шло гладко, военачальники получали известность, которая никак не приходила к Преданному-До-Смерти, и внезапно руки у него затряслись от возбуждения. Ну, конечно же! Его меланхолическая апатия испарилась, с лихорадочным предвкушением он схватил бумагу, чернила и остро отточенное гусиное перо. Он писал два часа. Зачеркивал, писал заново, и только под утро откинулся на стуле от стола, уставший, но счастливый, уверенный, что теперь-то уж точно он будет вознаграждён.

Он не ошибся. С момента блестящей победы пуритан на Марстон Мур редактору еженедельника «Меркурия» приносили на печать только небольшие новости. Падение Йорков ожидали со дня на день, он уже отдал репортаж в печать и ждал только посыльных, но кроме этого у него ничего не было, что могло бы взбудоражить лондонские страсти. И вот в этот момент в его пыльную переполненную конторку пришёл Преданный-До-Смерти со своим отчетом о Доркас Слайт. Редактору это понравилось.

Рассказ был нужного размера. В нем говорилось о дьяволе, появившемся в Лондоне и спалившем нижнюю часть Теймз Стрит. В нем описывалось убийство капитана Сэмюэла Скэммелла, «доблестного воина нашего Владыки», и редактор заказал гравюру, изображающую кошку Доркас Слайт, разрывающую горло вооружённому мужчине, меч которого удерживает сатана со злобным взглядом. Смолевка с ногтями как когти подгоняла кошку. Художник нарисовал ей чёрные волосы, острый нос и рот с отсутствующими зубами.

Рассказ отдавал должное и Эбенизеру Слайту, который, отстранив семейные узы, предпочёл Любовь Всемогущего Бога, и в печали и боли увез сестру из Лазена, но лаконичная признательность своему патрону была ничем по сравнению со славой, которую приписал себе преподобный Преданный-До-Смерти Херви. Он написал рассказ от третьего лица и подробно описал разоблачение её колдовства, знак дьявола, как он прижимал её к полу, «с силой, полученной от Того, кто Могущественней Дьявола». В своём рассказе преподобный Преданный-До-Смерти описывал усмирение ведьмы как титаническую битву, могущественное предвкушение столкновения между добром и злом во время Армагеддона, и победу того, кому Бог дал силу. И затем, в приступе гениальности, он должным образом осудил Смолевку.