– Вот как ты заговорил, – усмехнулся Соичиро, скрещивая руки на груди. – Раньше ты с пеной у рта утверждал, что мы не являемся твоими родителями, и нам никогда ими не стать.

– Тебе – нет. А Асами сюда не приплетай, – грубо отрезал Аято. – Мы сюда не ради тебя пришли, так что позволь удалиться и встать с остальными.

Резко развернувшись Такимура кивнул Кену в сторону толпы. Шатен уже было сорвался с места, но внезапно остановился, доставая из внутреннего кармана пиджака конверт с деньгами. Он молча протянул его отцу и тут же повернулся к нему спиной, последовав за Аято. Парни как можно быстрее отошли подальше от Соичиро, проходя через множество знакомых лиц и становясь в первом ряду, месте, предназначенном для самых близких родственников. И по всем канонам иронии, кроме Кена с Аято впереди стояли лишь коллеги отца. Кто-то в форме, что, несомненно, выглядело грубо, даже не смотря на её тёмный цвет. Кто-то в чёрном костюме, одетый, как с иголочки, и стоящий смиренно, как подобает работникам правопорядка. Они подносили Соичиро большие конверты, обвязанные тонкими чёрными ленточками, держали в руках цветы, которые возложат к голове Асами в конце церемонии, говорили избитые слова соболезнования. Но Кен готов был поклясться, что на лице у каждого он видел полную незаинтересованность в происходящем.

– Слышал, у лейтенанта сейчас большие проблемы в семье. Он сильно поссорился с сыном, а тут ещё и жена умерла, – послышался чей-то шёпот под ухом Кена.

– У лейтенанта есть сын? Он вроде бы говорил, что у него нет детей, – незамедлительно ответил какой-то молодой офицер. – В любом случае, главное, чтобы это не сказалось на моей зарплате. Начальник он и без того не особо снисходительный, а если начнёт срываться на своих подчинённых, то плакала моя премия, – прыснул от смеха парень. Шутка была явно неудачной, но смешок подхватили как минимум пятеро человек.

А Кен тем временем со всей силой сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями под кожу. Ему с трудом удалось сдержаться, чтобы не высказать своего возмущения в сторону такой вольности. Но спустя пару минут пыл поутих, а к людям вышел буддистский священник.

Небо словно нарочито затянулось серыми, не просветными тучами. Оно так и подгоняло траурную толпу под крышу, в ритуальный зал, в котором уже стоял белый гроб. Атмосфера сгустилась до невозможной тяжести. До этого Кену никогда не приходилось испытывать нечто подобное. И он бы всё отдал, чтобы больше никогда не чувствовать эту боль, обволакивающую лёгкие и сжимающую грудную клетку. Благовонный запах фимиама начал постепенно заполняться в стенах зала. Священник вышел вперёд и, подойдя ближе к покойной, начал читать сутру. Его монотонный голос лишь сильнее угнетал обстановку. Кен стоял неподвижно, направив свой отрешённый взгляд точно в ноги священника. Белый, ещё не заколоченный гроб, стоял совсем рядом, но на него парень так и не решился взглянуть, не смог. Слёзы сами по себе стеками по его щекам, обжигая смуглую кожу. Руки слегка подрагивали, а ноги стали каменными и, казалось, вросли в пол.

Чтобы хоть немного абстрагироваться от давления, создаваемого читкой сутры, Кен решил оглядеть людей, находящихся в чёрной толпе. Скучающие коллеги отца, смиренно стоящие родственники, явно уставшие незнакомцы. Некоторые женщины смахивали со своих глаз капельки слёз. Тётушка Тиба и вовсе плакала навзрыд, словно и правда сожалела о смерти Асами. Кен задержал на ней взгляд и разочарованно вздохнул, когда женщина прекратила плакать и, достав небольшое зеркальце, начала поправлять свой макияж, словно не она полминуты назад разрывалась от боли. Видимо, и правда не разрывалась. Не желая больше смотреть на неё, шатен перевёл свой взгляд на отца и озадаченно нахмурил брови. Соичиро стоял и спокойно беседовал с какой-то молодой девушкой, одетой в тёмное платье и чёрную полушубку. И, судя по всему, отец явно был больше увлечён разговором с ней, нежели самой церемонией. Лёгкая ухмылка и игривый взгляд Соичиро, смотрящий на эту незнакомку, разозлил Кена. Парень слегка одёрнул Аято, кивая головой в сторону отца и молчаливо спрашивая о том, не знает ли блондин эту девушку. Такимура озабоченно свёл брови, но вдруг мгновенно поменялся в лице. Аято шокировано раскрыл рот и, переведя свой ошеломлённый взгляд на Кена, прошептал:

– Это она.

