В тот день война казалась очень далекой. Земля была щедрой, трава тяжелой, а урожай обильным. И река казалась насыщенной жизнью в обрамлении цветов. День был похож на такой же день год назад, когда она последний раз плавала в речной заводи в Уирлаттоне, день, когда гарнизон затуманился белой от жары дымкой, когда насекомые роились в неподвижном воздухе, день совершенной красоты, омрачавшийся только тенью внутри неё.

Река жизни вынесла её сюда, но только вода в ней была испорчена жуткими пещерами, через которые пронесла её река. Течение было быстрым, а теперь замедлилось, но Смолевка все ещё боялась. Она утаила свой ужас от Тоби, притворившись, что его нет, но она страшилась предстоящего бракосочетания, из-за яда, которым отравил её Преданный-До-Смерти Херви.

Тоби уводил её от Темзы, лошади шли легким шагом на север через обильные поля и леса к сочному лугу, окаймлявшему речку, впадающую в Темзу с юга. Он привязал лошадей к упавшему дереву и отнес корзину на лужайку рядом с рекой.

Они разговаривали, как разговаривали эти три недели, и она не уставала удивляться, как много они могут говорить и как сильно ей нравилось с ним разговаривать. Он удивлял её, учил, слушал, спорил с ней и даже малейший вопрос мог вырасти до огромного разговора, потому что им обоим был интересен этот мир.

Они сидели у реки и ели хлеб с холодным мясом, запивая вином. После еды она легла на спину, положив голову на седло, а Тоби лег на живот в нескольких футах поодаль. Он смотрел на неё.

— К тому времени он узнает, что ты здесь.

— Да, — к этой теме они возвращались уже не раз. Сэр Гренвиль Кони. Тоби размышлял, если ли в Оксфорде его осведомители. Вино разморило Смолевку. — Можем мы обойтись без печатей?

— Ну, если ты так хочешь… — он сорвал цветок клевера и, оборвав крошечные лепестки, тронул языком нектар. — Ты хочешь забыть про них? И выбросить эту? — На шее у Тоби висела золотая печать.

Она вздохнула.

— Они принесли так много проблем. Я их не просила. Я не хотела, чтобы все это произошло. Я не просила Эбенизера ненавидеть меня, и Кони, и мужчин наподобие Вавассора Деворакса, — она повернула голову, чтобы посмотреть на него. — И я не хотела оказаться в Тауэре. — Внутри себя она ощущала этот ужас.

Тоби перевернулся на другую сторону, поморщившись, когда на мгновение придавил поврежденное плечо.

— Ты не просила, но без печатей сейчас ты была бы замужем за кем-то наподобие Сэмюэла Скэммелла. И вероятно, у тебя уже был бы свой маленький Скэммелл со своей собственной библией и со своим крошечным хмурым видом.

Она засмеялась, подставив лицо солнцу.

— Ага, — журчание реки служило фоном её мыслей.

— Бедняжка Скэммелл.

— Бедняжка?

— Он тоже этого не просил. Он был безобидным.

— Он был жадным.

Они замолчали. Солнце ярко светило под закрытыми веками. Она слышала шевеление лошадей, шлепание рыб в воде.

— Тоби, нам нужны эти печати?

Он перекатился обратно на живот, темно-рыжие волосы затеняли благородное лицо, которое досталось ему от матери. Он не сразу ответил, и Смолевка повернула голову, чтобы посмотреть на него. Она любила его лицо. У него, размышляла она, лицо не классической красоты. Глаза больше подошли бы к такому человеку, как лорд Ателдин, но память связала их с Тоби. Его глаза встретились с её.

— Есть два ответа. Я женюсь на тебе, даже если ты будешь самой бедной девушкой в королевстве. Второй ответ. Да, они нам нужны. Лазендеры владели Лазеном с незапамятных времен. И я хотел бы выкупить его, бог знает когда, но хотелось бы до того, как умрёт мать.

Она кивнула.

Он улыбнулся ей.

— Но если ты скажешь, что ты не хочешь связываться с печатями и желаешь избавиться от сэра Гренвиля и своего брата, то я выброшу эту прямо сейчас. Я женюсь на тебе и буду думать о себе как самом везучем человеке.

— Не выбрасывай, — она улыбнулась ему. — С помощью них мы выкупим Лазен Касл.

Он улыбнулся в ответ.

— И ты станешь Смолевка Лазендер.

Она засмеялась. Это звучало так странно. Она вспомнила, как он увидел цветки смолёвки в её корзине для тростника и выбрал это имя для неё. И засмеялась снова.

— Если бы я не встретила тебя, я была бы Доркас.

— Доркас, — Тоби повторил имя с привкусом траура. — Доркас. Доркас. Доркас.

— Прекрати! Я ненавижу это имя.

— Я буду звать тебя Доркас, когда ты будешь меня расстраивать.

Она отмахнулась от мухи, кружащей над её лицом.

— Смолевка, — повторила она, как будто пробуя на вкус. — Мне нравится это имя.

