Смолевка обняла её.

— Энид? — она хотела снова заплакать, от гостеприимства, от радости, от чувства, что она дома.

Леди Маргарет фыркнула.

— В любом случае, не святой дух, Энид. Скажи что-нибудь умное Смолевке, — она улыбалась, пока они обнимались, ждала, пока они немного поговорят, и затем приказала принести мальвазию. — А после этого, Энид, нам надо что-то сделать с волосами Смолевки, — она нахмурилась при виде её платья. — Это очень приятно, что ты носишь траур по сэру Джорджу, милая, но думаю, что для Тоби надо надеть что-то более радостное.

Смолевка подумала, что не стоит говорить, что траур был по «Старине Тому».

— А как Тоби?

Леди Маргарет села, спина прямая, голова поднята вверх.

— Он разрывается между жуткими страданиями, когда верит, что никогда не увидит тебя, и непристойной радостью, когда решает, что увидит. Не знаю, почему. В этом городе есть несколько абсолютно красивых и исключительно знатных девушек, некоторые с достаточным бюстом. Ты похудела, милая. Есть одна девушка, которую я особенно пыталась представить ему, леди Кларисса Уорлейк, но Тоби очень упрям. Не знаю, почему.

Смолевка улыбнулась.

— Вы действительно хотите, чтобы он женился на леди Клариссе?

Энид внесла вино в комнату.

— Она убила бы его, если бы он это сделал.

— Энид! В прошлом у меня была возможность исправить тебя.

— Да, миледи, — стоя за спиной леди Маргарет Энид улыбнулась и протянула им по бокалу сладкого вина.

— Как его ранение? — спросила Смолевка.

— Он потерял два пальца, — леди Маргарет показала на два средних пальца левой руки, — и это его сильно смущает. Он носит перчатки. Плечо у него не разгибается, но в действительности это чудо, что он выжил. Я была уверена, что он умрёт по пути сюда.

— Когда он вернётся?

— Я думала, ты счастлива разговаривать со мной!

— Да, леди Маргарет, вы знаете, как я счастлива. Я так счастлива, как никогда!

— Я сомневаюсь в этом, дитя, но ты так мило это говоришь. Тоби не вернётся до вечера, поэтому у нас масса времени. Ты должна рассказать мне все. Ты можешь идти, Энид, этот стол достаточно вытерт.

Они проговорили всю вторую половину дня, и продолжали говорить, пока леди Маргарет и Энид подстригали и завивали ей волосы.

Каролина, которая могла это сделать, жила у сестры и её мужа. В Оксфорде находились только леди Маргарет, Тоби и прислуга для каждого. Леди Маргарет выбрала одно платье из тех, которые купила Смолевке Марта Ренселинк, и неохотно одобрила. Она восприняла историю про печати и Ковенант с большим одобрением.

— Так ты богата?

— Если соберу три печати.

— Для девушки очень выгодно быть богатой, — она отказалась взять вексель, сказав, что им, как глава семейства, должен распоряжаться сэр Тоби.

— Ты говоришь, что эта мерзкая маленькая жаба Кони имеет две печати?

— Да.

— И твой достаточно жуткий братец помогает ему?

Смолевка втянула живот, глядя на себя в большое зеркало.

— Вы не слышали главной новости.

— Скажи мне, дитя.

Смолевка повернулась лицом к леди Маргарет.

— Я не дочь Слайтов, — она покраснела в неуверенности, будет ли правда такой хорошей новостью для её вероятной свекрови. — Я одна из незаконнорожденных детей Кита Аретайна.

Леди Маргарет, с её склонностью к генеалогии и знающая большинство знатных семей, отреагировала на это радостно.

— Кит Аретайн! Твой отец! Я так рада, милая, я так рада! Я часто думала, как мне не хотелось бы, чтобы кровь Слайтов была в крови моих внуков, но кровь Аретайна гораздо лучше. Кровь шотландская, но тут уже ничего не поделаешь.

— Шотландская?

— Милостивый Боже, да. Мать Кита была МакКлюр с каким-то языческим именем Дирдре. Приятная женщина, полагаю, но определённо шотландка, хотя думаю, что она достаточно долго прожила в Англии, чтобы растерять худшее из своего наследия, — она презрительно фыркнула по отношению к шотландцам. — Значит, Кит твой отец!

— Да.

— И не с той стороны одеяла! Ладно, думаю, мы это просто проигнорируем. Он всегда был мерзавцем. Его заключили в Тауэр.

— За то, что он назвал короля Якова «тот шотландский чёртополох с шипом без определённого пола».

— Ты научилась в тюрьме очаровательному языку, дитя, — фыркнула леди Маргарет. — Где сейчас твой отец?

— В Америке, Мэриленде, если жив.

— Понятно, — было ясно, что упоминание об Америке не сильно впечатлило леди Маргарет.

— Он приедет тебя искать?

— Не знаю.

— Надеюсь, его язык улучшился, если он смог это сделать. Но думаю, что нет. Эти поселения наверняка заброшены.

— Я не уверена, что хочу, чтобы он приехал.

— Не будь так глупа, Смолевка. Говорили, что Кит Аретайн самый красивый и остроумный мужчина. Я всегда хотела встретиться с ним, — она отшагнула назад. — Ты выглядишь достаточно сносно. Давай, я вставлю тебе сережки. И пощиплю щеки, немного краски тебе не помешает.

