Первые недели были сущим кошмаром. Вскоре после ареста Ребекки уехал Альфи. После допроса в полиции у Джоуи не оставалось выбора – пришлось рассказать ему о скоропалительном увлечении Томом Фицуильямом. В свою очередь, Альфи поведал ей о многочисленных девушках, с которыми флиртовал на работе, когда понял, что она на самом деле его не любит. Альфи разрыдался, а Джоуи вздохнула с облегчением.

Теперь она проводит время в обществе Элоизы. Они коротают дни в огромном доме, некогда похожем на негостеприимную гостиницу, а ныне превратившемся в обычное жилище. Временами Джоуи мается от одиночества, временами впадает в апатию, а иногда ей хочется сбежать на Ибицу и напиться до беспамятства. Зато она не чувствует себя бесполезной. Раньше она не хотела детей, а теперь растит чужого ребенка и безумно его любит.

Ребекку держат под стражей в Истхилл-Парке; суд не отпустил ее под залог. Приговор огласят третьего сентября. Она не вернется домой, не сможет растить дочь. Джоуи так и не сказала Джеку, что Ребекка забеременела не по собственному желанию, а только ради него: ей не хотелось омрачать радость брата от рождения Элоизы.

Пару недель назад, когда они с Джеком пили виски на кухне в три часа ночи, Джоуи спросила:

– Почему именно Ребекка, Джек? Даже без этой истории с убийством не могу понять, почему ты ее выбрал?

Он печально улыбнулся.

– Я не выбирал. Это она меня выбрала.

Джоуи удивилась. Том то же самое говорил про Николу. Наверное, так всегда и происходит: женщины ищут идеального спутника жизни, а мужчины сидят и ждут, пока их выберут. И всех это устраивает.

– Но ты ведь любил ее?

– Конечно, и до сих пор люблю. Просто у меня в голове не укладывается, что на самом деле я ничего о ней не знал. Ничегошеньки.


Неделю назад Джоуи видела в городе Тома. На нем были джинсы, футболка с короткими рукавами и солнечные очки, в руках пакет из «Расселл энд Бромли»[11]. Джоуи наблюдала за ним с автобусной остановки; рядом в коляске лежала Элоиза.

Он по-прежнему держится королем, отстраненно подумала Джоуи, все такой же властный и самоуверенный. Вспомнилась их встреча в темном закоулке «Мелвиллских высот»: как он лихорадочно, отчаянно прижимал ее к себе. В груди вновь вспыхнуло пламя. Однако тут же вспомнились и поникшие плечи, обмякший живот, бледный отблеск лысины на макушке, жуткие следы на теле, будто он позволил дикому зверю терзать себя, несвежее дыхание. Каким маленьким он показался ей, выходя из гостиничного номера!

Господи, о чем только я думала!


На следующий день Джоуи с Элоизой отправляются к бабушке. Баба Сара – так они с Джеком решили называть свою маму, чтобы Элоиза тоже так ее называла, когда подрастет. На небе клубятся грозовые тучи. Джоуи не взяла зонтик; по-хорошему следовало вернуться домой, но ноги сами принесли ее на кладбище.

На могильной плите – букетик тюльпанов, иссохший от августовской жары. Джоуи кладет рядом с ним пыльно-розовые розы и усаживается на краю могилы, покачивая коляску.

– Привет, мама, это я. Вот, привезла Элоизу. Она спит, так что сегодня тебе не удастся с ней пообщаться. Дела у нас потихоньку налаживаются, хотя Джек ужасно тоскует. Больно видеть его таким. Я привыкла, что он вечно сам веселится и меня веселит. Как ни странно, мы поменялись ролями. Впрочем, это даже к лучшему. Мне давно уже пора отказаться от роли беспомощного ребенка, а с таким братом, как Джек, это непросто. Раньше мне казалось – быть взрослой означает делать все то, что обычно делают взрослые. Я ошибалась. Взросление – это не замужество, уютная квартира и книжный клуб; это когда несешь ответственность за свои действия и принимаешь последствия. Так что да, мама, я по-настоящему взрослею и…

Почувствовав чье-то присутствие, Джоуи замолкает и оборачивается. У нее за спиной стоит мужчина в футболке с изображением группы «Стоун Роузес» и шортах цвета хаки. Морщинистое лицо, небрежная стрижка, букет красных тюльпанов.

– Привет, дочка, – говорит он.

– Привет, папа, – отвечает Джоуи.

– Вот, принес маме цветы. – Он нервно похлопывает букетом о ладонь.

– Я тоже.

Он переводит взгляд на коляску. Его глаза наполняются слезами.

– Это?..

– Да, это Элоиза.

Он кивает, подавляя слезы.

– Ничего себе, подумать только.

– Она спит. Не разбуди ее.

Некоторое время они молчат.

Между ними тяжело падает крупная дождевая капля, потом еще одна. Оба смотрят в небо, затем друг на друга.

– Ну что, идем? – говорит Джоуи.

– Может, по бокальчику? – предлагает отец.

– Да, было бы неплохо.

– 69 –

20 апреля 2018 года

Милая моя Элоиза!

С днем рождения! Сегодня тебе исполнился год. Я не видела тебя триста шестьдесят три дня.

