Этот декабрь был теплым, январь – малоснежным и без сильных морозов, зато в феврале зима будто опомнилась. Бесконечные бураны заставили местные власти выгнать на улицы всю снегоуборочную технику. Она не могла работать из-за огромного количества припаркованных на проезжей части машин. По телевизору постоянно муссировали эту тему, демонстрировали работу эвакуаторов, водители подавали в суды… А зима насыпала все новые сугробы, раскатывала катки на тротуарах, шлифовала льдом и укатанным снегом проезжую часть… реагенты не справлялись – их выбирали вместе со снегом.

Скорее всего – поэтому… Было много сообщений о ДТП. Щемило где-то в душе – как же это плохо, как же ужасно вот так – зимой, в такой холод... Трудно жить, думая о смерти и мы упрямо отрицаем ее для себя и своих близких – хотя бы на время. Наверное, все люди стараются не думать, не углубляться в эти мысли – что когда-то придется и им… придет их черед. А в такие вот моменты, как сейчас… нечаянно просыпается особенно сильная потребность и желание жить – неуемное и ненасытное.

Оторвавшись от окна, прошла и включила компьютер. Нужно было проверить одно дело. Потому что эта мысль… она не давала покоя – нереальная и даже дикая… неожиданная... Нашла правила и процедуру усыновления детей в РФ. Сведения были в свободном доступе – изучай-не хочу. Все понятно и ясно – только через суд. Сбор необходимых документов, подача их в ОПП, рассмотрение, собеседование, проверка условий, опрос соседей, сотрудников на работе… Психологическое тестирование, запрет на переезд во время процедуры усыновления, справка о здоровье, о доходах, жилищных условиях, проверка. Суд, решение, утверждение в родительских правах и скопом все занимает три-четыре месяца – в самом лучшем случае.

Первым позвонил Виктор:

– Погода нелетная, Зоя, завтра выезжаю поездом.

– Не нужно… – потухшим голосом решила я закрыть на время вопрос, – нет смысла спешить – все равно это детдом, в лучшем случае до лета…

– Нет, Зоя. Нам нужно поговорить. Очень серьезно. Ты имела в виду усыновление, так же? – не согласился Усольцев, ощутимо волнуясь: – Ты хотела поговорить об этом? Это очень серьезно. И скажи, пожалуйста, я должен знать – это будет твоим условием?

– Нет! Ни в коем случае, ты что? – растерялась я, – это будет семейный совет. Я ни в чем еще не уверена... в себе даже. Да, Витя, нам нужно говорить.

– Завтра поезд. Это сутки, родная… Прибытие в понедельник в десять утра. Попробуй согласовать с работой. А Бокарев выезжает утренним, сам позвонит тебе.

– Хорошо, что поезд, – выдохнула я с облегчением, и удивилась: – Я думала – Артем уже едет.

– А какой смысл ехать в ночь? – удивился в ответ Усольцев.

И в самом деле – тихо выдохнула я. Пусть сейчас решают мужчины – так, как нужно. А я испугалась, растерялась и запаниковала. И сейчас с огромным облегчением доверилась мужскому решению. И как же хорошо, что они есть рядом… как же это хорошо…

Переспав ночь с таблеткой, позвонила папе, даже не просчитав время суток – он терпеливо ответил мне, отчитался о здоровье и времени отъезда. Виктор перезвонил перед посадкой и предупредил, что, скорее всего, сутки в поезде он проспит:

– Рубит конкретно. Почти овощ, не дождусь – упасть...

Артем в свою очередь сказал, что куда нужно – он съездит сам. Потом подъедет и отчитается. На вопрос о деньгах ответил, что с ними все в порядке…

Пока ждала его, отпросилась на понедельник по семейным обстоятельствам и договорилась, что кухонное оборудование примет старший повар, уже нанятый на работу. Поговорила с мамой – Гриша пока не скучал, хотя о маме Свете спрашивал. Но они вместе доили Тасю, и это было приключением для ребенка, потом катались на санках и готовили еду…

– Решайте все вопросы спокойно, Зоя. Я справляюсь.

Я приготовила ужин для Артема, прибралась в квартире. Вечером сидели вместе с ним за столом на кухне…

– Две машины вынесло на переход… пострадало несколько человек, но только Света попала между… Остальные – травмы разной степени… тяжелых нет. Я был в похоронном… послезавтра на нашем кладбище. Знаешь… с одной стороны – коробит такой бизнес, а с другой – дай им Бог здоровья, – горько отмечал Артем, – из нашего выпуска Света – пятая. Кто как… Я заметил, где Светка кладет ключ… взял одежду, оставил там… хоть и в закрытом гробу, но по-людски нужно, так же?

А я представила себе, как мужчина выбирает одежду, достойную погребения в ней… заплакала.

– Я ничем не помогла тебе – совсем, Тема.

– Ага, только тебя туда, – тяжело вздохнул он и вдруг взглянул на меня как-то отчаянно: – Были мысли у меня… Я не говорил тебе, трудно было даже думать об этом, но недавно узнал, что Зоэ ждет ребенка... И я смирился, Зоя – сам виноват. И подумал… грешным делом – а почему нет? Светка – солнышко такое… зачем все эти страсти, если уже согласен на просто устроенность, уют и покой? И сам тоже можешь дать это другому… по-настоящему хорошему человеку, которого ценишь? А еще – бедность там, а мальчишка такой хороший... Я думаю, что сложилось бы – без надрыва, по согласию и желанию. Я может и не заслуживал ее, но дать им мог многое. Но даже телодвижений никаких не предпринял – не успел, только мысли... И тут, как ответка – вот это. Страшно, Зоя…

Мы еще посидели… я даже предложила ему переночевать у нас на диване. Выходить в ночь, на холод казалось таким неуютным… Неужели ему хотелось?