Они сели в саду, под тенистыми грушами, и Смолевка выслушала историю про Лазен Касл, и как сэр Гренвиль Кони выгнал семью. Лазендеры, сказала леди Маргарет, были разрушены. Их земли забрали, и деньги, и дом. Чарльз Ферраби, мальчик с коровьими глазами, который собирался жениться на Каролине, отменил своё предложение. Никому не нужна нищая невеста. Только лорд Таллис, старый друг сэра Джорджа предложил свою помощь.

В конце сада послышался стук копыт, раздался чей-то голос, и хлопнули ворота. Леди Маргарет прислушалась.

— Это Тоби, милая. Прячься.

— Прятаться?

— Конечно. Ты должна всегда удивлять своих мужчин, это поддерживает их интерес.

Между высокими кустами была лужайка, заросшая травой, и со стороны дома её было не видно, там Смолевка прождала какие-то секунды, которые показались ей вечностью. Сердце в груди колотилось. Она волновалась, как маленький ребенок, играющий в тайную и захватывающую игру. Она слышала шаги в тяжёлых ботинках по проходу мимо сада к дому, звук двери и затем приглушенно, но отчетливо его голос. Внезапно перед её глазами встали ужасные картины Тауэра, жутких крыс, скребущихся на холодном грязном полу, но повелительный голос леди Маргарет вернул её назад в этот фиолетово тенистый сад.

— Ступай в сад, Тоби. Я хочу поговорить с тобой.

Она услышала его шаги по каменным плитам, обрамляющим лужайку. Затем тишина. Она подождала. Снова раздался голос.

— Ты идёшь, мама?

— Сейчас, Тоби. Не будь занудой. Скажи мне, который час.

Снова загрохотали ботинки, на этот раз заглушенные травой. Смолевка постаралась успокоиться, принять невозмутимый вид. Она пригладила локоны волос, и вдруг увидела его на солнце, его рыжие волосы, левую руку в перчатке, Он был в черном. Остановился у солнечных часов.

— Почти половина седьмого, мама! — он повернулся, не получив ответа, и увидел голубое платье между кустами сирени.

— Тоби?

Она больше не могла сдерживаться, не могла быть невозмутимой. На его волевом лице появилось изумление, радость и, наконец, они оказались в объятиях друг друга, изувеченной рукой он обнял её за плечи, а она лицом зарылась у него на груди.

— Тоби!

— Ты здесь, — он приподнял её за подбородок и нежно поцеловал её, изумляясь, как будто не веря своим глазам. — Смолевка?

Они поцеловались снова, в этот раз как будто втискиваясь друг в друга, чтобы никогда не оторваться, не расстаться. Она держалась за его жесткую кожаную броню, вцепившись в него как будто в саму жизнь.

Из дома раздался голос леди Маргарет.

— Тоби!

— Мама?

— Вы могли бы делать это там, где твоя мать не смогла бы этого увидеть?

Он усмехнулся матери поверх головы Смолевки и поцеловал её снова. А Смолевке было абсолютно все равно, хоть весь мир смотрел бы. Она была дома.

27

Ничего не жди, сказал Вавассор Деворакс, лишь надейся, насколько возможно, — а Смолевка вряд ли чего-то ожидала.

Лето, которое будет вечно жить в её памяти, лето, насыщенное запахами и фруктами, листвой и урожаем, лето любви.

Смолевка Аретайн, леди Маргарет настояла, чтобы её звали так, выходила замуж за сэра Тоби Лазендера через месяц.

В церкви огласили о предстоящем бракосочетании, и никто не видел возражений или просто препятствий, почему двое не могли бы соединиться в святом супружестве. С Тауэра, с дороги, ведущей к приготовленному для неё столбу, жизнь круто свернула и закрутила её в непрестанную череду вечеров, танцев, пиршеств с людьми, которые, казалось, разделяли её счастье, даже если она никогда не встречала их. Если её жизнь действительно была рекой, то тогда из темной пещеры изощренных ужасов она вынырнула на широкое, залитое солнцем пространство. Но в её мечтах небо не было ещё бескрайне голубым.

Она никогда не была в похожем на Оксфорд месте. Его башни и внутренние дворики, шпили и арки носили отпечаток любви к красоте, которую проклинал Мэтью Слайт. Но всей этой красоте грозило уничтожение. Король терпел неудачу, королевская армия пыталась обороняться, и даже внезапное счастье Смолевки не могло затмить теней, угрожающие Оксфорду. Но в это лето этот город стал для неё золотым. Она не замечала ни зловония на улицах, ни потоков людей. Она видела только красоту, которой люди благосклонно украсили и одарили этот город. Она была влюблена.

Но даже до этой земли, обширной, залитой солнцем и омывающей рекой, зеленеющей и благоухающей, щедрой на тысячи цветов дотянулась другая тень из её прошлого. Людям, пьяным от Бога, надо не только вдребезги разбить внешнюю красоту, но также уничтожить её невинность. Сухие, шершавые руки Преданного-До-Смерти испачкали её изнутри, и эта грязь все ещё была там. Она знала это, оно отравляло её, и однажды она явно ощутила это, в конце августа, Тоби освободился от своих обязанностей по гарнизону, и они одни ехали верхом за город.