Через два дня она улетела в Париж.

Лара встречала ее в аэропорту Шарль де Голль — Ольга сразу увидела ее: высокую, одетую в джинсы и короткую куртку. Подбежала, коснулась щекой холодной щеки.

— Привет.

Пока ждали багаж, пока блуждали по аэропорту в поисках такси — не разговаривали. Лара косилась на Ольгино грандиозной красоты пальто, купленное специально для этой поездки, а Ольга ощупывала взглядом отросшие волосы на ее макушке.

— Значит, все-таки свидание? — Спросила Лара, когда они наконец сели на заднее сиденье белого «Рено» и кудрявый араб-водитель тронул автомобиль с места.

— С чего бы? — Удивилась Ольга. — Просто соскучилась по Парижу.

— Ну конечно.

Лара засмеялась и вдруг положила руку на спинку сиденья — как будто обняла.

— Давай проследим хронологию событий, — предложила она. — Ты не ответила на десяток моих смс, потом на полгода я о тебе и думать забыла, потом вдруг ты написала мне какую-то ерунду, я в ответ сообщила, что я в Париже на конференции и мы можем обсудить твою ерунду, когда я вернусь. Пока все верно?

— Верно, — согласилась Ольга, поежившись от этого «и думать о тебе забыла», но не подавая вида. — Я же в ответ написала, что прилечу в Париж послезавтра, и ты вполне можешь меня встретить. Где ты тут свидание-то увидела?

Ларина рука соскользнула со спинки сидения и опустилась на Ольгины плечи. Это было так тепло и приятно — сильная рука, очень сильная рука. Рука хирурга, так ведь?

— Значит, не свидание? — Спросила Лара, и Ольга подумала, что ее голос, когда звучит так тихо, очень похож на французское вино — острое, терпкое, ярко-красное. — Уверена, детеныш?

Господи, «детеныш» этот еще. Она сказала это, и Ольге немедленно захотелось поцеловать ее, слизать с губ это сладкое «ыш», вобрать его в себя, и на языке размягчить еще больше.

— Я хочу к Мулен Руж, — сказала она. — Сводишь меня?

Лара засмеялась и отвернулась в сторону.

— Будь что будет? Я буду любить тебя до самой смерти?

Ольга опешила.

— В… В смысле?

— Это из песни, — объяснила Лара. — Песня из фильма «Мулен Руж». Называется «Будь что будет».

Тиски, сжавшие грудь, разжались, будто их и не было.

— Нет, — ответила Ольга на незаданный вопрос. — Не поэтому. Меня интересует площадь Бланш. Мулен Руж как раз находится на ней.

— Почему именно туда? — Удивилась Лара. — Почему не Нотр-дам, Лувр и все такое?

Ольга пожала плечами. Ей не хотелось объяснять. Хотелось сидеть рядом, бок в бок, смотреть в окно, дышать французским воздухом и готовиться ко встрече с Парижем.

И Лара поняла. Она не стала больше ничего спрашивать — только вернула руку на Ольгины плечи, и не убирала ее, пока такси не остановилось у входа в отель.

К ним немедленно кинулся швейцар, выхватил у таксиста Ольгин чемодан и с достоинством проводил их внутрь.

Лара в своих простеньких джинсах и еще более простенькой курточке смотрелась здесь так, будто случайно забежала в Большой театр вместо обеденного перерыва. Пока Ольга заполняла документы и улыбалась администратору, она стояла посреди огромного зала и вертела головой во все стороны.

— Версаль! — Одобрительно резюмировала она, когда процедура заселения была окончена и Ольга за рукав куртки потянула ее за собой к лестнице. Она была рада, что Лара не растерялась, рада, что она чувствовала себя здесь спокойно и уверенно — впрочем, у Ольги были подозрения, что на свете не было места, где бы эта женщина чувствовала себя иначе.

Красота номера тоже не смогла ее ошеломить.

— Сколько же все это стоит? — Только и спросила она, глядя на огромную двуспальную кровать под балдахином и стыдливо заглядывающие в окно башни Собора Парижской Богоматери.

— Разве это этичный вопрос? — Ольга движением плеч сбросила пальто на пол и обняла Лару за шею. Она не стала подходить слишком близко — их тела не касались друг друга, но между ними оставалось всего несколько миллиметров, и каждый из них сейчас был наполнен электрическими разрядами.

Ольга просто смотрела. Она видела, как дрогнули Ларины губы, как сбилось на секунду дыхание, и хорошо знала, что это значит. Но поцелуя не случилось.

— Сначала свидание, — напомнила Лара, делая шаг назад. — Давай надевай что-нибудь менее изысканное и пойдем гулять, пока у меня есть время.

Ольга удивленно подняла брови. «Есть время»?

— Ну конечно, — объяснила Лара. — Я здесь на конференции, забыла? Завтра я буду сидеть и весь день слушать доклады хирургов, из которых добрая половина — великие. А вечером они будут слушать меня.

— А ты тоже великий хирург? — С усмешкой спросила Ольга.

— Пока нет. — Серьезно ответила Лара. — Но я планирую им стать.

Когда они вышли из отеля, над Парижем вовсю сияло солнце. Лара немедленно взяла Ольгу за руку, и тепло ее ладони чувствовалось даже сквозь тонкую замшевую перчатку. Она шла уверенно — так, будто не раз уже бывала в этом городе, и Ольга подумала, что ей очень хочется сейчас подчиниться — просто идти куда ведут, смотреть по сторонам, и улыбаться проходящим мимо французам.

— Я вчера весь день провела в Лувре, — говорила Лара. — Ничего не понимаю в живописи, но ходила туда-сюда как зачарованная, и просто смотрела. Ты знаешь, что в Лувре жил сначала Франциск I, а потом Людовик XIV?

— По-моему, там так или иначе жили практически все французские короли, — отвечала Ольга. — Но на самом деле, мне все равно.

Лара улыбалась и легонько сжимала ее ладонь.

— Я знаю, что тебе все равно.

Когда тротуар вдруг сужался, а навстречу кто-то шел, Лара уходила вперед, не отпуская Ольгиной руки, и Ольга могла смотреть на ее спину — широкую спину, обтянутую красной тканью куртки. И большой черный ремень на поясе джинсов — чуть ниже.

И ей казалось, что не может быть большего счастья, кроме как сунуть ладони в карманы этих джинсов, и идти вот так — следом, путаясь ногами и спотыкаясь друг о друга.

У витрины какого-то магазина они долго стояли и смотрели на свое отражение.

— Я рядом с тобой выгляжу лесорубом, — смеялась Лара, туже затягивая на шее теплый шарф.

— Нет. Я так не думаю, — говорила Ольга.

В своих черных брюках, в сапогах на плоской подошве, в белом свитере и накинутом поверх полупальто она идеально подходила Ларе — будто полная противоположность, которая встала рядом — и картинка вдруг обрела гармонию.

Рыжие волосы свободно растрепались вокруг головы и по плечам, лицо блестело от солнца и запаха Парижа, и все в эти секунды казалось правильным и точным.

— Почему ты написала мне именно теперь? — Спросила вдруг Лара, отворачиваясь от отражения и нависая над Ольгой. — Почему не месяц назад? Или не через полгода?

И правда — почему? Потому что было много работы? Потому что я спала со Снежной Королевой и сама покрывалась коркой льда? Потому что после победы над Игорем из моей жизни ушел последний, самый завалящий, смысл?

— Потому что я не хожу на свидания, — слова пришли ниоткуда и Ольга испугалась, когда они вырвались. — А с тобой это было бы именно свидание.

Лара пожала плечами и крепче сжала Ольгину ладонь.

— Это ответ на вопрос «почему ты мне не писала», а не на тот, что я задала.

Ольга вздохнула и вытащила ладонь из ее руки.

— Для того, чтобы ответить, пришлось бы рассказать тебе всю мою жизнь, — сказала она. — А это невозможно.

Лара засмеялась, и вернула Ольгину ладонь на место. Более того — свободной рукой она стащила с нее перчатку и сунула в карман своей куртки.

— Тогда я тебе расскажу, — сказала она, практически таща Ольгу за собой по улице. — Будем идти по набережной и разговаривать. Почему нет, верно?

— Верно, — согласилась Ольга. — Только без интимных подробностей, ладно?

Лара вдруг толкнула ее к гранитному ограждению набережной и на мгновение прижалась к ней всем телом.

— Почему это без интимных? — Выдохнула она в Ольгины губы. — А если я хочу с интимными?

Засмеялась, и пошла дальше, в сторону музея д’Орсе. Ольга послушно плелась следом.

— Итак, моя жизнь. Про детство ты знаешь — я сменила семь разных школ, у меня было семь комплектов школьных друзей и семь первых свиданий — в каждой школе по одному. Потом медицинский — интернатура, ординатура, и все такое. Сплошная работа и диссертация.

Она на ходу глянула на сосредоточенно слушающую Ольгу и продолжила.

— Хочешь спросить, встречаюсь ли я с девочками? До двадцати пяти считала себя исключительно гетеросексуальной — институтские эксперименты не в счет. В двадцать пять влюбилась в анестезиолога из нашего отделения, роман был грандиозный и грандиозно же закончился. После этого — иногда ходила на свидания, иногда они чем-то интересным заканчивались, но как-то не складывалось.

Ольга только губы разомкнула, чтобы задать вопрос, но Лара не дала.

— Со мной очень трудно, — сказала она серьезно. — Это я тебя сразу предупреждаю, чтобы без иллюзий. Я своеобразный человек, девяносто процентов моей жизни занимает работа, а оставшиеся десять — саморефлексия. Для того, чтобы потеснить часть вышесказанного, нужно приложить немало усилий, и не факт, что получится.

Ольга оторопела. Господи, она что, серьезно? Серьезно предупреждает, что ничего серьезного у них не получится? Ей захотелось то ли смеяться, то ли плакать — не разберешь.

— Послушай, — сказала она, останавливаясь и отбирая у Лары руку. — Я всего лишь прилетела в Париж на несколько дней. Почему ты делаешь из этого такие странные… выводы?

Лара улыбнулась. Когда она улыбалась, у Ольги почему-то сердце замирало и тесно сжимались бедра.

— Детеныш, — сказала она ласково. — Я хорошо разбираюсь в людях. Ты прилетела не в Париж. Ты прилетела ко мне. И не смей больше мне врать.

В полном молчании они дошли до музея, свернули в переулок и, не сговариваясь, зашли на летнюю веранду Caf'e de l’Empire. Заказали кофе, попросили пепельницу. Ольга немедленно закурила. Лара сидела напротив и молча смотрела на нее.