Я простоял в темноте, может быть, три минуты, может, пять. Когда наконец решился сделать шаг в темный коридорчик, я увидел Беату: она вцепилась в плечо Ювелира, пытаясь оторвать его от себя, и вдруг задрожала, как будто по ней прошла судорога. Я ясно видел ее лицо, искривленное гримасой страдания, по ней как будто прошла судорога. Я прежде видел похожее, у Нино бэбо однажды был приступ сильной, до судорог, головной боли.

Беата взглянула на меня с непонимающим видом, словно только что тонула. Севшим голосом пробормотала: «Это ты… да… все хорошо…» С Нино бэбо было похоже: судорога прошла, и она тут же сказала мне «все хорошо».

Я хотел сказать Ювелиру: «Вам нет оправдания! Как вам не стыдно! Она же еще совсем ребенок, а вы испугали ее до полусмерти!» Но не сказал, растерялся. Лабораторные исследования на крысах показывают, что активность мозга крысы возникает до того, как она принимает решение действовать. Сначала мозг крысы принимает решение, что крыса побежит направо, и только затем крыса решает побежать направо. Тогда – это очень важно! – получается, что во всех «плохих» поступках виновата не сама крыса, а ее мозг. И не человек виноват в «плохих» поступках, а его мозг! Но – это очень важно! – если у человека нет выбора, как поступить, то не существует и вины. Мы должны осуждать не человека, а его мозг. Например, сказать Ювелиру не «Как вам не стыдно!», а «Как вашему мозгу не стыдно!». А вместо «Вам нет оправдания!» «У вас зависимость от выброса фенилэтиламина». И что лучше бы он справлялся со своей зависимостью от выброса фенилэтиламина при помощи алкоголя или марихуаны, чем обижал девочку, совсем еще ребенка. При употреблении алкоголя и марихуаны уровень фенилэтиламина в мозге увеличивается в несколько раз.

Пока я думал обо всем этом, Ювелир протиснулся мимо меня, и я услышал его веселый голос в прихожей, а вслед за ним из темноты выдвинулась Беата. Сказала «ты герой, а я дура» и прошла мимо меня, как мимо сундука или тумбочки. Что она имела в виду? Должно быть, что мое случайное появление спасло ее от насилия, что же еще?..

Может быть, лучше не использовать слово «любовь»? Лучше просто… да, точно, чем проще, тем правдивей: я увидел Беату в темном коридоре, несчастную, обалдевшую, обиженную. Она прежде была такая бойкая, самоуверенная, и вдруг оказалось, что она страдает. Вот я и полюбил ее.

Беата, Муму

Любовь – это когда можешь украсть трусы. Я украла у Эммы волшебные трусы! Но я не виновата. У меня вчера был оргазм.

Прямо самый настоящий впервые в жизни, кто бы мог подумать, что это произойдет со мной! Смешной толстяк вообразил, что он меня спас, а на самом деле меня спас оргазм! Вот этот мгновенный улет в космос, это же оргазм?

Я хочу украсть чужого жениха. Хочу украсть Его у Эммы! На первый взгляд я веду себя как настоящая хищница и подлая ворюга, но, если подумать… я писалась. Когда кто-то подходил ко мне близко, пытался обнять, каждый раз было одно и то же – ужас, ступор, тоненькая струйка…

Я думала, что мне так и жить. Никогда у меня не будет любви, счастья, ничего не будет. Ведь это представить невозможно, какой ужас, если ты девушка и не знаешь, что будет, если к тебе подойдет поближе тот, кто тебе вроде бы нравится – а ты вдруг описаешься. Описаться – это же смерти подобно! Как с этим жить?

Но вчера…

Вчера, вчера, вчера… Во-первых, Он мне сразу же очень… очень-очень!.. Он именно такой, как мне всегда нравились – взрослый, обаятельный, добрый, остроумный. …Ох, это неправда – откуда мне знать, что мне всегда нравились такие мужчины, если я их никогда не видела? Я просто сразу поняла, что это Он.

Когда Он подошел ко мне сзади и начал шептать в шею, дышать в шею, я подумала, что сейчас все будет, как обычно, – я замру, задохнусь, описаюсь. Но ничего этого не было! Он шепчет, а страха нет. Он начал меня целовать, и опять ничего такого не было, я не испугалась, не описалась, ничего плохого не было! У него такие нежные губы, такие ласковые руки, я будто улетела. Я так думаю: когда я будто улетела, это и был оргазм. У меня был оргазм! В моем случае это победа духа… или победа тела над духом. Как будто я Спящая красавица и Он снял с меня заклятие. Как будто я Писающая красавица (ха-ха) и Он снял с меня заклятие.

Я иду к нему, потому что мне важно проверить: Он вылечил меня на один раз или навсегда? Я случайно не описалась? Или я навсегда избавилась от этого ужаса? Господи, хоть бы навсегда!

Я иду к нему, потому что я почти точно знаю – это любовь. А что же еще? Почему тогда оргазм? Он ведь даже не лишил меня девственности, просто поцеловал и еще кое-что, в литературе называется «ласки». Я полюбила его с первого взгляда, с первого поцелуя.

И еще я иду к нему, потому что я хочу украсть его у Эммы.

Когда я увидела, как волнуются родители Эммы, чтобы она правильно вышла замуж, я просто офигела. Понятно, что они заботятся о ее образовании, но еще и женихов подыскивать?! У нас в Витебске женятся как придется. Учатся в одном классе или живут в одном доме, он уходит в армию, она беременна, вот и женятся. А здесь лучший выбирает лучшую, а тем, кто похуже, достается второй сорт.

Это ведь ужасно-ужасно обидно и несправедливо. Ужасно-ужасно несправедливо, когда все расписано заранее, как будто для каждой из нас все уже решено… Но всегда находится какая-нибудь Бекки Шарп, которой хочется рискнуть: а вдруг? А почему не я?! Почему бы не попробовать?! Обидно, что тебя считают вторым сортом, хочется доказать, что существует свободный выбор и что я тоже человек.

Ну и что такого в том, чтобы забрать жениха у Эммы? Эмма хорошая, но ей ничего не стоит быть хорошей. У Эммы есть все – заботливые родители, устроенное будущее, полное благополучие, а теперь еще и муж, который обеспечит ей прекрасную жизнь. У нее есть все, а у меня ничего… Ее родители пусть заботятся о ней, а я буду заботиться о себе. Так бы рассуждала Бекки Шарп.

Ну вот, я украла у Эммы волшебные трусы! Это очень стыдно? Стыд и еще раз стыд! И позор. В русской классике часто описывается, как мелкий безнравственный поступок ведет к большому преступлению. Украв для начала трусы, я точно стану домушником или воровкой на доверии.

Если подумать, у меня просто не было других вариантов. Мои собственные трусы – простые белые, хлопковые, с разношенной резинкой. В них – невозможно. Он будет надо мной смеяться. Подумает «фу, какая жалкая» или «да уж…».

Я залезла в шкаф, открыла ящик и запустила туда руку, это было воровство. Моя рука сама схватила волшебные трусы, оторвала бирку и сама надела трусы на меня. Трусы «неделька», но не белые хлопковые, а черные шелковые, два черных прозрачных треугольника соединены ленточками, на большом треугольнике кружево (большой для попы или наоборот?). На маленьком треугольничке написано «Sandy» и картинка – кирпич, дорожный знак, означающий «стоп». Имеется в виду, что в воскресенье нельзя… Шутка такая. Зачем АС покупает Эмме трусы для секса? А еще гинеколог и мать!

Если я совершаю плохой поступок, я всегда представляю, что делаю секретик. Это очень просто: нужно вырыть ямку. Мысленно вырыть ямку в земле, на дно ямки положить серебряную бумажку от конфеты, сверху на серебряную бумажку как бы плюхнуть «плохой поступок» (в данном случае украденные трусы), поверх стеклышко и засыпать землей. Если поскрести землю, можно увидеть под стеклышком стыд и вину на серебряной бумажке, а если не скрести, то не увидишь. А чего не видишь, того и нет. Стыда нет. А трусы есть.

От трусов зависит вся моя жизнь. Можно сказать, решается – жизнь или смерть: если сейчас у меня не случится приступ ужаса, если я не описаюсь (давайте уж называть вещи своими именами), – значит, у меня будет жизнь. Когда речь идет о «жизни или смерти», что такое мелкое воровство? Так что хватит уже о трусах, а?..


На салфетке, вот она зажата у меня в кулаке, написано: «От метро Петроградская направо, мимо сквера на набережную Карповки, дом 14…» Кто молодец? Кто незаметно взял у него салфетку с номером телефона, как в романе, когда прячут записку в букете? Кто утром позвонил? Кому сказали «приходи»? Кто молодец? Я молодец!..

Вот сквер, вот какая-то река, вот дом четырнадцать… Похожу немного вокруг дома, глупо приходить раньше, как будто мне не терпится, чтобы меня лишили девственности…

Смешно, что мама, конечно, говорила, что до свадьбы нельзя. Все мамы говорят, что до свадьбы нельзя, он не будет тебя уважать и сразу убежит. Как будто он тут же пустится наутек, прижимая к себе украденную девственность, как Паниковский гуся… а ты будешь стоять, разинув рот, будто у тебя вырвали из рук гуся…

К тому же это просто пугалка, выдумка всех мам с доисторических времен, когда не было противозачаточных средств и секс означал беременность, бастардов, позор и потерю всего. На самом деле секс никого не отталкивает, а, наоборот, притягивает. Если быть сильной и независимой, секс – это оружие. А я буду сильной.

…А вдруг не пугалка? Вот я иду к Нему, а в моей голове все время звучит фраза из романа Войнич: «Девушка, которая допускает это, заслуживает своей судьбы». Вдруг все мамы мира знают что-то, чего не знаю я, и, если я «допущу это», меня постигнет ужасная судьба? Ха-ха. Это нервный смех.

Очень страшно. Может быть, он захочет меня раздеть? Или мне нужно самой красиво раздеться? Но как? Я не умею красиво, на мне мои старые джинсы, в них не видно, что толстые ноги… Нет, все-таки видно, но не так.

Еще минут пять-шесть, и можно войти в подъезд.


Все произошло совсем не так, как в романах: я застряла в джинсах. Застряла в узкой штанине. Прыгала по комнате на одной ноге, улыбалась, как будто это такой аттракцион. Как бы нечаянно допрыгала до ванной и скрылась за дверью. Там, за дверью, по сантиметру отлепляла от себя джинсы, как будто сдирала лейкопластырь. Он постучался: «У тебя все хорошо?», и что мне было сказать? Сказала: «Я тут немного побуду». Никогда не буду об этом вспоминать.