Папа и тетя Джоуи показывают мне фото и видео и рассказывают, что ты уже умеешь делать. Я попросила их не приводить тебя сюда. Не хочу, чтобы ты считала меня странной женщиной в жутком месте, куда приходится идти, вместо того чтобы спокойно играть дома. Не думай обо мне, наслаждайся детством, ведь у тебя самый лучший папа на свете и тетя Джоуи, которая в сто раз веселее, чем я. Надеюсь, однажды меня отпустят домой, и я стану твоей новой доброй знакомой. Или нет. Как захочешь, все в твоих руках.

Но прежде чем этот день настанет, тебе нужно понять, почему я сделала то, что сделала. Я должна объяснить, зачем причинила вред другому человеку, и в результате меня разлучили с тобой и с папой. Поэтому я пишу это письмо, а когда ты подрастешь, папа передаст его тебе.

Как бы я хотела сказать: это был несчастный случай, я не виновата и никогда не решилась бы на такое, если бы знала, какую цену придется заплатить. Увы, это неправда. Думаю, к тому времени, как ты прочтешь мое письмо, ты и сама все поймешь.

Я пришла в дом той женщины с намерением причинить ей вред. Я отправилась туда, понимая: есть шанс – по моему мнению, ничтожный, – что меня поймают, и мне придется на долгие годы покинуть вас с папой и пропустить все хорошее в вашей жизни. Я надеялась, что полиция решит, будто это сделал ее муж, и посадит его в тюрьму, однако мои надежды на оправдались. Поэтому я здесь, а ты там. Приходится признать: я сама во всем виновата.

Папа расскажет тебе о моей младшей сестре Виве и о том, что с ней случилось. Но мне важно, чтобы ты узнала обо всем от меня, ведь главная причина произошедшего – то, как я к ней относилась, и никто другой об этом не расскажет.

Когда родилась Вива, мне было два года, и я ужасно злилась из-за ее появления в моей жизни. Я много лет сердилась на маму и папу: наверное, они решили, будто я недостаточно хороша для них! Меня бесило, что приходится делить родителей с кем-то еще, и не просто с кем-то, а с мелкой пухлой девчонкой с ямочками на щеках и сверкающими глазами, на которую все умилялись. У Вивы вечно было хорошее настроение, она любила играть, обниматься и целоваться. Когда она пошла в школу, все хотели с ней дружить. Вива казалась полной моей противоположностью; у меня ушли годы на то, чтобы завести подруг, и то я держала их на расстоянии и никогда не приглашала домой, оберегая свое личное пространство. Я была интровертом, а Вива – экстравертом. С годами мы научились сосуществовать. Она равнялась на меня, потому что я умная и самодостаточная, а я восхищалась ее общительностью и легким характером.

Я любила ее больше всех на свете, но никогда не говорила об этом, а зря. Каждый день я жалею, что ни разу не сказала ей, как много она для меня значит, как сильно я ее люблю. А потом ей исполнилось четырнадцать, и наша жизнь начала разваливаться. Вива становилась все тише. Она похудела, стала угрюмой, отвечала односложно. В ее глазах потух свет. На мои расспросы она говорила: все в порядке. И все же я знала – не в порядке. Ходили слухи, что в школе ее обижает какая-то девочка, но у меня не было доказательств, а Вива отказывалась обсуждать эту тему.

И вот однажды моя несмышленая, веселая, бойкая, говорливая, замечательная младшая сестричка ушла в школу и не вернулась.

Через несколько дней после смерти Вивы мама обнаружила ее дневник. Скорее всего, ты уже знаешь, что в нем было, папа наверняка тебе рассказал. Вива влюбилась в своего учителя, и он, в свою очередь, проявлял к ней внимание – как по мне, слишком пристальное. Он поощрял ее, заставил думать, будто она не просто ученица, а важная часть его жизни. В день своей гибели Вива написала в дневнике, что он ждет ее где-то в городе. Она решила пойти туда, к нему, однако его там не оказалось: он допоздна задержался в школе. Может, Вива думала, что он хочет спасти ее от мучительницы, что он – ее последняя надежда? Никто так и не узнал, зачем моя сестра пошла туда, но когда он не появился, она от горя покончила с собой. А с ее жизнью прекратилась и моя.

У тебя пока нет братьев и сестер, поэтому ты не можешь представить весь калейдоскоп эмоций, которые они приносят в твою жизнь. Любовь и ненависть, веселье и ссоры, соперничество и дружба. Никто не знает тебя так, как брат или сестра. Они всегда рядом с тобой, каждые унылые каникулы, каждый выходной, каждый раз, когда родители ругаются, каждое скучное Рождество, каждый день рождения. Они – часть тебя. Мы с Вивой были продолжением друг друга: я начинала предложение, а она заканчивала, и наоборот.

После смерти Вивы я перестала чувствовать себя полноценной личностью. Без нее я превратилась в пустое место. Мой мир почернел. С годами чернота выцвела, но не исчезла. Даже в день свадьбы я жалела, что рядом нет Вивы.

Многие теряют родных, но не все поступают так, как я. Я не оправдываю свой выбор и свои действия, просто хочу объяснить, что заставило меня совершить этот непростительный поступок. Дневник Вивы раскрыл нам глаза не только на ее чувства к учителю по английскому, но еще и показал ужасную, шокирующую картину травли, которой мою сестру подвергала девочка по имени Никки Ли. Не буду вдаваться в детали, они слишком отвратительны. Отлично помню: мне было шестнадцать лет, я читала дневник, и по моим щекам текли слезы. Тогда я поклялась: если встречу Никки Ли, то прикончу ее собственными руками.