Алекса Гранд - Я иду искать

Не верю свято в намерение Крестовского сдержать данное впопыхах слово и появиться вечером на горизонте, но всеми фибрами исстрадавшейся души хочу, чтобы он приехал. Несмотря на лютую неприязнь ко мне его матери, несмотря на то, что Вика требует его неотрывного внимания и мастерски его выцарапывает. Несмотря ни на что…

— Мама, мама, мамочка! Я скучала! Ура!

За этими мучительными раздумьями, окончательно расшатывающими мое хрупкое равновесие, я не замечаю, как въезжаю во двор принадлежащей свекру со свекровью дачи. Но все-таки успеваю заглушить мотор, выпрыгнуть из машины и распахнуть объятья, чтобы поймать в них мою золотоволосую кроху.

Целую ее в макушку, щекочу, слушаю искрящийся заливистый смех и до самых краев наполняюсь чистой бурлящей энергией. Варя — мой маленький генератор радости, фонтан вдохновения, самая сильная мотивация, помогающая сворачивать горы.

— Ну как ты тут без меня, малышка? Что делала? Чем занимались?

Трусь носом о ее крохотный чуть вздернутый нос. Запутываюсь в длинных локонах, достающих ей до поясницы. И с тихим смешком различаю маленькие пятнышки шоколада на ее светло-сиреневой футболке.

Уж, если что и досталось Варваре от меня, так это катастрофическая неряшливость и бойцовский упертый характер.

— Воздушного змея с дедой запускали. Вареники учились с бабушкой лепить, — прильнув к моей щеке, сосредоточенно перечисляет дочка, а потом на секунду замолкает и возбужденно выпаливает: — мам, а дядя Игнат еще приедет к нам есть пиццу?

Вздрагиваю, как будто таран влетел мне прямиком в солнечное сплетение. Неуклюже хватаю ртом воздух и не могу взять в толк, отчего простой детский вопрос будит внутри меня такую бурю эмоций, что пальцы ног непроизвольно поджимаются, а язык немеет и перестает шевелиться.

Не в пример восставшей из пепла надежде, погребенной на дне самого глубокого океана, и расцветшим буйным цветом розовым ванильным мечтам. С привкусом бананового мороженого, клубники с шампанским и кленового латте, который мы с Крестовским когда-то пили литрами.

— Он… постарается.

Стряхнув с себя оцепенение, я на пару мгновений задерживаю дыхание, гоню прочь скачущих по радуге пони и озвучиваю что-то отдаленно похожее на правду. Крепко сжимаю Варину ладонь и направляюсь к дому, чтобы поблагодарить свекра со свекровью за помощь. К счастью, Вероника Максимовна и Эдуард Андреевич остались внутри, и мне не придется краснеть, объясняя, почему какой-то дядя Игнат должен есть пиццу с нами с Варварой.

— Мам, пап, привет. Рада вас видеть.

— Ты как раз к обеду, дочка. Мой руки, садись за стол.

Женщина, которая сделала для меня гораздо больше, чем родная мать, растягивает пухлые губы в широкой искренней улыбке, а у меня едкая кислота за грудиной разливается. Кажется, я не заслужила ни их заботы, ни внимания, ни благосклонности.

Именно так я себя ощущала, когда мы с Аристовым только познакомились…

Чуть меньше пяти лет назад

— Ну, и чего ревем?

Спокойный бархатный голос нарушает окутавшую меня коконом обреченную тишину, и мне приходится отвлечься от собственных грустных мыслей и торопливо сдвинуться в сторону. Потому что симпатичный широкоплечий мужчина в стильном серо-стальном костюме опускается на ступеньки пожарной лестницы рядом со мной и терпеливо протягивает сложенный вчетверо белоснежный платок, пахнущий, как подобает, Альпийскими лугами и горным разнотравьем.

— Собеседование провалила…

Жалобно всхлипнув, я измазываю безупречный квадрат ткани слезами, тушью, соплями и все еще не могу разобрать, какого цвета глаза у решившего не представляться собеседника. Единственное, что я могу различить сквозь плотную пелену влаги — так это сильные крепкие руки с тонким кожаным браслетом на запястье. Которые отчего-то внушают доверие к их обладателю и вынуждают меня откровенничать, хоть я обычно не склонна выворачивать душу перед первым встречным.

Сейчас почему-то прорывает…

— День отстой, да и жизнь, в общем-то, дерьмо. Пятый день по всему Питеру мотаюсь — безрезультатно. В кошельке последние три тысячи лежат, в холодильнике мышь повесилась, что делать, если на работу не возьмут — не знаю. А в Москву мне никак нельзя возвращаться…

— Почему нельзя?

Мужчина спрашивает, на удивление, серьезно и замирает. Не подбадривает, не подгоняет, не высмеивает. Просто молчаливо ждет, и это заставляет меня совершить опрометчивый поступок и признаться.

— Я беременна…

Задохнувшись от вспышки боли, хлестнувшей по ребрам, я делюсь с пока еще незнакомцем информацией, которая способна отвернуть от моей кандидатуры потенциального нанимателя, и снова захлебываюсь катящимися по щекам слезами. Заново переживаю мучительный разрыв с Крестовским и свой поспешный переезд из столицы и буквально рассыпаюсь на хрусткие кривые осколки.

— И это не приговор. Как тебя зовут?

— Лиля…

— Значит, так, Лиля. Завтра в десять утра приходишь с документами в отдел кадров и оформляешься к Аристову личной помощницей. Идет?

— Да ну! Он наверняка зверь! Меня сегодня даже на второй этап собеседования не допустили…

— А ты попробуй. Я замолвлю за тебя словечко.

Лукаво подмигивает Сергей и вот так ненавязчиво вторгается в мой унылый мирок, чтобы больше никогда его не покидать. Устраивает к себе в крупную корпорацию, присматривает, опекает. Снимает небольшую квартирку на улице Кораблестроителей, оплачивает курс лечения у востребованного психотерапевта и помогает заново отращивать изодранные в мясо крылья.

Часами слушает мой сумбурный бред, лечит теплотой периодически накатывающие истерики и ни разу не упрекает за случающиеся опоздания, когда меня выворачивает наизнанку по утрам от жуткого токсикоза.

Джентльмен, каких сейчас редко встретишь, он водит меня по набережным Питера, оплачивает счета в далеко недешевых ресторанах и иногда дарит огромные роскошные букеты, на которые с завистью поглядывают шушукающиеся за моей спиной коллеги.

Так Аристов справляется с гибелью молодой жены в нелепой авиакатастрофе. Приютив изломанную бродяжку-меня, выплескивает всю нерастраченную нежность и тоску и подобно доблестному рыцарю делает предложение, от которого я не могу отказаться.

И теперь за все его добро я отплачиваю Сергею враньем, ужимками, недомолвками. Готовая обратить все наши совместные старания в прах только потому, что моя давнишняя больная любовь-одержимость-привязанность, словно упрямый росток, пробилась сквозь трещину в асфальте и устремилась к солнцу.

Игнат

Мелодичные латиноамериканские ритмы разносятся по заполненному под завязку ресторану. Девушка-администратор, упакованная в стильное черное платье, встречает очередных гостей и с извиняющейся улыбкой на хорошеньком лице сообщает, что свободных мест уже нет. Расторопные официанты снуют между столиками и расставляют заказанные клиентами борщи, лазанью, медальоны из телятины.

Передо мной в огромной квадратной тарелке дымится свежайший стейк из нежнейшего мяса. Перед мамой в стальном котелке плавают мидии в ракушках, сдобренные сливочно-чесночным соусом с зеленью. Отца радует скромная чашка кофе и аппетитный сэндвич с лососем и листками салата «Айсберг». И я могу поклясться, что со стороны мы выглядим, как счастливая образцово-показательная семья, выбравшаяся на обед.

Жаль, что это далеко от истины примерно так же, как Плутон далек от Солнца.

— Так что ты хотел со мной обсудить, сын? Викино состояние? Тебе стоит чаще у нее бывать, пока ее родители не вернулись в Москву. Бедной девочке совсем грустно в одиночной палате.

Укоризненно покосившись на меня, выдает целую тираду-нотацию мать и отламывает кусочек хрустящей чиабатты, обмакивая ее в белую субстанцию. Я же на пару минут натурально теряюсь и застываю с ножом в руке, пытаясь проглотить застрявшие в горле слова.

— Что касается лечения, я сделаю все, что от меня необходимо. Оплачу все счета, проконтролирую что надо. В остальном… как только Левина поправится и покинет клинику, мы с ней расстанемся.

Чеканю жестко и взвешенно то, что вертел в мозгу сотню раз, и все-таки доношу металл до мяса, разрубая его со скрежетом. Правда, на вкус обычно идеальный стейк воспринимается как потертая зимняя резина. Видимо, что-то не так с рецепторами или с коммуникацией с миром, в принципе.

Распрощавшись с перспективой нормально поесть, я откладываю столовые приборы, вальяжно вытираю рот салфеткой и мысленно прикидываю, когда рванет. Накроет нас с методично поглощающим свой кофе отцом ударной волной из громких звуков и выразительных междометий.

Раз. Два. Три…

— Но… как же… сын… почему…

— Водички?

Предугадав абсолютно предсказуемую реакцию матери, я подвигаю к ней стакан с ледяной минералкой и терпеливо жду, пока она справится с первым шоком и приступит ко второму акту ее любимого Марлезонского балета.

— Что за глупости взбрели тебе в голову, Игнат? В следующем месяце у вас должна состояться помолвка, ты купишь кольцо, закажешь роскошный букет чайных роз и сделаешь девочке предложение…

— Нет.