Одеваясь, Смолевка нервничала, едва сознавая, что она надевает, и думая только о недоверии ко всем носителям печатей. Марта Ренселинк смеялась над её страхами.

— Он хороший человек, дитя, добрый. Ну, присядь, пока я уберу тебе волосы.

Комната, в которую привела её Марта и оставила, была великолепной. Окнами она выходила на реку, и Смолевка в первый раз поняла, что она находилась на южной стороне Темзы. Справа виднелся лондонский Тауэр, его высочайшие крепостные валы освещались закатными лучами солнца, а слева она видела огромный мост, высоко возвышающийся над водой. Комната была обита панелями из темного дерева, пол застелен восточными коврами, одна стена была заставлена книжными полками, золотые переплёты плотно стоящих томов сверкали в свете зажжённых свечей. Переживая, она подошла к окну, к великолепному виду и, вздрогнув, вскрикнула, увидев, как в алькове среди книг появилась тень.

— Не пугайся! Ну же, Доркас! Мне так приятно видеть тебя, — мужчина улыбнулся. — Наконец-то.

К ней подошел старик. Он был худой и прямой, лицо выглядело утончённым из-за зачёсанных назад седых волос над тёмным морщинистым лбом. У него была небольшая, аккуратная, остренькая белая бородка, и он был одет в чёрный бархат, сдержанно отделанный белым кружевом.

— Меня зовут Мардохей Лопез. Я владею этим домом, а всё, что в нём есть, ваше, — он улыбнулся собственной цветистой учтивости и поклонился ей с торжественной любезностью. — Присядете со мной возле окна? Закат над мостом — самый лучший вид в Лондоне, действительно величественный. Думаю, что даже Венеция не может предложить ничего лучшего. Прошу!

Манеры у него были мягкими, обходительность изысканная. Двигался он медленно, как будто любое резкое движение могло испугать её, и несколько минут он рассказывал о доме, в котором они находились.

— Англия не очень любит мой народ. Раньше я жил в Лондоне, но нас изгнали, поэтому свой прекрасный особняк в городе я закрыл, а этот дом сохранил в тайне. Он улыбнулся. — Я могу приплывать сюда на лодке и также на лодке быстро уплывать, — дом находился прямо на реке, звук плещущейся воды у свай четко слышался в комнате. Мардохей Лопез предложил Смолевке вина.

— Сейчас домом пользуется Вавассор. Он прячет здесь своих роялистских друзей. Полагаю, однажды его обнаружат, а я, придя сюда, найду только развалины, — он протянул ей красиво вырезанный хрустальный бокал. — Вам понравился Вавассор?

Марта рассказала Смолевке, что «полковника Харриса» в действительности звали Вавассор Деворакс. Смолевка продолжала нервничать. Она посмотрела на проницательного доброго еврея.

— Он кажется очень жутким.

Лопез засмеялся.

— Так и есть, милая, так и есть. Очень жуткий!

— Кто жуткий? — грубый голос прозвучал неожиданно от двери. Вздрогнув, Смолевка повернулась и увидела высокого седоволосого полковника. Она бы не узнала его, если бы не голос. Борода исчезла, повязка тоже, но лицо такое же жестокое и страшное, беспощадное лицо. Приближаясь, он неотрывно смотрел на неё. — Закат, который ты никогда не надеялась увидеть. Мисс Слайт? Или миссис Скэммелл?

Заикаясь, она ответила.

— Мисс Слайт.

Деворакс её пугал.

— Она говорит! Чудо! — он отсалютовал ей бутылкой, как будто тостуя. — Ты бы лучше поблагодарила меня, мисс Слайт. Я спас тебя от поджаривания.

Сердце у неё бешено колотилось в груди.

— Я благодарю вас, сэр.

— Но наверняка сильно проклинаешь, — Вавассор Деворакс плюхнулся в кресло, вытянул ноги в немытых ботинках на ковёр. Он усмехнулся Лопезу. — Я шёл по улицам этого однажды прекрасного города. Все говорят, дьявол спас её! Дьявол!

Он засмеялся, потирая подбородок, который был светлее, чем остальная часть лица.

Голос Лопеза был терпелив, даже нежен.

— Ты опьянел, Вавассор?

— Очень сильно, — ответил он свирепо и посмотрел на Смолевку. — Если тебе когда-нибудь потребуется бутылку опустошить, мисс Слайт, или служанку спасти, или чего-либо выдать, я ваш самый преданный слуга, — он отхлебнул от бутылки. Две тонкие струйки потекли на кожаный камзол. Опустил бутылку, и жесткие холодные глаза уставились на неё. — Как ты думаешь, мисс Слайт, из меня получился хороший дьявол?

— Я не знаю, сэр.

— «Сэр». Она зовет меня «сэр»! Вот что значит постареть, Мардохей, — он покачал головой, и внезапно с упреком посмотрел на Смолевку. — Тот священник возле тебя в Тауэре — тощий мужик с конвульсиями — это Преданный-До-Смерти Херви?

Она кивнула.

— Да.

— Если бы я знал тогда. Бог мой! Я видел этого сукина сына сегодня, проповедавшего на Полз Кросс, он называл меня дьяволом. Меня! Мне нужно было притащить этого сукина сына сюда, когда я спасал тебя, и кастрировать тупым ножом. Если есть чего кастрировать, в чем я сомневаюсь.

— Вавассор! — Лопез возмутился. — Ты обижаешь нашу гостью.

Деворакс безмолвно засмеялся. Циничные глаза смотрели на Смолевку.

— Видишь? Я совсем не страшный. Хозяин может сделать мне выговор. Ни один, кому делают выговор, не может быть страшным, — он посмотрел на Лопеза. — Мне нужны деньги, хозяин мой.

— Конечно. На еду?

— И на вино, и на женщин.

Лопез улыбнулся.

— Ты можешь поесть с нами, Вавассор.

Смолевка молча надеялась что огромный военный откажется. К её облегчению он покачал головой.

— Нет, Мардохей, сегодня я куплю обычную мужскую свинину. Вы никогда не подаете свинину из-за своей странной религии. Мне нужна свинина, вино и мясо, и место, где женщины не обижаются на мой простой солдатский язык, — он встал. — Деньги?..

Лорез встал, взглянул на Смолевку.

— Я вернусь через минуту.

Она осталась одна. Ей стало легче, когда Вавассор ушёл. Возможно, он спас её, но чувствовала она себя неуютно в его присутствии. Она успокоилась и стала смотреть в широкое окно.

Вид солнца, садящегося за мост, как Лопез и говорил, было великолепен. Восточная сторона Темзы уже темнела под огромным мостом, который четко вырисовывался на фоне темно красного угасающегося света. Был отлив, и речной воде приходилось с силой проталкиваться сквозь узкие арки, а смесь из оседающей пены и глади золотилась в лучах заходящего солнца, и это выглядело, как будто весь огромный мост плавал над массой расплавленного золота, разлитого в темной воде. То, что она очутилась здесь, наблюдая за этим великолепием, казалось нереальным, и ей так захотелось увидеть Тоби или леди Маргарет… Ей хотелось быть с друзьями, а не с незнакомцами.

— Сильно он вас напугал, правда?

Она повернулась и в дверях увидела Мардохея Лопеза. Он вошёл, закрыл за собой дверь и подошел к ней.

— Вам не нужно его бояться. Он мой человек, предан мне, и я обещаю, что он будет только защищать вас, — он сел напротив и серьёзными глазами посмотрел на неё. — Вы думаете, он не добрый? Может быть и так, но он очень несчастлив. Ему уже почти пятьдесят и он никогда не был счастлив. Он стареет, и удовольствие находит только в вине и проститутках.

Лопез улыбнулся.

— Вавассор — солдат, возможно, самый лучший в Европе, но что делает солдат, когда становится слишком старым? Вавассор — как старый опытный волкодав, который боится, что больше не справится со стаей, — Смолевке понравилось это сравнение, и она улыбнулась. Увидев улыбку, Лопез обадовался. — Помнить, что ты был молод, имел надежды, мечты и планы, а теперь ничего, — он покачал головой. — Он может быть отвратительно грубый, буйный и пугающий, но это именно потому, что он не хочет никому показывать, что внутри него. Поэтому не пугайтесь него. Даже старый волкодав заслуживает кость или две. А теперь… — он резко сменил тему. — Марта зажжёт больше свечей, разожжёт камин, и мы поужинаем.

Смолевка задумалась, смогла бы она сострадать такому человеку, как Деворакс, чтобы не говорил Лопез, но за ужином она забыла о солдате и прониклась уважением к этому изысканному, благородному старому человеку, который на удивление оказался сочувствующим слушателем.

Он вытянул из неё всю историю её жизни, всю целиком, и она даже застенчиво рассказала ему об имени, которое придумал для неё Тоби. Ему понравилось, и он спросил.

— Можно мне звать тебя Смолевкой?

Она кивнула.

— Тогда я так и буду тебя звать, спасибо, — он указал на тарелку. — Это утка из Голландии, Смолевка. Ты должна попробовать её.

Когда ужин был закончен, её история рассказана, они снова сели в кресла у окна. За оконным стеклом стояла черная ночь, темноту которой подчеркивали освещённые зажжёнными свечами окна на огромном мосту и кормовые фонари пришвартованных кораблей, исполосовавших поверхность реки жёлтыми отражениями, скользя под ними, как по темному маслу. Мардохей Лопез задёрнул занавеси, отгородившись от шума воды.

— Ты бы хотела, чтобы Тоби узнал, что ты в безопасности?

Она кивнула.

— Пожалуйста!

— Я отправлю одного человека Вавассора в Оксфорд. Лорд Таллис, ты сказала?..

Она снова кивнула, вспоминая записку от преподобного Перилли.

Лопез улыбнулся ей.

— И конечно, он теперь сэр Тоби.

Она никогда не задумывалась об этом. Она засмеялась, неуверенно и неумело.

— Полагаю, так и есть.

— А ты будешь леди Лазендер.

— Нет! — мысль была нелепой, но не из-за замужества, а из-за титула.

— Да! И богата.

Из-за этого слова она встревожилась. Мардохей Лопез ещё не говорил с ней о печатях, хотя внимательно слушал, когда она рассказывала, с какими усилиями сэр Гренвиль и её брат пытались завладеть печатью святого Матфея. А теперь пришло время узнать истину, истину, которую однажды она невинно искала в доме сэра Гренвиля Кони.