— И я люблю, — он усмехнулся. — Хорошо, что в тот день, когда я тебя встретил, ты не сорвала цветок коровьей петрушки. Леди Коровья Петрушка Лазендер не очень красиво звучит.

— Или смертельно-опасный паслен.

— Или крыжовник.

— Леди Черника Лазендер, — она засмеялась. — Мне больше нравится Смолевка.

Тоби сорвал зернышки луговой овсяницы.

— Был поэт по имени Смолевка.

— Я знаю.

— Потому что я тебе рассказал про него. Он усмехнулся, приподнялся на локтях, чтобы быть поближе к ней, над ней склонилось улыбающееся лицо. Помолчав, он продекламировал:

Мы теряем свободу,

Женщинам подчиняясь

Так зачем они нам нужны,

Если они счастливы от нашего горя.

Она засмеялась.

— Это поэт Смолевка написал?

— Да.

— Не очень хорошие стихи, правда?

Он пожал плечами, пощекотав ей лицо травинкой.

— Я и не рассчитывал, что тебе они понравятся. Я думал, что ты рассердишься и назовешь меня женоненавистником.

— Мне слишком жарко, чтобы сердиться. Прочитай мне лучше ещё какие-нибудь его стихи, если мне не понравится, я не выйду за тебя замуж.

Он кивнул.

— Договорились.

Он нахмурился, притворяясь, что вспоминает, затем кивнул головой, слегка поцеловал её в губы и процитировал, глядя ей в глаза:

Царство небесное — музыка, и потому

Рождение твоей красоты — божественно

Теперь наступила очередь Смолевки думать. Она смотрела в зеленые глаза, затем кивнула.

— Я выйду за тебя замуж.

— Тебе понравилось?

— Мне понравилось.

— Я так и думал.

— И именно поэтому ты выучил их наизусть к сегодняшнему дню?

Он засмеялся.

— Как ты узнала?

— Потому что единственные стихи, которые ты знаешь, это те, которые распевал твой отец на Рождество, и потому что ты забыл книгу стихов Смолевки на садовом столике, и за ночь она отсырела.

Он усмехнулся.

— Женщине не стоит быть такой умной.

— Нам нужно быть умными, милый Тоби, учитывая, что мы выходим замуж.

— За кого выходим замуж.

— Что выходим.

Он поцеловал её снова, долго и нежно, и так как она закрыла глаза, он положил правую руку ей на живот. Прикоснувшись к ней рукой, он почувствовал, что она напряглась, понял, что она сжалась из-за него, и поднял голову.

— Смолевка?..

Она не открыла глаза и молчала. Это был тот страх, то, что не отмывалось. Испорченная вода, внутренний изъян, тень из прошлого.

— Смолевка?

Она хотела объяснить ему, сказать, что подарит ему любовь, если он подождёт, а у них через неделю была свадьба, и она боялась.

Он убрал руку с её живота, мягко дотронулся до её глаз. Синие глаза смотрели на него, но не враждебно, а испуганно. Он улыбнулся.

— Этот священник никогда больше не дотронется до тебя.

Она смотрела на него, нахмурившись.

— Ты знаешь?

Он кивнул.

— Я прочитал «Меркурий». Нетрудно догадаться.

Она думала, что он не знает, что грязь спрятана внутри неё, что она утаила это от него. Она почти всё рассказала леди Маргарет, хотя не всё, и сейчас села, отбросив волосы с лица.

— Тебе мама рассказала?

— Нет.

Но это было не полной правдой. Со своей обычной прямотой леди Маргарет уверила Тоби, что его невеста до сих пор девственница, но также сказала, что он должен обращаться с ней осторожно. Тоби поднялся и сел напротив неё.

— Расскажи мне.

Она недовольно покачала головой.

— Тут нечего рассказывать.

— Тогда не о чем беспокоится.

В её глазах промелькнул вызов, и, пожав плечами, она невыразительным, будничным голосом начала рассказывать. Она знала, что все могло быть гораздо хуже, но до сих пор ощущала на своей груди, оскверняющие её руки Херви, его дыхание у неё над ухом, когда его пальцы ощупывали её живот ниже талии. Она говорила о зрителях трибунала, рассматривающих её, пока руки священника скользили по её телу. Она до сих пор их чувствовала, мнущие и трущие, и знала, что Преданный-До-Смерти запачкал в ней то, что она хотела сохранить чистым. Пятно ничем не оттиралось.

Он ничего не сказал, когда она закончила. Рассказывая, она не смотрела на него, а он смотрел за реку. Теперь он посмотрел на неё, задумчивую и красивую, и ждал.

Она повернулась к нему, все ещё защищаясь.

— Вавассор Деворакс высказал странную для меня мысль.

— Какую? — он был мягким и деликатным, как будто ловил неуловимую форель в холодной воде.

— Он сказал, что у каждого есть ужасная тайна, страшная, он сказал, что эта тайна всегда находится в спальне. Он подразумевал это. Всё звучит так отталкивающе, как будто любовь всегда заканчивается в отвратительной грязной комнате с нечистыми простынями.

— Это не так.