– Нужно… мне очень нужно посмотреть квартиру, Зоя. Давно в Питере не был. Переночую у себя.

– Прямо так сильно нужно? – удивлялась я ему.

– Да, есть такое… – растерянно улыбался он, – хоть на счет этого буду спокоен, когда еще вырвусь?

Когда уже проводила Артема, проследив из окна, как он садится в такси, как осторожно машина покидает двор, слегка пробуксовывая в низких снежных заносах, прошлась по квартире… Эти сутки перевернули что-то во мне задом наперед. Трудно было понять – что изменилось.

Мысли о детях? Рома и Сережа в порядке, сегодня у них никого не выпустили в увольнение – в связи с катаклизмом. Ребята психовали, докладывая мне об этом, а я думала об их начальстве с теплом и почти с любовью – святые люди, на самом деле. И неважно из каких таких побуждений и на каком основании был перекрыт курсантам кислород, как выразились мальчишки. Решение было мудрым.

Мама… там все было в порядке – Гриша накормлен и в тепле, а мама Света… она просто уехала. Ребенок принял это и пока ему интересно с няней, и он плотно занят, скучать по маме точно не станет. В запасе есть какое-то время.

Папа… вылетает через три дня. Чувствует себя неплохо. Только я знала, что даже если не очень – мне не скажет, и от этого было немного не по себе. Скорее бы вернулся!

А где-то в поезде под стук колес отсыпался вымотанный донельзя Усольцев. А я все-таки сволочь первостатейная – понимала я совершенно отчетливо. Отлично знала, что у него служба, да еще дополнительная нервотрепка в связи с переводом. Все эти перелеты туда-сюда с постоянным недосыпом… И при этом он умудрялся еще мотаться учиться танцам? Это просто нереально, я в таком режиме не протянула бы и недели, а он – месяц. Наверное, как и я сейчас – старался занять себя максимально и с пользой, чтобы не было времени на душевные метания. Или мужчины не мечутся? Я же восприняла это буднично – цветы оценивала, таскала его по Питеру…

Но как же хорошо, что он все ближе и ближе – с каждой минутой. От этого становилось все спокойнее, я ждала его совета и решения. Готовилась. Утром в понедельник готовила еду – замариновала отбивные, поставила в духовку перловку с овощами, мы любили такую кашу. Пробежалась еще раз по квартире с тряпкой, даже заглянула в папину комнату и протерла пыль на его столе, сдвинула клавиатуру… и увидела под ней два конверта.

Взяла их в руки машинально – даже не успела ничего подумать – записка это для меня или еще что? Конверты не были заклеены и на них не указан был адрес… я приоткрыла и потянула вверх исписанный лист. Глаз выхватил только обращение – Томочка...

У меня затряслись руки, и перекрыло дыхание. Сердце поползло к горлу и застучало там, сдавливая его. Вдруг встало перед глазами… по-дурному, дико, глупо, по вдруг представилось – с ним что-то случилось… Нет! Случилось самое страшное, как со Светой, а я стою и читаю это его «Томочка» и умираю от того, что не знаю – что с этим делать?! Ничего нельзя – ни отдать письмо маме, ни уничтожить его! Потому что это…

Звонок в дверь прозвучал, как спасение. Я кинулась в прихожую, распахнула дверь и увидела заснеженного Усольцева. Мы смотрели друг на друга какие-то мгновения. И его взгляд стал встревоженным, а брови нахмурились. А я шагнула, взяла в ладони его лицо, встала на цыпочки и поцеловала – сама, как он хотел. В губы и щеки, в нос и подбородок… заплакала от радости.

– Зоенька… родная моя, что… такое случилось? – успевал говорить он, – дай мне хоть войти.

– Нет, Витя, нет, – бестолково мотала я головой, прижимаясь к холодной одежде всем телом.

Он подхватил меня одной рукой и внес в прихожую. Бросил сумку и поставил меня на пол. Сам обнял и поцеловал – осторожно и бережно. Вытер слезы со щек.

– Что стряслось, пока я спал? Все наши живы? Что тебя так колотит, Зоя, из-за чего?

– Да… да – живы, – кивала я, – колотит. Согрей меня, Усольцев. Нужно мне, не могу больше одна… без тебя. Сейчас, пожалуйста… хочу…

Глава 43

Двигаться не хотелось. В теле чувствовались сразу и приятная усталость и уютная легкость. Я лежала на плече мужа, тесно прижатая тяжелой рукой к его телу, и чертила ноготками узоры на мерно вздымающейся мужской груди. Мы расслабленно молчали… Все было так, как всегда. Все, как годы до этого – ощущение двух сложенных вместе, наконец, половинок. И невыразимое удовольствие от идеального их совпадения. Но никогда еще я не слышала столько признаний и обязательно с наречием «очень». И смеялась, и плакала от этого, а сейчас успокоилась, расслабилась, пригрелась… И так захотелось забыться! Лежать бы вот так… совсем бездумно. А не получится, нельзя.