Нахмурившись, главврач взглянул в свой планшет и, поразмыслив несколько секунд, ответил:

– На данный момент шунтирование обойдётся вам в 5 000$.

– Прекрасно. У нас есть практически вся эта сумма, не так ли? – выжидающе посмотрел на Соичиро Кен. – Но теперь, если вас не затруднит, Огава-сан, скажите, пожалуйста, сколько денег придётся потратить на лекарства, если мы откажемся от хирургического вмешательства?

Кашлянув в кулак, врач неуверенно посмотрел на господина Судзуки и, поразмыслив полминуты, ответил:

– За первые шесть месяцев лечения вам придётся потратить около 2000$.

– Вот же сукин сын, – несдержанно прошипел Аято, мгновенно переводя взгляд на Соичиро.

– Ты ничего не знаешь, чтобы обвинять меня в таком подлом поступке, – словно прочтя мысли блондина, непоколебимо ответил господин Судзуки.

– Мы знаем достаточно, – твёрдо заявил Кен, сжимая свои ладони в кулаки. – Где наши деньги?

– Думаешь, я их растратил? – наигранно усмехнулся Соичиро. – Они у меня. Все до единой купюры. Может прийти ко мне домой и проверить.

– И порога не переступлю, – твёрдо отрезал Кен. – Огава-сан, – быстро развернулся в сторону врача парень. – Мы согласны на операцию. Деньги будут уже этим вечером. Только, пожалуйста, сделайте всё, что в ваших силах, – уже мягким голосом добавил он.

– Безусловно, – кивнул главврач и деловито поправил свои очки. – А теперь прошу вас спуститься на первый этаж. Вам здесь нельзя долго находиться.

– Конечно, – вежливо улыбнулся Кен. – Мы сейчас спустимся, только оставьте нас наедине, – вдруг добавил шатен, переводя свой взгляд на Соичиро.

Главврач понимающе посмотрел на Кена, после чего незамедлительно развернулся и пошёл в сторону лифта. Аято же обменялся с младшим кивками и ладонью показал, что будет ждать того у главного входа в здание.

Наконец-таки оставшись наедине с отцом, Кен тяжело вздохнул.

– Я просто хочу понять, почему мама потеряла для тебя всякую значимость, – начал говорить он. – Я бы понял, если бы ты отказался платить за моё лечение или же за лечение Аято. Но мама… Ты ведь так любил её. Что произошло?

Соичиро, явно не ожидавший такого спокойного тона, удивлённо вскинул бровями и почти шёпотом ответил:

– Ты так сильно ошибаешься, Кен. Твоя мама значила и значит для меня всё, – говорит он, а глаза в это время из стороны в сторону бегают, выдавая фальшь.

Кен это видит и чувствует, а потому в ответ усмехается и натягивает на своё лицо улыбку разочарованно-обречённую.

– Значит, разговора у нас не выйдет. Тогда, я хочу быть уверенным в том, что на этот раз деньги точно окажутся у врача, а не в твоем кошельке, – говорит шатен, скрещивая руки у себя на груди и смотря на отца прожигающим взглядом.

– Этот подкидыш так изменил тебя. Что с тобой стало, сын? – состроив несчастный голос, вопросил господин Судзуки.

– Ничего особенного, просто повзрослел, – тихо произнёс шатен. – Ты не ответил. Как мне быть уверенным в том, что ты снова не решишь договориться с Огава-саном за моей спиной?

– Я всё перечислю. Мне не плевать на жизнь Асами, чтобы ты не говорил. Только вот пяти тысяч у нас всё равно нет.

– Я дал тебе три тысячи, и я более чем уверен, что ты найдёшь оставшиеся 2 000$

– У меня сейчас нет таких денег…

– Значит, возьми кредит, – твердо возразил Кен. – Или ты хочешь сказать, что мама этого недостойна? – в один шаг парень сократил расстояние между ними.

В ответ Соичиро прикусил губу и смиренно опустил голову в пол.

– Вот и решили, – поставил точку в этом вопросе Кен.

Резко развернувшись спиной к отцу, парень направился в сторону лифта.

Его мгновенный уход, как пощёчина, пробудили господина Судзуки.

– Когда-нибудь ты поймёшь меня! – внезапно крикнул он в спину Кену, заставляя парня остановиться.

– Этого не случится, – уверенно усмехнулся шатен.

– Несмотря ни на что, ты не можешь изменить того факта, что ты ещё юн, – начал говорить Соичиро, медленными шагами подходя к Кену. – Но люди взрослеют и во многом меняют свой взгляд на жизнь. Проходят увлечения, интересы. И чувства тоже проходят. Сейчас тебе кажется, что Аято – центр твоей вселенной, единственный и неповторимый. Любовь на всю жизнь. Но правда в том, что это не так. И ты уже достаточно зрелый, чтобы понимать это. У вас двоих впереди много лет. Пройдёт год, два, и эти отношения начнут приедаться. Вы оба парни. И вскоре вам захочется новых ощущений разгула и страсти. Глупо полагать, что в такой ситуации вы навеки останетесь верны друг другу. Но не беспокойся, это нормально. И когда-нибудь ты меня поймёшь…

– Хватит, – резко перебил его Кен – Знаешь, что, действительно, глупо? Пытаться оправдать собственную измену. Я ведь не говорил тебе, что хочу, чтобы вы с мамой всегда были вместе. Это ваши жизни, и я не имею права вмешиваться в них. И я бы не был так зол на тебя, если бы ты нашёл в себе силы сказать маме правду. Но твоё враньё переходит все рамки дозволенного.

