Может, ты думаешь, что я сошла с ума – так подробно описываю чужую, неинтересную тебе жизнь? Сейчас ты поймешь, какое это имеет ко мне отношение. Дядя Бэ предложил Глебу работать на него.

Оказывается, Глеб очень понравился Дяде Бэ, ему нужен «молодой, талантливый, перспективный», и главное, чтобы был свой, преданный человек. Он сказал: «Если Беата за тебя ручается, то милости просим». Беата поручилась.

Глеб так и сказал: «работать на него». Не «в его фирме», не «у него», а «на него»! Я задала вопрос, какую должность ему предложили, и Глеб вместо ответа накричал на меня:

– Ты что, дура?! Ты вообще ничего не понимаешь?! Какая должность! Ты живешь в прошлом веке! Я же сказал – работать на него!

Но мне кажется, что это он не понимает! Да, Глеб, кандидат наук, гонял машины, а теперь вынужден заниматься продажей стройматериалов, – это плохо. Да, у него каждый месяц что-то случается (я не хотела тебе об этом говорить, но, чтобы дать совет, нужно представлять все обстоятельства): каждый месяц то недостача, то недопоставка, недо… недо…! Это очень маленькое дело с маленькими доходами. Но это его дело, в котором он хозяин, а тут у него будет Хозяин. Разве мы хотим попасть в такую ситуацию, как этот милый Родион, когда зарплата зависит от настроения Хозяина? Когда жизнь всей семьи зависит от настроения Хозяина? Почему этому Дяде Бэ нужен «свой человек»? Зачем ему брать Глеба в бизнес? Такая смесь личных отношений и рабочих – это даже не капитализм, это рабовладение! Я спросила Глеба, неужели он хочет этого.

Глеб сказал:

– Да. Я мужчина. Хочу, чтобы у меня была перспектива, а не мышиная возня. Мне впервые повезло, впервые выпал какой-то шанс. Он предложил взять меня в бизнес. Такая жена, как Беата, тянет вверх, а ты волочешь по земле. Беата хочет нам помочь, а ты просто клуша!..

Ну вот, дорогой Давид, теперь ты понимаешь, зачем я так подробно пересказала тебе ситуацию Беаты: хотела объяснить, почему я против того, чтобы Глеб принял это предложение.

Затем Глеб добавил:

– А ты видела, какое у Беаты платье? Почему ты была в каком-то старье? Ты вообще не заглядываешь в модные журналы, ты же красивая женщина, а так плохо одеваешься. Беата сказала, что я в безнадежном застое, а у тебя в твои тридцать лет все уже как будто в прошлом, как у женщины, о которой говорят: «Когда-то она была очаровательна». Не хочу, чтобы про тебя говорили «когда-то»! Живешь как в детской книжке, как будто ты в зеленых очках в Изумрудном городе. А я живу в реальном мире. Я хочу, чтобы у моей жены было все. Я – все только для тебя.

Я, конечно, постаралась не показать, как мне это обидно, у нас есть договоренность никогда не ложиться спать, не помирившись.

Ну что скажешь? Я права? Я все правильно понимаю?

Или не права? Я дура, клуша, живу в прошлом веке в зеленых очках?

Это гадость? Или шанс?

Напиши скорей, ладно? Если некогда, просто напиши «да» или «нет».

Заранее спасибо за ответ.

Обнимаю тебя.

Дура Эмма. 5 мая. О чем думала Эмма, сидя рядом с отцом и держа его за руку

Папа, я знаю, знаю, что ничего не было! Если бы было, я бы уже убила его и себя. Что, мне нельзя так говорить? Твоя девочка не может так говорить? Так чувствовать?.. Но, папа, как это могло случиться с нами? С Глебом? Со мной? Неужели мы – как все?! Я всегда думала, что у нас великая любовь, а мы – как все?

Ты ведь не будешь хуже к нему относиться, если я подумаю об этом рядом с тобой?

Хорошо, как скажешь, давай по порядку. Ты всегда учил меня рассуждать логически. Как будто это задача: что дано, что нужно сделать, потом решение и ответ. Дано: мой муж встречается с другой женщиной.

Глеб говорит, что они с Беатой обсуждают дела, что Беата помогает ему освоиться в фирме. Но, папа, ты будешь презирать меня, тебе даже не представить, что может делать твоя гордая девочка. Когда он приходит домой, а теперь он всегда приходит поздно, я подхожу к нему, чтобы поцеловать, я целую его, а на самом деле хочу узнать, не пахнет ли от него духами. Во мне, папа, поселился дракон и ест меня изнутри.

Конечно, на мой вопрос, что между ними, он отвечает «ничего». Как просто быть упрямым, нелогичным! Просто сказать «ничего». На вопрос, есть ли у него к Беате хоть какое-то чувство, он отвечает «конечно, она мне нравится». Дальше я долго и бессмысленно пытаю его, «что значит “нравится”, как женщина или как человек», мне стыдно за это занудство, но я ничего не могу с собой поделать. Он не понимает, что я хочу услышать. Я хочу услышать «ты единственная», но он не говорит.

Я спрашиваю, есть ли между ними сексуальные отношения, он отвечает «нет». Как же мы дошли до того, что вообще говорим об этом?! Папа, мне кажется, что я вдруг оказалась на другой планете, ведь за десять лет любви и доверия были невозможны даже такие мысли, не то что спросить, есть ли у него сексуальные отношения с другой женщиной!

