-  Ты бы видела себя сейчас со стороны, - заговорил Лев томно. - Сидишь, такая изнеможенная… довольная… потная…

- Мне хорошо, - так же томно ответила я и даже улыбнулась.

- Я вижу, - чересчур довольно произнес Майский. - Очень мне это кое-что напоминает.

- Помолчи, - шепотом попросила я и невольно облизнула губы. И Лев замолчал.

 Но тут же я почувствовала скользящие прикосновения ниже шеи. Я медленно подняла веки и увидела, как изящные пальцы писателя игриво скользят по моей груди. А их обладатель стоит рядом, слегка наклонившись.

- Прекрати, - растянуто произнесла я. Майский убрал руку и выпрямился. А я, посмотрев прямо перед собой, заметила вдруг, как под плотно облегающими боксерами, заметно выступая, напряглась самая выдающаяся часть тела писателя…

 Это что это, Дашка, он опять возбудился, просто прикоснувшись ко мне? Ну и темперамент у Майского. Даже такая жара ему не помеха.

- Сядь, а… - сказала я, продолжая смотреть перед собой. Лев заметил, куда именно я уставилась, и, усмехнувшись, принялся снимать с себя боксеры… И вот тут я начала волноваться. Однако с места не сдвинулась, так как была сейчас мало на что способна… Все-таки в парилке я, похоже, пересидела. - Ты что это собрался делать? - Майский не ответил, он уже стоял напротив меня совершенно голый, и ответ на этот мой вопрос был ну очень очевиден. - Мне может стать плохо! - попыталась я сыграть на чувстве жалости, ведь кто-то мне когда-то говорил, что баня и секс - вещи несовместимые. - И мне действительно, что-то нехорошо… - добавила я, вдруг чувствуя, как все вокруг начинает бешено кружиться: стены, пол, потлок, Лев…

 Я схватилась за лавку, пытаясь подняться, причем напрасно, ноги не слушались, я падала обратно, и Лев, заметив это и поняв, что я не вру и мне действительно, плохо, не издав ни звука, подхватил меня на руки. Сопротивляться я не стала и, ощущая, как моё влажное тело скользит в его руках, обреченно схватилась за мужские плечи и сцепила пальцы в замок на шее писателя. Голова опрокинулась назад, дышать становилось все трудней и трудней, я отчаянно пыталась вдохнуть и пугалась оттого, что это у меня не получается. Майский, тут же толкнув ногой дверь, вынес моё обессиленное тело из парилки.

 Предбанник был у нас не маленький, помимо различной банной утвари, тут имелось несколько стульев, большой стол и не менее большой диван. К нему-то Лев и направлялся. Положив меня спиной на прохладную, сделанную под кожу обшивку, Майский послушал мой пульс и, схватив лежащее на стуле полотенце, принялся аккуратно меня обтирать, начиная с ног. Я лежала неподвижно, жадно втягивая воздух. Здесь он был уже другим, более привычным и менее влажным. Дышать наконец-то получилось. Страх отступил. И в манипуляциях Льва не было никакой нужды - мое тело высыхало само по себе.

 А вот в горле пересохло, пить очень хотелось, о чем я и сказала:

- Дай попить.

 Лев послушно поднялся, шагнул к столу. Я слышала, как Майский открывает бутылку кваса, как напиток зазывно пенится и наливается в кружку. Потом Майский сел обратно и протянул мне налитое. Поднявшись на локтях, я попробовала сесть. Кружиться мир прекратил, и я, откинувшись на спину дивана, с наслаждением осушила кружку с квасом, затем, не глядя, вытянула руку, возвращая пустую ёмкость Майскому:

- Спасибо. - Он забрал кружку, опять встал и подошёл к столу. Налил ещё кваса и, стоя ко мне боком, принялся пить сам. И он по-прежнему был голым, и его главная мышца по-прежнему была пусть уже и не такая возбужденная, но все равно выдающаяся.

- Может, ты все-таки оденешься? - нахмурилась я.

- А я тебя смущаю? - изобразил он удивление.

- Есть немного.

- Ты не впервые видишь меня без одежды, - фыркнул Лев. - И вроде бы раньше ты не смущалась…

- Я всегда смущалась, - открыла я ему свою маленькую тайну. - Просто под маской ты этого не видел.

 Майский улыбнулся:

- Зато чувствовал, - ответил он. - Ты, между прочим, мягко говоря, тоже не одета… - Лев провёл по моему телу взглядом, а потом заботливо спросил: - Ты, кстати, как себя чувствуешь?

- Лучше.

 И вот тут ко мне неожиданно вернулись все чувства. И хоть они и касались моей наготы, но по-другому - я вспомнила, что где-то там, за пределами бани, находятся родители. Поднявшись с места, я посмотрела в сторону входной двери, а Лев, догадавшись, что я там высматриваю, поведал:

- Дверь я закрыл.

 Я облегченно выдохнула и села обратно. Дашка, а почему ты ее, эту дверь, заходя, не закрыла?.. Да я никогда ее не закрывала! У нас не принято, мама просила никогда не закрываться, так как всегда боялась, что кому-то там может стать плохо. И именно поэтому в самой парилке замка вообще никогда не было… Н-да, и вот сегодня плохо стало мне. В первый раз, между прочим.

- Что с тобой было? Пересидела в парной? - поинтересовался Майский, продолжая стоять напротив и пить квас…

 Он что, специально это делает? Стоит, типа, любуйся, вот такой вот я красивый и большой!

- Ты виноват, - отворачиваясь, ответила я.

