Аято надавил на ручку двери, и, к его удивлению, она оказалась открыта. Блондин вошел первым, осматриваясь по сторонам и замечая силуэты приёмных родителей в гостиной. Кен вошёл в прихожую сразу же за братом, стараясь создавать как можно меньше звуков. Аято, убедившись, что младший брат рядом с ним, оторвался от ручки двери. Это и послужило ошибкой. На улице было ветрено, так что сквозняк в доли секунды захлопнул железную дверь с характерным, громким ударом. Ребята испуганно дернулись. Сердце Кена упало в пятки, а Аято увидел, как в одно мгновение из гостиной выбегает господин Судзуки с разъярённым и безумным лицом. Он бежит в сторону мальчишек и в ту же секунду мертвой хваткой вцепляется в Кена, прижимая сына к стене.

– Где ты шлялся, паршивец?! – грубый голос отца пробрал Кена до костей. А сам господин Судзуки до боли сжимает руку ребёнка, смотря своим обезумевшим взглядом глаза в глаза.

– Господин Судзуки, Кен ни при чём. Это моя вина, – попытался переключить внимание на себя Аято, подходя ближе к приёмному отцу.

– Ты иди в комнату, – железным голосом приказал Соичиро, махнув головой в сторону лестницы.

В ответ Аято не шелохнулся. Мальчишка обеспокоенно посмотрел на Кена, но тот всем своим видом пытался сказать, чтобы старший послушал отца.

Соичиро, не выдержав этой молчаливой паузы, громко крикнул:

– Я сказал в комнату! – голос мужчины был больше похож на озлобленный рык. – Асами, отведи его в спальню, – обратился Соичиро к своей супруге, которая всё это время стояла в дверном проёме.

Госпожа Судзуки услужливо взяла Аято за руку и повела наверх, несмотря на безудержные просьбы блондина остаться рядом с братом. Мать обернулась, посмотрев в испуганное лицо Кена, и печально вздохнула, но делать что-либо наперекор мужу не стала. Она завела Аято в комнату и начала осматривать многочисленные ссадины и побои на теле ребёнка. Не говоря ни слова, женщина смазала обезболивающей мазью все синяки и наклеила пару пластырей на ранки. Её действия показались Аято холодными и машинальными, безо всякой заботы и даже малейшего проявления беспокойства. После проделанных процедур женщина погладила мальчика по волосам и тихо сказала ложиться спать.

Но только Асами собиралась выйти из спальни и закрыть дверь, как Аято обиженным голосом спросил:

– Почему вы позволяете ему так обращаться с Кеном?

Госпожа Судзуки удивилась неожиданному вопросу, но спокойно и мягко ответила.

– Отец делает так, как считает нужным. Пойми, я люблю вас с Кеном всем сердцем. Но ваш папа применяет к вам разные… методы воспитания, – немного замявшись на последних словах, женщина отвела взгляд в сторону.

– Он не мой отец, – грубо перебил её Аято. – А вы не моя мать. Но не волнуйтесь, я не очень расстроен вашим равнодушием ко мне. Просто раз уж так вышло, то любите хотя бы Кена, – хриплым и печальным голосом сказал голубоглазый паренёк своей приёмной матери.

Женщина лишь вздохнула, стыдливо опустив глаза в пол. Она молча выключила свет в комнате и вышла в коридор, закрывая за собой дверь.

В это время господин Судзуки завёл Кена в свой кабинет, грубо затолкнув мальчика вовнутрь и закрывая дверь на замок. В комнате царил полумрак. Лишь настольная лампа тускло светила на рабочем столе отца. Часы мерно тикали в углу, создавая напряжённую атмосферу. Господин Судзуки тяжёлыми шагами прошёл вперед и развернулся к своему сыну, чьи колени предательски подрагивали. Кен поднял свою голову вверх, посмотрев в лицо родителю, но в эту же секунду его скулу обожгла сильная пощечина.

– Неблагодарный выродок! Какого чёрта ты сегодня сбежал? – напал с обвинениями отец на Кена.

Мальчишка схватился за свою щеку, зашипев от боли, ведь, по всей видимости, он подвернул руку у гаражей.

– Прости, пап, пожалуйста, дай мне всё объяснить… – молил Кен господина Судзуки.

– Закрой свой рот, – грубо отрезал Соичиро. – Посмотри, на кого ты похож, – продолжил отец, хватая мальчика за грязную рубашку и сильно сжимая его синяк на руке.

– Мне больно, пап. Отпусти, прошу, – зажмурившись, Кен пытался вымолить жалость у родителя, но при этом понимал, что ему лучше быть тише, лишний раз не провоцируя своего отца.

– Мне плевать. Ты провинился и заслужил наказание. И, будь уверен, избежать тебе его не удастся.

Судзуки Соичиро подошёл к своему столу и открыл верхний ящик. Кен молча наблюдал за тем как его отец достаёт толстый кожаный ремень и медленно начинает подходить к нему. Господин Судзуки громко шлёпнул ремнём по своей ладони, дабы нагнать своему сыну ещё больше страха. Мальчишка крепко зажмурил глаза и спустя пару секунд получил первый удар по спине. Затем сразу второй. А потом и третий. Тяжёлая рука Соичиро нещадно хлестала мальчишку. От боли Кен чуть не упал, но отец успел придержать его тело рукой. Господин Судзуки толкнул сына к письменному столу, чтобы мальчик облокотился. Теперь Кен не мог даже упасть. Он лишь стоял и терпел сильнейшие шлепки по спине, бёдрам и ногам. В голове начали прокручиваться воспоминания, как отец и раньше поднимал на него руку. Бывало, он применял это же толстый ремень. Но сегодня Соичиро бил как никогда прежде. Сильно. Вкладывая свою злость в каждое движение. Мальчик пытался сдерживать крики, но они то и дело вырывались из груди. На восемнадцатом ударе парнишка уже заскулил, впиваясь ногтями в деревянный стол.