– Кен, ситуация сложнее, чем ты думаешь…

– Нет. Это не так. Если бы ты любил маму, то ты бы ей не изменял. А если бы ты полюбил ту женщину, то уже давно бы подал на развод. Ситуация не сложная. Просто всё дело в том, что ты вообще никого не любишь. И думать ни о ком не собираешься. Но за свои поступки надо отвечать. А ты только и делаешь, что избегаешь ответственности.

– Ты говоришь, как наивный ребёнок. Вот посмотрю я на тебя с Аято лет через пять.

– И увидишь меня счастливым. Счастливым и любящим, – облизав свои пересохшие губы, Кен тихо вздохнул и продолжил. – Я не знаю, что будет через пять лет. Я даже не знаю, что может случиться завтра. Но в одном я уверен точно. Ближе Аято у меня человека нет. И я люблю его всем своим сердцем, настолько, насколько может позволить человеческая душа. А верность… это не что-то достигаемое. Это просто имеющееся. Может, я открою тебе секрет, но, когда, действительно, любишь человека, готов вечно нежиться в его объятьях или же держать его за руку ежесекундно, то тебя от чужих прикосновений бьёт током. Не нужно внутреннего стержня, когда тебе подсознательно неприятны поцелуи того, кто не твой. Верность – это вовсе не дополнение к любви, а её неотъемлемое составляющее. Невозможно назвать отношения полными, когда сегодня ты засыпаешь с одним, а завтра целуешь другого. Нельзя изменить, когда любишь. Во время влюблённости возможно. Но не тогда, когда в твоём сердце живёт настоящая, твёрдая и непоколебимая любовь. Поэтому, ты можешь убеждать меня в чём угодно: в сложности ситуации, в наскучивание чувств, в единичных порывах и в осознанном выборе. Но в одном я буду уверен всегда. Я никогда не променяю того, кто мне дорог. Ни за что и ни при каких обстоятельствах. Ну не изменяют любимым. И точка, – закончил говорить Кен, направив на отца твёрдый взгляд.

Соичиро приподнял уголки своих губ и слегка усмехнулся, раздумывая надо всем услышанным.

– Ты с детства умел красиво говорить, – произнёс господин Судзуки с нотками гордости. – Это важный навык. Красивое слово способно из любой лжи сотворить чистую правду. Но не забывай о том, что ты был и остаёшься моим сыном. В твоих венах течёт моя кровь. А я тоже был очень наивен в юности. В точности как ты. Но спустя много лет поменялся. Возраст не обойдёт стороной и тебя.

На слова отца Кен оскалился и, собрав все остатки выдержки и спокойствия, проговорил:

– Ты ошибаешься, нас ведь ничего, кроме крови и не объединяет. Я не ты. И я скорее умру, чем стану тобой. Кажется, мне придётся повторить в сотый раз. Я никогда не изменю любимому человеку, – отчеканил шатен, разворачиваясь спиной к Соичиро и стремительно уходя вперёд. На этот раз безо всяких остановок.

– Значит, изменят тебе! Попомни мои слова! – прокричал отец ему в спину, уже не заботясь о том, что стоит посереди больничных палат.

***

– Операция назначена на субботу? Да, конечно. Благодарю вас, доктор. Держите меня в курсе всего. Завтра я приду в больницу, чтобы оплатить необходимые лекарства. Да. Я успею. Доброй ночи.

Вот уже полчаса Кен ходил по гостиной, безустанно разговаривая по телефону с лечащим врачом госпожи Асами. Аято сидел на диване, внимательно вслушиваясь в их диалог, и, судя по постоянно меняющемуся выражению лица Кена, обсудить они успели многое. Начиная от самой болезни, её причин и последствий и заканчивая методами лечения и графиком посещения пациентов. Наконец, закончив разговор, шатен отбросил телефон на мягкое кресло. Аято нахмурился и, похлопав по месту рядом с собой, попросил Кена присесть. Как только младший без сил плюхнулся на диван, блондин начал нежно разминать его плечи, сразу же подмечая, что мышцы Судзуки до невозможности напряжены.

– Получается, операция будет через три дня? – уточнил Аято, продолжая делать парню массаж.

– Да, доктор сказал, что с ней лучше не затягивать, – полушёпотом ответил шатен. – Родной, я сделаю всё, что в моих силах ради неё, – добавил он, перехватывая ладонь Такимуры со своих плеч и скрепляя их руки в замок.

– Ты сможешь, – тепло улыбнулся Аято, целуя Кена в висок.

– И да, раз уж нам придётся оплачивать её лечение, то я вновь вернулся работать в ресторан. А ещё по дороге домой я мельком взглянул на объявления и нашёл пару подработок. В забегаловке возле остановки нужен уборщик. И я пролистал сайты в интернете. Один парень предложил мне работу в доме престарелых. Я ещё, конечно, должен убедиться в правоте его слов. Просто так не пойду в незнакомое место. Но, если он не лжёт, то я без раздумий возьмусь за эту работу, – проговорил парень, нервно перебирая пальцы Аято в своей ладони.

– И ты решил это всё за время, пока я готовил тебе кофе? – поражённо усмехнулся Такимура, кивая головой в сторону пустой чашки на столике. – А если серьёзно, то тебе не нужно так сильно загружать себя, Кен, – заботливо прошептал блондин, крепче сжимая руку парня. – Я не хочу видеть, как ты изнуряешь себя.