Через несколько километров сворачиваем с трассы и тормозим на заправке. Никита поворачивается ко мне лицом, и я нерешительно перевожу на него взгляд.

– Да не съем я тебя, Аня. Неужели я такой страшный?

– Я тебя не боюсь, – заявляю твердо.

Клим срывает маску моего бесстрашия одним движением – медленно протягивает руку и накручивает на палец прядь моих волос. Тихий лихорадочный вдох обжигает горло.

Да. Никита страшный.

Не в прямом смысле, но вокруг его образа как будто проступает темный ореол. Никогда точно не знаешь, чего можно ожидать от этого парня. И каждый его выпад выводит на эмоции, причем, крайне противоположные друг другу.

– Зачем ты их покрасила? – спрашивает Никита, играя с моими волосами.

Выпадаю из реальности, возвращаясь на год назад.

Едкий запах дешевой краски для волос наполняет маленькую ванную комнату. Наношу темную жижу голыми руками, остервенело втирая в голову. Хочется исчезнуть. Испариться. Стать невидимкой. Стать кем-то другим.

– Просто так, – отвечаю надломлено.

Никита скользит взглядом от своей руки к моей шее, прикасается кончиками пальцев к местечку, где бьется пульс. Холод его кожи обжигает, словно поцелуй Смерти. Клим смотрит в глаза, молчит, но такое ощущение, что он все понимает. Ему не нужны ответы, потому что он уже знает, кто я на самом деле. Сломанная, испорченная, жалкая…

Это невозможно! Нереально!

– Сахар и молоко?

С трудом соображаю, о чем он. А, нет. Вообще не соображаю.

– Что в кофе добавить? – поясняет Никита и открывает дверь, наконец, ослабив тиски.

– Молоко.

Клим уходит. Яростно кусаю губы. Что я вообще творю? Кажется, у меня уже эмоциональный передоз. Хватит! Не так уж и далеко мы отъехали. А может и далеко… Нужно подышать свежим воздухом. Расстегиваю ремень, ударяя себя по подбородку, и злюсь еще больше. Дергаю ручку двери и… Облом. Он что запер меня?

Две минуты до взрыва…

Нервы превращаются в кучку тротила, а терпение заносит палец над кнопкой детонации, когда Никита появляется на горизонте с двумя бумажными стаканчиками и коричневым пакетом в руках. Ему приходится изловчиться, чтобы вытащить ключи и открыть замок. Слышу щелчок и тут же выныриваю из машины.

Ледяной ветер подхватывает волосы и хлещет по лицу. Наказывает меня? Ну ладно, я заслужила. За собственный идиотизм. Ноги несут все дальше от черной иномарки, а мозг отказывается работать, поэтому обдуманным это решение не назовешь.

– Аня! – кричит Никита, догоняя меня. – Куда ты?

– Ты меня закрыл!

– Да. Не хотел, чтобы ты потерялась или попала под машину.

– Я тебе что? Маленький ребенок?

– А разве нет?

– Да пошел ты! Я домой. Полчаса прошли. Гони мой мобильник! – круто разворачиваюсь и вытягиваю руку ладонью вверх.

Никита сжимает челюсть и дергает желваками. Его лицо становится по-настоящему рассерженным. Кажется, мне все-таки удалось вывести его из себя, только вот радости это не приносит.

– Садись в машину, – грозно рычит он.

– Откуда ты столько обо мне знаешь?! Фамилия, цвет волос. Что еще? А? Да кто ты, нахрен, такой?! Что тебе нужно?! Не верю я в твои чистые намерения подружиться. Это бред! Такие, как ты, не заводят друзей! Так что хватит мне заливать!

– Такие, как я?

Его слова подхватывает ветер и, наверное, даже природа в шоке от того, насколько они холодные. Прикрываю на секунду глаза, желая телепортироваться в свою комнату. Да куда угодно, лишь бы подальше от него.

– В машину, Аня. Не такой уж я ублюдок, как ты думаешь. Домой так домой.

Никита разворачивается и направляется к машине. Бьет рукой по оставленным на капоте стаканчикам. Они падают на серый асфальт, окрашивая его темными пятнами. За ними летит пакет, из которого выкатываются два большых шоколадных маффина.

Отчего-то щиплет в носу и становится мучительно горько. Забираюсь на пассажирское место, тихонько закрывая за собой дверь.


Казалось, что до этого мы ехали опасно быстро, но я ошибалась. Приходится крепко закрыть глаза, чтобы не видеть дорогу и жуткие маневры Клима. Он курит одну за одной, приоткрыв окно. Шум ветра практически оглушает, а его температура наживую сдирает кожу.

Дорога до общаги становится настоящей пыткой. И судя по побелевшим костяшкам пальцев Клима на руле, не только для меня. Я его не понимаю. Да и себя тоже. И хочется, и колется. Даже не так. Режется.

Не знаю… Я запуталась…

Машина с визгом останавливается перед общежитием, но двери все еще закрыты. Не поворачиваю головы. Клим молчит, но через мгновение его рычание бьет наотмашь:

– Фамилию я узнал от твоих конченых пьяных друзей, после того, как отвез тебя домой в первый вечер. Цвет волос выглядит ненатурально. У тебя слишком светлые брови, да и глаза… Ладно, похер! Нравится считать себя бедной и всеми обманутой? Валяй! Я лезть не буду. Ты показалась мне интересной, Аня, но я не думал, что ты такая психованная и неуверенная в себе.