Хлестнув сына ещё пару раз, Соичиро остановился и кинул ремень на чёрный диван, стоящий позади него. Господин Судзуки грубо развернул Кена к себе, поднимая его лицо за подбородок.

– Опять воешь, словно девчонка. Тебе никогда не исправиться. Ты меня огорчаешь, Кен. Мне не нравиться тебя бить, но я это делаю лишь из-за того, что ты причиняешь мне куда большую боль, – сказал Соичиро, состроив на своём лице разочарованную гримасу.

– Прости, пап. Я не хотел сделать тебе больно. Но Аято была необходима помощь, – Кен почувствовал стыд перед отцом. Мальчик хотел попросить прощения, а потому поднял свои большие глаза вверх, виновато глядя на Соичиро.

– Мне плевать на его очередные проблемы. И тебе тоже должно быть всё равно. Мы достаточно помогли ему, взяв к себе в семью. Рядом с ним ты опускаешься на глазах окружающих. Или ты забыл, как ты должен себя вести? Кто ты такой, Кен? – строгим голосом спросил господин Судзуки, надавив Кену на плечо.

– Я твой сын, – тихо и с некой печалью в голосе ответил мальчик.

– И как ты обязан себя вести? – сказал отец, продолжая давить на плечо ребёнка.

– Не перечить и беспрекословно слушать тебя, учить уроки и не отвлекаться на бесполезные вещи, – на автомате выдал Кен, начиная слегка теребить подол своей испачканной рубашки.

– И твой внешний вид должен быть опрятен и безупречен. Всегда, – дополнил Соичиро слова мальчишки. – На сегодня ты свободен. Но учти, если я узнаю, что кто-то из моих знакомых видел твою выходку, то выпорю ещё раз. Пока ты не исправишься, Кен, ты останешься бесполезным слюнтяем, не способным ни на что в этой жизни. Запомни, никто не полюбит тебя, если ты не будешь идеальным. Ты понял меня? – задал последний вопрос господин Судзуки, на этот раз надавив на оба плеча мальчика.

– Да, папа. Я провинился. Я ужасный сын. Прости, – искренне ответил Кен, склоняя свою голову вниз.

– Выходи из кабинета и иди в постель. Спокойной ночи, – холодно сказал Соичиро, выводя сына из комнаты и толкая его вперёд.

Кен чуть было не споткнулся, но смог удержать равновесие и, не оборачиваясь, поплёлся к лестнице. До самой двери своей спальни ему было боязно поворачивать голову назад. Казалось, словно отец продолжал наблюдать за ним, даже когда не был рядом. Мальчик ощущал его тяжёлый взгляд на себе. И табун мурашек прошелся по всему телу, заставляя Кена невольно вздрогнуть.

Открыв дверь и войдя в комнату, мальчишка попытался как можно тише переодеться в пижаму и лечь в постель, чтобы ненароком не разбудить Аято. Но стоило кареглазому парнишке присесть на край своей кровати, как он услышал громкий шорох, после чего ночник на тумбочке Аято включился, а сам блондин быстро выпрыгнул из-под одеяла, в ту же секунду пересаживаясь на кровать Кена.

– Ты как? – обеспокоенно спросил Такимура, пытаясь вглядеться в слабоосвещённое лицо Кена.

– Всё в порядке, Аято. Со мной всё хорошо, – ответил младший брат, опуская глаза в пол и начиная слегка теребить бежевую простыню.

– Он тебя снова бил? – вопрос был произнесён скорее с риторической интонацией. Аято подслушивал происходящее в кабинете, прижавшись к полу спальни.

И Кен понял, что Аято всё слышал. От осознания этого стало немного стыдно, ведь мальчик не хотел беспокоить блондина. Но у Такимуры было другое мнение на этот счёт.

– А если бы он тебя убил? Избил до смерти?

– Аято, всё будет хорошо, – попытался успокоить брата Кен, положив свои руки тому на плечи и искренне посмотрев в голубые глаза. – Он просто попадал по моим синякам и ранам, поэтому я так кричал. Но он не так уж и сильно бил, – говорил мальчик, а сам внутри сжимался от страха, вспоминая удары отца. – Всё в порядке, правда.

В ответ Аято лишь безысходно вздохнул. Хотелось бы верить в такую чушь. Очень даже хотелось бы. Но младшего он читал, как открытую книгу. И Аято прекрасно знал, что тот врёт.

Блондин не спеша поднялся с кровати Кена, переходя на свою постель. Уже присев на тёмно-синее одеяло, Такимура, не поднимая взгляда на Кена, тихо проговорил:

– Порой мне кажется, что твой отец прав и я лишь усложняю тебе жизнь. Может, нам лучше было и не встречаться вовсе? – задал Аято вопрос, на который не ожидал услышать никакого ответа. Он скорее говорил свои мысли вслух, чем вёл диалог с братом.

А Кен в это время напрягся всем телом. Подобные вопросы со стороны Аято колко отдавались в груди кареглазого, вызывая некую обиду и даже злость. Нет. Кен не злился на Такимуру. Ни в коем разе. Он испытывал злость к самому себе за то, что не смог убедить Аято в своей верности, не смог доказать, как же блондин прекрасен на самом деле. За то, что не смог показать, как же он нужен. Кену. Безумно нужен.