- Опять я. В чем на этот раз?

- Когда ты появился в парилке, я уже собиралась уходить.

- И ты решила задержаться…

- Меня разморило, - хмыкнув, ответила я.

 Лев лукаво на меня посмотрел, поставил кружку на стол и, сев передо мной на корточки, ласково заговорил:

- А я думал, ты меня ждала. Поэтому и согласилась пойти первой.

- Я согласилась пойти первой, так как очень люблю баню.

- А меня? - спросил он и положил свои руки мне на колени. - Помнится, в клубе, в котором мы отмечали день рождения Сереги… когда мы танцевали, ты сказала что… начинаешь влюбляться в меня.

 Эх, было такое, Дашка… Я, действительно, так думала. В тот момент.

- Я начинала влюбляться в Льва Майского, который так натурально демонстрировал мне свои самые лучшие качества. И удивительным образом притягивал меня к себе, словно мы были давно знакомы, - фыркая чуть ли не через слово, ответила я.

- Так ты думаешь, что я притворялся? - догадался он.

- Думаю, - кивнула я и, оттолкнувшись руками от дивана, захотела подняться. Но Лев переместил свои горячие ладони с моих колен на бедра, не позволяя моему телу покинуть пределы дивана.

- Сегодня ты назвала меня упертым, - начал он. - Но, по-моему, самый упертый человек среди нас - это ты. Никак не хочешь видеть очевидное.

- Очевидное я как раз вижу, - покачала я головой.

 Лев нахмурился, резко убрал руки и встал. Я тут же вскочила с дивана, огляделась по предбаннику и, обнаружив, что искала, подошла к стулу, на котором лежала моя сложенная одежда.

- Хорошо, - сказал Лев вдруг. - Если ты мне докажешь, что не любишь меня, я оставлю тебя в покое. И уеду.

 Я повернулась к нему вполоборота и удивленно спросила:

- Докажу?

- Да, - отозвался он и подошёл ко мне сзади. Прижался и, схватив меня обеими руками за грудь, начал интенсивно мять нежную часть моего тела. А его губы влажно поцеловали меня между лопаток… Я вздрогнула. - Докажи мне, что не любишь… - прошептал он мне в ухо и, продолжая сжимать грудь левой рукой, правой, поглаживая мой живот, плавно опускал ладонь ниже…

 Буквально через секунду его пальцы оказались на запретном месте, скользнули глубже и, нащупав выступающий бугорок, принялись ласкать его поглаживаниями. Я остолбенела, ощущая набухающее оживление, и тут же почувствовала, как там все становится предательски мокро. Это почувствовал и Лев.

- Ну же… - шепнул он. - Прогони меня.

 А я закусила губу… ну же, Дашка, ну прогони его, оттолкни, ударь… Пошли подальше! Но я продолжала стоять, кусать губу и глубоко дышать. И каждый раз, делая вдох, содрогаться.

- Это не честно… - тихо, на выдохе сказала я.

- Тебе же нравится… - отозвался Лев, ускоряя движения пальцами. Мои губы слабо охнули. - Нравится… Ты же хочешь, чтобы я касался тебя. Ласкал… Целовал. Вот так же хорошо? Ты и сама не прочь делать то же самое…

 Мне нравится, да! Я хочу, да! И сама не прочь… Ох, Дашка. Глупая. Глупая и безвольная девочка.

Рука Льва замерла, так и не закончив начатое - в нескольких секундах от моего удовольствия… Я разочарованно простонала, а Майский развернул меня к себе лицом, притянул и поцеловал. В мой изнывающий от ожидания живот упиралось опять возбужденное мужское состояние… Лев целовал меня, ненасытно, упрямо, воспаленно. Я отвечала, игриво кусаясь и наглаживая его грудь. Руки Майского оказались на моей спине, а потом больно сжали ягодицы. Больно, но приятно.

- Что же ты молчишь, Дарья? - спросил он ласково, прерывая сочный поцелуй.

- Ты не даёшь мне сказать… - нашла я оправдание и сама потянусь за продолжением. Майский усмехнулся и вернулся к моим губам. Поднял мое согласное, трепещущее тело и в два шага достиг дивана. Положил, одновременно устраиваясь сверху. Я и сама не поняла, как подняла ноги, подтягивая бедра к животу. Лев воспользовался этим, положил мои колени на свои плечи и сразу вошел. Свободно, глубоко, упруго… Я охнула. Громко, с чувством. Майский приподнял меня за поясницу, размещая свои руки под моими ягодицами, и,отстраняясь, покинул моё тело. Но не полностью… Я впилась ногтями в его плечи и попыталась притянуть к себе, прося вернуться обратно, войти полностью.

- Нет, сначала скажи мне… - попросил он. - Скажи, что любишь…

Так вот чего он хочет, Дашка! Слова он услышать хочет, вот и издевается… Я отворачиваясь и извиваясь, стиснула зубы:

- Пожалуйста… Не мучай…

- Скажи! - он слегка толкнулся вперёд, дразня меня своим полудействием. - Скажи… Это же правда. Ты знаешь, я знаю… Надо лишь сказать… - его голос звучал жалобно, он не приказывал, он просил, сам горел от нетерпения… Хотел продолжить. - Я люблю тебя. Люблю. А ты? - я заскулила, борясь сама с собой: с желаниями, ощущениями. Мне не хотелось сдаваться, но продолжить хотелось больше. Тело молило, сладко ломало, внизу пульсировало так, что я неосознанно теряла контроль над всеми мышцами. И одна из них, отвечающая за речь, меня предала.