Судзуки вначале опешил, но погодя несколько секунд, сложил два и два. Шатена мгновенно осенило. Это была та самая женщина, с которой отец изменял матери. Именно она тогда заходила домой с Соичиро, когда Аято прятался за диваном с Тетсуей. В тот момент краем глаза блондин успел увидеть её длинные чёрные волосы, пухлые губы и острый нос. Такимура хорошо запомнил это лицо и сейчас стоял, проглотив язык.

Как только у Соичиро хватило наглости привести свою любовницу на похороны родной жены? Как он мог так беззаботно ворковать с этой девчонкой, пока Асами провожали в последний путь? Кен готов был прямо сейчас сорваться с места и подбежать к отцу, выплеснув ему всё, что накопилось за эти похороны. Парень, буквально, держался из последних сил. И он бы решился прорваться через всю толпу к Соичиро, но господин Судзуки опередил его, выходя к священнику и доставая из кармана помятый листок. Пришло время для речи мужа покойницы. Напряжённо прикрыв глаза, Кен немного усмирил свой пыл и, наощупь найдя руку Аято, скрепил их ладони в замок.

– Асами была не просто чудесной женщиной, но и любящей, преданной женой. Она была добрым и понимающим человеком. В тёмные часы Асами всегда поддерживала меня и помогала встать на ноги. Мы были неразлучной парой, и я думал, что ничто не способно сломить нашу крепкую связь…

Пока Соичиро с листа зачитывал подготовленную речь, Кен мысленно усмехался с того, как умело отец мог производить впечатление хорошего человека. Но именно этот идеальный образ сейчас выдавал его с головой. Говоря о своей умершей жене, Соичиро ни разу не вздрогнул, его лицо было спокойным, а осанка прямой и строгой. Весь из себя безупречный, комар носа не подточит. Вот только нельзя выглядеть идеально, когда внутри чувствуешь сильнейшую боль. Что-то должно было выдать. Бегающий взгляд, подрагивающие руки, хрипотца в голосе, частое дыхание или капельки слёз в уставших глазах. Но, глядя на Соичиро, нельзя было найти ничего, что хоть немного могло бы показать его глубокое чувство к Асами, о котором мужчина так красноречиво сейчас говорил.

Вдруг за Кеном вновь послышался чей-то шёпот, принадлежащий, по всей видимости, друзьям отца.

– Говорят, что жена оставила Соичиро всё своё наследство.

– Да ладно, шутишь что ли?

– Если бы так. Слышал, что она всё под чистую своему мужу завещала. А про сына ни слова не сказала.

– Да нет у них никакого сына, бросай верить слухам. Иначе, почему этот самый сын не читает сейчас свою речь, провожая мать в последний путь?

Кен неловко прикусил губу, а его щёки и уши заметно налились краской. Несмотря на то, что Соичиро всё равно бы не позволил шатену вставить и пару слов, парень чувствовал вину за то, что не смог попрощаться с мамой должным образом. Мысли Кена прервал чей-то безудержный смех в середине толпы. Опять кто-то решил пошутить. И опять не вовремя. Но удивительнее было то, что Соичиро в этот момент продолжил монотонно читать свою речь, даже не обратив внимания на наглость, которую кто-то себе позволил. Словно ему было абсолютно всё равно на происходящее вокруг.

– Я любил Асами всем сердцем. Она навсегда останется для меня самым главным человеком в моей жизни. Как жаль, что болезнь сломила её…

Вдруг стоявший рядом с Кеном офицер недовольно фыркнул и, обратившись к своему коллеге, возмущённо спросил:

– Скоро это закончится? Мы стоим здесь уже чёрт знает сколько.

– Эй! – внезапно даже для себя шикнул Кен, резко разворачиваясь к этому парню. – Побольше уважения, – строго добавил шатен, когда Аято аккуратно положил свою ладонь на его плечо.

– А ты вообще кто такой? – удивлённо прыснул ему в лицо офицер. – Я не с тобой разговаривал, так что закройся.

– Ты пришёл на похороны моей матери, так что, извини, но закрыться придётся тебе! – неожиданно прикрикнул Кен, заставляя всех вокруг замолчать и шокировано уставиться на него.

– Что ты себе позволяешь?! – вдруг возмущённо вспылил Соичиро, сминая листок с речью в руке и мгновенно сокращая расстояние между ним и Кеном. – Я понятия не имею, зачем ты всё это устроил…

– Не только ты один. Я вообще без понятия, для чего ты устроил эти похороны, если они насквозь пропитаны фальшью, – бросил шатен ему в лицо эти слова с такой злостью, что у Соичиро даже прошёлся холодок по спине.

Аято было хотел успокоить младшего, вновь взяв его за руку и собираясь прошептать что-то, но Кен перебил его, говоря:

– Всё в порядке, я просто хочу произнести свою речь, надлежащую для каждого любящего сына, – шатен мельком кинул взгляд на человека в толпе, упрекнувшего его в этом ранее. Отойдя от разъярённого отца метра на два, он продолжил. – И, если кому-то в тягость находиться здесь, то я никого не держу, можете уходить, так будет лучше, – среди людей пошли оживлённые перешёптывания. – Но я не собираюсь мучать вас типичными фразами о сильнейшей любви к моей матери и глубокими сожалениями о её смерти. Нет, я, правда, любил её и люблю всей душою, и вы даже представить себе не можете, с какой болью разрывается моё сердце вот уже несколько дней. Но речь сейчас не об этом, – Кен взглянул на стоящего неподалёку священника, в глазах которого читался испуг. – Хотя бы перед лицом священнослужителя, находясь в этом храме, давайте откроем глаза на правду. Последние полчаса многие подходили к моему отцу или даже ко мне, высказывая свои сильнейшие сожаления по отношению к нашей семье и моей матери. Болезнь погубила её. Но действительно ли всё дело в ИБС или же в сердечном приступе? Хотелось бы верить, что всё так банально и просто, но я не думаю, что это так, – повертел он головой, переводя свой презрительный взгляд на отца. – Вам всем так жаль, так больно и плохо. Вы говорите, что Асами не заслужила такой смерти, но сами не сделали ничего для её предотвращения. Когда была возможность всё исправить, никто и пальцем не пошевелил, думая, что проблема рассосётся сама собой. Что ж, чуда не произошло. И моей матери не стало. Помог бы ей благотворительный фонд или же малейшая доля внимания. А, может быть, когда-то не стоило закрывать глаза на несправедливость, применяемую по отношению к ней? – услышав эти слова, тётушка Тиба неловко опустила свой взгляд в пол. – Может, не стоило скрывать свои отношения на стороне, – кивнул шатен в сторону любовницы Соичиро. – И заставлять её страдать каждый божий день. Я не отрицаю, что на мне лежит значимая доля ответственности за её смерть. Я мог всё исправить, если бы начал помогать ей раньше. Но я и понятия не имел, что ей нужна помощь. Моя помощь. Что больше никому, кроме меня, до неё попросту нет дела. Вы все такие честные, правильные, жалко, что только с виду. А в реальности вам абсолютно плевать на проблемы других до тех пор, пока они не коснуться вас самих. Вы можете читать красивые речи, говорить о сочувствии, о любви и о преданности. Но своей сути вам не изменить, и, когда кому-то понадобится ваша помощь, вы отмахнётесь, прикрываясь натянутыми оправданиями. Меня ото всей этой лжи тошнит. И, в отличие от вас, я больше не собираюсь молчать. Если вы раньше не хотели слышать и признавать правду, то теперь вам придётся…