Может быть, мне не надо было с ним говорить? Что не сказано, того как будто нет. Но ведь он мне лгал! Я не хотела, я не ловила его на лжи, но поймала… Записка, которую я нашла…

Я не искала, не обыскивала его карманы, мне бы и в голову не пришло, ты же знаешь, папа, никогда! Просто – все так просто! – я подняла с пола его джинсы, и из кармана выпала записка, я прочитала, чтобы узнать, выбросить или отдать ему, между нами никогда не было секретов… В записке было: «Вспомни, что ты мне говорил, и повтори вслух и про себя. Целую, Беата». Возможно, я полная дура, но я и тут ничего не заподозрила, просто удивилась. Отдала Глебу записку, он скомкал записку и сказал, что это записка секретарши со списком дел на завтра. Он солгал мне! Я могла бы промолчать, последить за ним, ну, что там еще делают жены… но я же доверяла ему, как будто мы один человек, мне даже в голову не пришло, что это что-то… ну, понимаешь, про измену. Я улыбнулась: «Там же написано “целую”». Глеб сказал: «Это секретарша шутит, она всем так пишет». Он солгал мне еще раз.

Я спросила: «Почему ты солгал, есть ли у тебя к Беате какие-то чувства, есть ли секс», он ответил: «Нет». Но откуда мне знать, что это правда? Почему он солгал?.. У него нет объяснения, у меня нет и у тебя тоже нет.

Папа, как стыдно говорить об этом. Я закричала: «Ты лжешь, это записка от Беаты!» Глеб сказал, что он встречается с ней «по делам», она помогает ему освоиться в фирме.

Знаешь, сколько раз он встречался с ней «по делам» за три недели, что работает в этой фирме? Он сказал мне: «Не знаю, тридцать, может быть, больше».

Тридцать! Тридцать встреч, о которых я не знала! Тридцать раз он не нашел времени сказать мне, что они виделись! Знаешь, сколько раз я сказала Глебу: «Беата во всем разбирается, а я нет, но почему ты мне не говорил, что вы встречались?!» Пошлость этого разговора – вот самое оскорбительное. Не для меня оскорбительное, а для нашей любви.

Вот смотри, папа, главное, отчего мне больно: я всегда думала, что у других бывают измены, сложные периоды брака, подъемы и спады, а у нас нет, наша любовь особенная, он – это я, а я – это он, на всю жизнь, как небо, как воздух. Ты понимаешь, папа? А оказалось, что мы – как все: «я ему прискучила», или «сейчас ему нужна другая женщина», или «все мужчины полигамны», или «всякое бывает». Я думала, что с нами такого не может быть… Ты скажешь, папа, – это ведь ты думала. Ты скажешь – какие глупости ты говоришь, моя умная девочка. Ты скажешь – так говорят себе все, ты как все. Ты скажешь – моя девочка идеалистка, перфекционистка, придумала себе идеальную любовь, моя бедная девочка.

Что ты говоришь, папа? Что ты любишь меня? Что только ты любишь меня так, что это твоя любовь ко мне – как небо, как воздух? Что все остальные могут выбросить меня на свалку, предать? Я люблю Глеба раз и навсегда, и я думала, что Глеб любит меня так же! Что ты говоришь, папа? Что ведь это я думала?.. А на самом деле мы не одно целое, а отдельные люди?

Но, папа! Ведь у нас не просто брак, как у всех. Если бы мы просто встретились, поженились… Я сбежала к нему в свадебном платье! Я была послушная девочка, я ни разу не ослушалась вас с мамой, сбежать в свадебном платье было для меня как мир перевернуть!

Пойми меня, пойми! Для меня это не «измена». Это как если бы у меня было что-то драгоценное, драгоценная чашка тонкого фарфора, на которую я дышать боюсь, и только любуюсь, а теперь ее выбросили, и все, нет ее больше, нет моей драгоценной чашки… Господи, какая пошлость этот мой вопрос «а у вас был секс?».

Может быть, мне нужно было молчать, папа? Молчать, хранить свою драгоценную чашку… А я сама нарушила волшебство. Но я думала, он скажет так, чтобы я поверила, что ничего не было, не могло быть.

Было или не было? Было или не было? Я каждую минуту задаю себе этот вопрос, привожу аргументы и каждый раз решаю по-разному. Понимаю: точно было. Или: точно не было.

Ну, хорошо, я буду рассуждать логически. Как может не быть секса между двумя молодыми красивыми людьми? Наверное, мне надо признать, что секс был, и как-то с этим жить.

Но, может быть, все-таки нет?

Ты спрашиваешь, почему я придаю такое большое значение сексу. Потому что это самая большая близость между людьми. Ты говоришь – может быть, для него это ничего не значило. Но я ведь знаю, каким он может быть нежным. Если он ее целовал, дотрагивался до нее… его нежность была – ей? И это, по-твоему, ничего не значит?.. Нет, нет! Не было, ничего не было!

А если да, то что? Не обижайся на меня, папа, но тогда я убью себя. Я мысленно беру нож и сильно чиркаю по листу бумаги, вниз-вверх, вниз-вверх. Прости меня, папа, но я говорю тебе правду. Ты спрашиваешь, как же ты будешь без меня? Я не знаю.