Внезапно, Аято услышал треск позади себя. Не успел блондин сориентироваться, как кто-то напрыгнул на него со спины, а глаза закрыли чужие ладони. Ещё секунда и Такимура бы врезал этому незнакомцу с локтя. Но тут послышался весёлый и задорный смех.

– Кен?! – испуганно развернулся он, видя перед собой согнувшегося в безудержном хохоте младшего.

– Ты так забвенно шёл, что даже не услышал, как я окликнул тебя. Мне пришлось принять меры, – игриво подмигнул Судзуки, всё ещё хихикая от своей удачной выходки.

– Действенно, – неловко выдохнул старший. – Почему ты здесь? – спокойно, но с заметными нотками негодования вопросил Аято.

“Боже, надеюсь, он не видел меня, когда я продал наркотики тем торчкам”

На благо Такимуры шатен выглядел слишком радостным для человека, заставшего своего парня врасплох. Глаза Кена так сияли, словно тот выиграл миллион в лотерее. А на его лице было столько ликования и счастья, что яркая улыбка доставала до кончиков ушей. Как же Аято скучал по этой щемящей радости. Судзуки, буквально, искрился.

Наконец-таки отсмеявшись вдоволь, Кен посмотрел на Такимуру, видя, что тот ожидает ответа на вопрос. Взяв ладони старшего в свои, кареглазый восторженно, словно произнося самую долгожданную новость, воскликнул:

– Я иду из университета. Меня приняли!

Аято потребовалась секунда на переваривание этих слов, после чего парень сгребает Судзуки в крепкие объятья. Наконец-то они оба могут вздохнуть спокойно. Кен справился, добился поставленной цели, он смог. Внутри Аято нескончаемые возгласы: «Да, да, да!». Он ликует, ведь поступление в университет являлось большой победой и открывало кучу возможностей.

Проходящие мимо люди, косо озирались на прижавшихся друг к другу парней, но тех в данный момент этот факт абсолютно не волновал. Всё-таки оторвавшись от Аято, Кен воодушевлённо предложил:

– Сегодня вечером мы идём в кафе. И это не обсуждается!

В ответ блондин лишь тепло улыбнулся. Спорить никто и не собирался.

По дороге к дому, Судзуки крепко сжал ладонь парня в своей. Старший чувствовал себя немного неловко, видя, как некоторые прохожие смотрят на них, словно на экспонаты в музее. Но никакого страха перед сплетнями или гласными осуждениями у него не было, да и не могло быть. Такимура ощущал уверенность своего парня, твёрдо шагающего рядом с ним. Кен был сравним со стеной, за которую можно спрятаться и знать, что ты в безопасности. Аято чувствовал эти волевые качества, он видел их в каждом движении младшего. И в этот момент в голове блондина мелькнула гордая мысль.

“Он будет прекрасным офицером”

***

В шесть часов вечера парни сидели за столиком в одном уютном кафе. Кен ел клубничное мороженое, пока Аято с задумчивым видом потягивал коктейль из трубочки. В мыслях блондин уже сочинял музыку для своей новой песни. Глядя на Кена, он слышал мелодии словно наяву. И все такие разные, переливающиеся целой палитрой красок, но одинаково яркие, неповторимые. Спустя пять минут Судзуки сказал, что ему нужно отлучиться в туалет. Кивнув младшему, Аято достал телефон и, воспользовавшись отсутствием Кена, начал записывать пришедшие на ум музыкальные идеи.

Пока Такимура вспоминал свои мысли, время продолжало идти. Так прошло пять минут. Затем десять, а после пятнадцать. Почувствовав что-то неладное, Аято незамедлительно поднялся из-за столика и направился прямиком в сторону уборной. С каждым шагом его сердце сжималось всё сильнее, а в груди нарастали тяжесть и беспокойство. Резко раскрыв дверь в мужской туалет, Аято замер в проёме, видя у стены Кена, встревоженно смотрящего в свой телефон. В доли секунды старший подбегает к парню и, хватая того за плечи, с не скрытым волнением спрашивает:

– Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

В ответ Кен прикусывает нижнюю губу и трясущейся рукой протягивает блондину свой телефон. На экране высвечивается сообщение от отца:

«Мать положили в больницу».

Аято раскрывает рот в полнейшем шоке. Он переводит взгляд на младшего, а на том лица нет, лишь гримаса ужасно виновная. У Кена чувство, словно грудную клетку прокололи тысячи игл, и сердце вот-вот разорвётся на части. Он не может, да и не хочет поверить в это. Кто угодно, но не его мама. Это неправда. Ложь. Господи, он никогда так сильно не желал, чтобы отец солгал ему. Лишь одно сообщение, а в голове миллион безответных вопросов. Что с мамой? Как давно её положили в больницу? Она в сознании? Ей становится лучше? Почему так вышло? И самое главное, из-за чего? Неужели, отец был прав, и Кен доигрался на их чувствах. Неужели, это шатен виновен в болезни матери?

Не дав младшему окончательно утонуть в самокопании и угрызениях совести, Аято сгрёб его в охапку, прижимая к своей груди, и прошептал, чтобы тот не надумывал себе лишнего. А Кен лишь жмётся ближе и слышит, как сердце блондина стучит в безумной лихорадке. Такимуре тоже страшно и запредельно злостно.

Но тут Судзуки отрывается от старшего и, как можно старательнее делая спокойный и твёрдый голос, заявляет:

– Я еду к ней.