Он нажимает на кнопку разблокировки дверей:

– Чего сидишь? Беги. Я тебя не держу. Или помочь выйти? Ах да! Ты считаешь меня больным на голову маньяком-преследователем. Может, трахнуть тебя напоследок, чтобы оправдать ожидания? Так ведут себя такие, как я?!

Больно. Каждое слово ранит… Дрожащими пальцами тяну на себя ручку двери.

– Ты так и останешься одна, если не научишься верить людям и продолжишь смотреть на все только в черно-белых цветах, – произносит он мне вслед.

Хлопаю дверью.

Я вижу все только в черном…


Как только вхожу в комнату, хочется начать крушить все вокруг. От бессилия. От безысходности. От ненависти к… Нет, не к Никите. К себе.

Я его обидела. Точно обидела. А была ли причина? Что я о нем знаю? Совсем немного. Он кажется редкостным козлом, но это может быть правдой лишь отчасти. Наверное… Клим холодный, резкий, упрямый, но если быть объективной… Что плохого он сделал мне?

Черт возьми! О чем я думаю? Почему я об этом думаю?

Падаю на постель лицом в подушку. Закрываю глаза и вижу ту сцену на заправке. Кофе и маффины? Куда он меня вез? Вряд ли убивать, верно? Может быть, хотел показать что-то?

Теперь я этого не узнаю. Трусиха.

Страх новизны. Страх боли. Страх разочарования.

Где-то в сумке жужжит телефон. Не хочу никого слышать, но достаю разрывающийся мобильник.

Мама…

Принимаю звонок, потому что если этого не сделать, то можно очень сильно пожалеть.

– Алло.

– Привет, дочь. Как дела? Как в универе?

– Привет. Все нормально.

– Ты хоть была там?

– Да, мама. Я там была. Недавно вернулась в общагу.

– Верится с трудом, – недовольно произносит она. – Аня, прошлый семестр ты окончила хорошо. Нам ни разу не звонили с кафедры, но я звонила сама, чтобы узнать твою посещаемость. У тебя есть несколько пропусков. Ты забыла о своем обещании?

– Нет, не забыла. Я просто…

– Вот именно! Все просто! Ты должна учиться, а для этого необходимо посещать занятия! – строго чеканит мать. – Аня, ты еле-еле школу закончила из-за гулянок. Не забывай, мы с отцом взяли кредит, чтобы ты училась в хорошем университете, а могли пустить эти деньги на что-то действительно нужное.

Вопрос не стоял ребром. Я была готова пойти в любое учебное заведение за пределами нашего города, куда меня взяли бы на бюджетное обучение. Но у мамы есть какой-то знакомый из местной администрации, который рассказал ей о специальности «государственное и муниципальное управление», и она загорелась. Не знаю почему. Может быть думает, что это золотая жила? Рассчитывает, что я после окончания учебы, буду работать и обеспечивать их с отцом в благодарность за свое появление на свет? И тогда родители смогут, наконец-то, жить так, как хотят, как, оказывается, я им всегда мешала.

О-о-о… Сколько раз я выслушивала бредни о том, как много потеряли родители с моим появлением в их жизни. Что я должна их боготворить и целовать ноги. Может быть, дети и обязаны относиться так к родителям, но, помимо создания, они должны были сделать что-то еще… Любить, например. Поддерживать. Воспитывать. Но мои предки и друг друга-то не любят. Мне доставались только упреки, нотации и скандалы без повода. Потом, правда, я этот повод им дала…

– Я вас об этом не просила.

– Да как ты со мной разговариваешь?! Ты представляешь, сколько мы из-за тебя нервничали, не спали ночами, все силы на тебя одну, а ты… – в трубке слышится тихий всхлип.

Мать та еще актриса. Думает, что слезами и тоненьким голоском можно заставить любого прогнуться. О каких бессонных ночах она говорит? Когда они с отцом беспробудно пили или разносили квартиру? Это тогда они за меня переживали?

– Мне нужно делать домашнее задание, – лгу я.

– Да. Хорошо. Выходные нужны для того, чтобы делать уроки.

А я думала, они нужны, чтобы отдыхать.

– Конечно. Ну, пока, – кладу трубку, не дожидаясь прощания.

Тяжело вздыхаю, глядя на телефон и… Точно молния прошибает от макушки до пят. Это Викин, а мой так и остался у Никиты. Да что ж такое!

Открываю сообщения, палец замирает над его «именем». Я ведь выполнила условия, значит, имею право получить телефон назад. Как же это тупо…

Перебарываю гордость. На удивление, сдается она быстро. Это все вина. Она помогает. Да. Я чувствую себя виноватой. И это полнейший отстой.

«Никита, мой телефон все еще у тебя. Можешь вернуть его, ведь я выполнила наш уговор?»

Перечитываю сообщение. Чушь. Еще не хватало дописать извинения и поставить кучу смайликов со слезами. Нет уж! Такого он не дождется.

«Верни мой телефон! Ты обещал!»

Вот так уже лучше. Нажимаю отправить и зажмуриваюсь, качая головой. Почему сердце снова бьется, точно шальное? Почему дыхание становится чаще? Почему я, как ненормальная, сжимаю мобильник в руках и считаю секунды?