Потом речь зашла о танцах, и я пожаловалась, как намучилась тот раз от мышечной крепатуры, и отчиталась, что теперь каждый день делаю специальную гимнастику для растяжки, которой научил меня Андрей. Что-то показала даже, но без фанатизма… Лиля старательно повторяла, а Савойский от этого первого урока отказался, сказавшись уставшим…

Как я так ужралась – не знаю, хотя все мы тогда были хороши, кроме Аркадия и охранника. Но как раз в тот вечер и тронулся лед в отношениях с Элиной и супругами Савойскими. Нормальные оказались люди, хоть и неприлично богатые. Кажется, еще мы говорили о службе моего мужа, о том, что он пока невыездной с севера – лишнего я не наговорила даже под градусом. А потом нас с Элиной развезли по домам.

В тот вечер мы опять разговаривали с Виктором, и вот это я помнила уже неважно – урывками. Еще раньше я сказала ему, что встречаю Новый год с папой, потому что у мамы встреча с двумя подругами, куда приглашали и меня, но я отказалась. Он доложил, что на север прибыли мальчишки, что-то еще про еду было…

А потом оно прорвалось – сквозь запреты и заслоны, которые я выстроила в своей голове. Неконтролируемо вырвалось и прозвучало – в связи с моими опасениями и страхами. И вот эту часть нашего разговора я запомнила, потому что мои слова меня же и отрезвили. Не совсем, но…

– А ты не целовал меня в Александрии, – обижено и горько сорвалось вдруг с языка. Прозвучало, как общий вопль моих разочарований в нем, тайных надежд и дурных мечтаний. Сообразила и замерла, сердце испуганно бухнуло, дыхание сбилось…

– Тебе стоило напиться… – осторожно выдохнул Виктор, будто боясь спугнуть меня: – Хотел и мог, но ты или взорвалась бы… а скорее откликнулась – мы одно уже… Но только телом, а потом – неизвестно. Я рад был, что хоть говорить согласилась.

– А молодецким наскоком, мужицким напором? А, Усольцев? – обижено бушевал во мне ром.

– Дурочек берут, Зоя – вопрос не решит. Я буду ждать твоего осознанного решения.

– А вдруг не дождешься? – сама испугалась я такой возможности.

– Мы ужеговорим о нашем, – почти шептал он.

– А куда это ты крадешься, Усольцев? – пьяным шепотом удивилась я.

– Мальчишки вернулись,– улыбался он, – сейчас ворвутся – жаль… не вовремя. Ложись спать… я целую тебя, – и отключился.

Я тихо возмутилась, а потом сообразила, что да – лучше маме говорить с мальчиками на трезвую голову.

И еще одно… разве могла я лечь спать просто так? Когда такое настроение – половина работы сделана, контакты на работе налажены – нормальные, человеческие. А еще телефонный поцелуй. Проходя мимо папы, который листал в компьютере семейные фото, брякнула:

– Напиши ей письмо, папа – бумажное… рукой.

– Ох, Зоя… да ты напилась, что ли? – поразился он.

– На пожарный случай… э-э-э – тазик найди, мало ли, – протопала я в свою комнату.

Обошлось. И Новый год на следующий день мы благополучно встретили. Было красиво и вкусно, был стол с еловой веткой, а вместо игрушек – три маленьких мандарина… Удивительно, но хорошо работала связь, и я напоздравлялась и нажелалась с мамой до и после двенадцати, а после еще с мальчишками, с Пашей и Виктором. Нечаянно представляла себя там – со всеми ими. Мы накрыли бы стол, и потом был бы торт с чаем, а может и шашлыки у пирса. Глядя вместе с папой на цветные шапки салютов, которые запускали во дворах, я будто наяву видела их отблески в водах Кольского залива – то тонущие в снежной круговерти, то сливающиеся со сполохами северного сияния…

Первого января в час дня раздался звонок и голос Усольцева:

– Зоя, через два часа я буду в Питере. Еще через час – возле твоего дома. Пожалуйста, надень то синее платье – с квадратом наверху… ты поняла.

– Что? – охнула я, – а как же мальчишки?

– Отпустили меня. И Паша тоже.

– А зачем… почему это вдруг? – растерялась я.

– Ты совсем ничего не помнишь? – посмеивался Усольцев.

– Помню… если ты о поцелуях, то извини. Ты же еще на посадке?

– Не помнишь, значит… Мне зайти за тобой или сама спустишься?

– Не обязательно… нет – не нужно. А что ты планируешь…? – задала я, наконец, вопрос по существу.

– Значит, сюрприз будет, – с облегчением засмеялся он. А дальше оказался недоступен.

Я кинулась к шкафу с одеждой, потом в ванную и замерла, глядя в зеркало. Похоже, это будет свидание, потому что ощущения нахлынули подзабытые, но знакомые. Было уже такое дело, только на лавочке и с мороженым. Потом были у нас и театры, и рестораны, но уже без такого… трепета, что ли? Мы все планировали вместе, выходили тоже. И было ожидание праздника, но не встречи, не значимых взглядов и прикосновений... А теперь все будет по-настоящему. Я чувствовала это так, поэтому занервничала, и нахлынули сотни разных мыслей… самая глупая, наверное – какую выбрать обувь? Потом прикинула время и поняла, что успеваю все – и даже успокоиться.