Аято поражённо давится, вылупляя свои глаза.

– Стой! Подожди, – вытягивает ладони вперёд он, пытаясь образумить Кена. – Ты не можешь сделать это без ведома отца. Он придёт в ярость.

– Но она мать! Моя! И он не её хозяин! – срывается на полу крик Судзуки, направляя на Аято свой обречённо-безысходный взгляд.

– Я знаю, – с немыслимой стойкостью отвечает старший. – Но мы больше не часть этой семьи, Кен.

Словно опомнившись, шатен опускает голову вниз. Трясущейся рукой он достаёт телефон из своих брюк и открывает переписку с отцом. Взглянув на Аято, Судзуки неуверенно отвечает:

– Я пытался ему позвонить сразу же, как прочёл это сообщение, но он не ответил.

– Тогда лучше напиши ему.

Кен понимал, что это бесполезно, раз господин Судзуки не удосужился ответить на звонок. Однако, несмотря на это, парень решил попытать шанс и отправил отцу короткое, но довольно-таки чёткое сообщение:

«Что за больница? Я еду туда».

Тяжело вздохнув, Кен прислоняется спиной к холодной стене. Но только он прикрывает глаза, как слышит, что кто-то подходит к уборной. Двое мужчин заходят в туалет, странно оглядывая парней. Кен чувствует, как Аято приобнимает его за талию и медленно выводит за двери уборной. Уже в коридоре Судзуки вновь достаёт свой телефон, чтобы проверить, не ответил ли ему Соичиро, как вдруг на экране высвечивается входящий вызов. Парню звонит не кто иной, как его отец. Мгновенно прикладывая телефон к уху, Кен отвечает на звонок. Но не успевает он открыть и рта, как слышит строгий голос господина Судзуки.

– Не смей даже думать о том, чтобы приехать к ней! – грубый холодный тон отдался мурашками по телу.

– Но почему!? – сразу же взвывает Кен, отказываясь понимать позицию родителя.

– Я сказал, только посмей связаться со своей матерью! – упрямо игнорируя вопрос кареглазого, рявкнул Соичиро.

– Она не твоя вещь, – уже тихим и даже тяжелым голосом ответил Кен.

– Вот именно. Она моя жена. И я её люблю, а потому не желаю, чтобы ей стало хуже от встречи с тобой. Ты итак достаточно сделал для того, чтобы довести собственную мать до больничной койки.

Прекрасно слыша весь разговор, Аято злобно скалится. Он уже было хотел вырвать телефон из ладони младшего, прокричав в трубку о том, что Соичиро урод, каких ещё поискать надо, но Кен перехватывает руку блондина, не давая тому сорваться на грубость.

– Это моя вина лишь отчасти…, – начал оправдываться Судзуки, нервно прикусывая губу.

– Прекрати! – резко перебивает его отец. – Ты виновен во всём, что сейчас происходит с Асами! Ты бросил нас. Намеренно повернулся спиной. Это твоя вина! Только твоя. Слышишь?!

– Прости, – шепчет Кен, не желая больше ничего доказывать. От крика отца внутри появилась какая-то апатия и сильнейший стыд, словно Соичиро удалось заставить парня поверить в свою вину. Кен лишь прикусил губу и тихим с заметной хрипотцой голосом сказал, – Что я могу для неё сделать?

Через динамики шатен слышит, как Соичиро саркастично фыркает и начинает язвительно посмеиваться.

– От тебя никакого толку, – цинично проговаривает отец, даже голосом стараясь передать всю свою важность, фальшивость которой лезет через край.

– И неужели я не могу ничего сделать для неё? – не собираясь сдаваться в попытках помочь матери, спрашивает Кен. И в этот момент он слышит, как на другом конце линии воцарилась полнейшая тишина.

Господин Соичиро резко примолк, словно задумываясь над прозвучавшим вопросом. Кен терпеливо ожидал ответа от отца, в мыслях уже понимая, что тот может сказать. Кареглазый должен разорвать отношения – вот чего господин Судзуки хочет добиться и по сей день. Непременно. Сейчас минутное молчание прекратится, и Кен в очередной раз услышит: «Брось этого отморозка», «Возвращайся домой», «Порви с Аято немедленно» и всё в таком духе.

Но, внезапно, на другом конце линии слышится тихое покашливание, а после стальной и без эмоциональный голос отца:

– Нам нужны деньги на лечение.

Кен ошибся. Он уже совершенно не интересовал, а уж тем более не волновал своего родителя. А ведь лечение матери и впрямь должно стоить неимоверно дорого. И в этот момент голову шатена словно прошибло током.

– Сколько нужно? – сглотнув, спросил Кен, когда Аято поднял на него непонимающе-удивлённый взгляд.

– Говоришь так, словно тебе по силам найти эти деньги, – хохотнул Соичиро, по всей видимости, насмехаясь над кареглазым.

– Я постараюсь. Она – моя мать, и я заплачу столько, сколько смогу, – уверенно заявляет Кен, тем самым заставляя Соичиро примолкнуть.

Спустя несколько секунд из динамиков слышен суровый голос:

– Я пришлю тебе адрес участка, в котором сейчас работаю. Принесешь деньги туда и отдашь их мне лично, – на последнем слове фраза прерывается, и господин Судзуки сбрасывает вызов, оставляя за собой лишь долгие и противные гудки.