Что это было? Я, конечно, собиралась выяснить потом, но никаких неприятных эмоций и чувств его выходка не вызвала. Наоборот – приятно удивило то, что он предупредил меня о своем приезде, хотя мог явиться нежданно – настоящий сюрприз получился бы. Но потрясения мне, как бы, противопоказаны? А еще я могла отказаться и тогда он не сел бы в самолет. Решила пока не думать об этом и просто постараться хорошо провести время и, может быть, проверить себя.

Да, мы бывали с Усольцевым в ресторанах – не раз и не два, но не так. И точно ни разу не встречались у такси, где он ждал меня по гражданке и с букетом в руках… Темные кожистые листья, крохотные белые цветочки с длиннющими тычинками – это я рассмотрела потом.

– И что это, Витя, зачем? – смотрела я на него, принимая букет.

– Запах понравился, а название сильно сложное – не запомнил, – улыбался он, заглядывая мне в глаза, угадывая…

Да, запах был – пряный, фруктовый. Я зажмурилась от удовольствия. Снова совпало у нас…

– Я не о цветах. Что ты сорвался? Зимой опасно летать.

– Помню-помню… – сел он на заднее сиденье рядом со мной, – ты вообще боишься. Сегодня не страшно – погода летная. Тебе куча приветов от Сережки и Ромки, примчались с катера голодные… – рассказывал он, пока мы ехали по городу.

Я внимательно слушала и смотрела в окно. В новогоднюю ночь выпал снег – совсем мало, как раз столько, что убирать его не стали, посыпать чем-то – тоже. И сейчас по слегка утоптанной уже тонкой снежной простыне, укрывшей асфальт, по заснеженным козырькам и балконам гуляли слабые блики от множества гирлянд, украшающих центральные улицы. Тающие сосульки и светящиеся дождевые капли, стекающие вниз; световые завесы в витринах, цветная бахрома и искристые водопады – сказочное царство света и свежего снега. И настроение… ощущение праздника – наконец-то! Улыбаясь, повернулась к Виктору – он смотрел на меня. Кивнул, мягко соглашаясь:

– Красиво… а совсем стемнеет – будет еще лучше. Мы уже подъезжаем.

Это был ресторан кубинской кухни – в подвальчике, с полукруглыми сводами над головой, выложенными камнем, дощатыми панелями на стенах… Кубинский флаг на стене, старая машина зачем-то, ненавязчивая музыка, приятный свет, фотографии – здесь было хорошо и уютно, но у нас обещало быть лучше.

– Ты не знала, какое меню выбрать для клуба. Ну вот… – подводя меня к заранее заказанному столику, объяснил Виктор: – Сейчас все и решишь – посмотришь, попробуешь. Мое любимое… – провел он взглядом по вырезу-каре моего платья и поднял взгляд на лицо, выискивая в нем что-то или чего-то ожидая?

Мы встретились первый раз после Александрии. Здесь и сейчас – в приглушенном свете ламп, он выглядел намного лучше. А еще – свежая стрижка, выбрит, что называется – до синевы, даже седина странно красила его, делая солиднее… не старше.

– Сама не сообразила бы… не собралась – точно. Спасибо, Витя, – понимала я, что уже не вспомню – что наговорила тогда и насколько большой проблемой выглядел выбор меню? Вряд ли, как катастрофа. Скорее, как неплохой повод для встречи.

Отказавшись от выпивки (я не рискнула, а он поздно вечером улетал), заказав что-то из блюд и особо не заморачиваясь с выбором – салат с утиной грудкой или со стейком акулы, мы сидели напротив, смотрели друг на друга и опять говорили... Обо всем подряд, как привыкли в последнее время – как отучились мальчики, как они сейчас выглядят, как встретились отец и сын Силины … Неприятные вещи замалчивались – не вспоминали состоявшийся уже развод Сани и Паши, перемены в службе Усольцева и даже гарнизонные новости – мало ли… портить вечер не хотелось нам обоим.

Это была то ли маленькая репетиция наших будущих отношений, если они состоятся? То ли… такая себе проба, которая покажет силу нашей выдержки – моей особенно. А еще степень готовности пойти навстречу друг другу, границы дозволенных речей… Мы шли наощупь. Он – опасаясь ранить или обидеть, нечаянно вызвав воспоминания, я – без желания упрекать, но еще не в состоянии совсем отпустить то, что было. Какие там поцелуи? Разве что взглядами…

К концу вечера я чувствовала их почти физически – теплым жжением на губах, горячими мазками – по беззащитному декольте… Росло напряженное ожидание непонятно чего – следующего шага или слова? А дальше будет такси и возможно то самое соприкосновение рукавами. Я не боялась этого – смешно бы… но понимала, что Усольцев ждет… и я тоже жду.

Когда он взглянул на часы и потом поднял взгляд на меня, я положила на стол расслабленную кисть. Между нами. Ближе… в доступной для него близости. И он накрыл ее своей – не пальцы, а скорее запястье. Легко, чуть слышно провел большим пальцем по коже, и я прикрыла глаза, остро переживая не совсем то, чего ожидала. Сдавило в груди и толкнуло… потянуло к нему в простой, почти невыносимой женской потребности быть ближе, прижаться, чувствуя привычные силу, тепло и защиту. Ладонь судорожно сжалась в кулак под его рукой… и он отстранился, поднимаясь: