— Это глупо, — сказала Ольга. — Все это — очень глупо, ты понимаешь?

— Конечно, — согласилась Лара. — Врать — всегда глупо. Только время тратить.

Официант поставил перед ними две чашки кофе и улыбнулся доброжелательной французской улыбкой. Почему-то в Париже — Ольга не раз замечала — официантами работали исключительно мужчины за сорок — седые, стройные, в черных брюках и белых рубашках.

— Ладно, — решилась Ольга, сделав глоток кофе и махнув официанту, чтобы принес еще. — Что еще ты про меня понимаешь?

Лара усмехнулась.

— Тебе одиноко, — сказала она. — Тебе так одиноко, что ты готова пойти за первым человеком, к которому хоть что-то почувствуешь. Но проблема в том, что от одиночества ты убегаешь в секс, а это не работает.

— Почему не работает? — Улыбнулась Ольга.

— Потому что секс без близости — это акробатика. А ты все этапы, на которых близость может возникнуть, перешагиваешь. Вот сколько раз ты уже могла бы меня поцеловать? Раз пять, как минимум. Не поцеловала. Почему?

Ольга пожала плечами.

— Правильно, — согласилась Лара. — Потому что для тебя поцелуй — это так, прелюдия перед быстрым сексом. А я на это не согласна, и ты своим женским чутьем хорошо это чувствуешь. И знаешь, что поцелуй со мной будет чем-то совсем другим. И трусишь, детеныш. Просто трусишь.

— Глупости, — перебила Ольга, разозлившись. — Тебе не кажется, что я просто не хочу с тобой целоваться, вот и все?

Она не ожидала того, что случится дальше. Никак не ожидала, что Лара встанет, перегнется через столик, и коснется губами ее щеки. Что подышит горячо в ее ухо. Что губы потянутся ей навстречу, а веки сами собой прикроют глаза.

— Не хочешь, да? — Услышала она, а когда открыла глаза, Лары рядом уже не было — она снова сидела на своем кресле, невозмутимо закуривая сигарету из Ольгиной пачки.

— И что? — Спросила Ольга хрипло. — То, что я хочу тебя трахнуть, еще ничего не значит.

— Детеныш, — улыбнулась Лара. — Про «трахнуть» еще даже речи не было. Только про поцелуй. Чего ты так испугалась?

Ольга не стала отвечать. До вечера она вообще больше ничего не говорила. Молча гуляла с Ларой по Парижу, молча позволила проводить себя до отеля, молча кивнула на прощание и ушла в свой номер.

И только после душа, забравшись в кровать, позвонила Ксении.

— Поговори со мной, — попросила почти ласково, почти нежно.

— Будина, — услышала она в ответ злое. — Ты обалдела? В Москве два часа ночи. Какие, к черту, разговоры?

И — быстрые гудки в трубке.

Ольга несколько секунд глупо смотрела на экран телефона. А потом вздрогнула всем телом и расплакалась — словно маленький обиженный ребенок.


Глава 10. Не смогла.


Улицу и дом она нашла легко. Больше часа кружила пешком по Парижским улицам и переулкам, радуясь, что не стала надевать сапоги на каблуках. Наконец, вышла на маленькую улочку с односторонним движением и желтыми невысокими домами.

— Rue du Docteur Roux? — Спросила у старенького продавца цветов.

— Oui, oiu, — дедушка обрадовался и залопотал что-то по-французски. Ольга улыбнулась ему дежурной улыбкой и пошла дальше.

Перед нужным домом толпилось человек двадцать. Они были одеты преимущественно в старые костюмы с засаленными рукавами, и выглядели как типичные ученые. Ольга тронула одного из них — по виду безумного профессора — за рукав и спросила по-английски:

— Простите, не подскажете, где мне найти Лару?

Спросила и поняла, что категорически не помнит ее фамилии. Профессор смотрел на нее и энергично мотал головой.

— Mademoiselle Lara? — Сделала еще одну попытку Ольга. — Chirurgien?

— Ты бы еще врача попросила, — раздался где-то за спиной насмешливый голос, и Ольга резко обернулась. — Их тут как раз сотни две.

Это была она — улыбающаяся, с зажатой между пальцев сигаретой, одетая в длинную юбку и светлую рубашку, с тонкого стекла очками на сморщенном носу.

— Что ты здесь делаешь? — Нос перестал морщиться, и очки немного съехали к кончику. — Пришла поглядеть, как я буду читать доклад?

Ольга молча смотрела на нее и понимала, что если она скажет еще слово — все развалится окончательно. Она просто сделает шаг, обнимет ее за сильную шею, прижмется к холодной щеке, пахнущей утренним Парижем, и поцелует. Поцелует, и все. И плевать, что дальше.

Лара как будто прочитала в глазах ее намерения, и немного отступила. Быстро сказала на французском несколько слов безумному профессору, потушила сигарету, привычным уже движением взяла Ольгу за руку, и повела за собой внутрь.

— Сиди тут, — велела, проведя ее в огромный зал и показывая на стул в третьем ряду от президиума. — Предупреждаю: сидеть придется долго.

Ольга кивнула как послушная девочка, и долго провожала взглядом удаляющуюся Ларину спину.

Из докладов она ничего не поняла и ничего не запомнила. Мало того, что все говорили только по-английски или по-французски, так еще и трещали быстро-быстро, видимо торопясь уложиться в регламент.

Когда на сцену наконец вышла Лара, Ольга замерла. Она говорила громко, уверенно и… сильно. Ее руки — руки лесоруба — то и дело принимались жестикулировать, видимо, показывая то, что она объясняла на словах. Какая-то девочка стояла рядом и переключала слайды презентации.

Зрители слушали доклад молча. Только пощелкивал пульт переключения в руках девочки, да Лара иногда постукивала о пол кончиком туфли. Ольга видела, как она собрана сейчас, как напряжена. Видела, как дергается жилка на ее ключице, как стекает с шеи в вырез капля пота. Знала, что бедра ее тоже напряжены — как у породистой лошади, приготовившейся к прыжку.

Когда доклад был окончен, и Лара поклонилась публике, Ольга была уже на грани безумия.

— Идем, — сказала она, протискиваясь сквозь толпу ученых к Ларе и хватая ее за руку. — Идем немедленно!

— Куда? — Лара смеялась, но подчинялась Ольгиному напору — не обращая внимания на удивленные лица коллег, на летящие со всех сторон вопросы.

Они выскочили на улицу, и Ольга поняла, что они забыли Ларино пальто. Или куртку? Это жуткое надутое чудовище из Москвы? Или красную глупость, в которой она была вчера? Плевать. Ей и правда было плевать.

Ее хватило еще метров на двести, не больше. Почти бегом они добежали до какого-то переулка, Ольга с силой толкнула Лару к стене и наконец поцеловала — с силой, вжимаясь губами, лаская языком. Ей что-то мешало, и осознав, что именно, она сорвала с Лариного носа очки и бросила их в сторону. И поцеловала снова.

Ольгины локти уютно разместились на ее плечах. Ее отросшие волосы были как будто предназначены для того, чтобы Ольга запустила в них пальцы. И губы, холодные губы, отвечали на ее поцелуй — откликались, подчинялись и сминались под ее напором.

Она почувствовала Ларины руки под своим пальто. Крепкие сильные руки, которые сжали ее бока и прижали еще сильнее. Вся эта одежда — все эти чертовы слои одежды — мешали Ольге, и она даже зарычала от того, как сильно они ей мешали.

Хотелось сорвать все эти тряпки к чертовой матери, прижаться к горячей коже, целовать ее, царапать ногтями, оставляя синяки и ссадины. И зализывать языком — каждую.

От мысли об обнаженной Ларе Ольге снова стало жарко. Впиваясь языком в ее рот, она непослушными пальцами то ли расстегнула, то ли оторвала пуговицы на ее блузке. Рванула ткань в разные стороны и наконец нащупала кожу.

И все закончилось в одно мгновение. Лара схватила ее за кисти рук и крепко сжала, отстраняя. Ольга чуть не задохнулась от возмущения. Как? Почему?

Они смотрели друг на друга, и она видела — господи, да она это чувствовала! — что Лара возбуждена не меньше, чем она сама. Ее глаза сузились, она вдыхала и выдыхала тяжелыми толчками, а губы против воли тянулись продолжить поцелуй.

— Нет, — услышала Ольга и чуть не закричала. — Не так быстро.

Не так быстро? Да черт бы тебя побрал!

Она попыталась снова поцеловать, но Лара не дала — за руки отодвинула еще чуть дальше, покачала головой и только увидев, как Ольга обмякла в ее руках, отпустила.

— Дай мне секунду, — попросила она, тяжело дыша и не глядя на Ольгу. — Мне нужна секунда, чтобы немного прийти в себя.

Ольга — послушная девочка! — стояла и смотрела на нее исподлобья. К чему все это? К чему все эти «не сейчас», если обе знают, что это все равно произойдет? Зачем все эти правила? Зачем рамки? Почему бы не заняться сексом прямо здесь, в узком переулке, с риском быть застигнутыми? Почему бы не дать друг другу наконец то, о чем каждой уже несколько месяцев снились непристойные сны? Почему?

— И что? — Слова вырвались со злостью. — Ты придешь в себя, я приду в себя, а дальше что?

Лара смотрела на нее непонимающим взглядом, а Ольга с каждой секундой закипала все сильнее и сильнее.

— Что дальше, я спрашиваю? — Крикнула она, ощущая, как собирается складка на лбу, как кривятся от гнева губы. — Ты пойдешь к себе в номер, я пойду к себе в номер? И каждая из нас — каждая, даже не смей убеждать меня в обратном! — проведет бессонную ночь, лаская себя и не понимая, почему ее гладят ее собственные руки, а не другие? Да?

Она наступала, а Лара пятилась. Она часто моргала, как будто пытаясь привыкнуть к новому для себя виду разъяренной Ольги. А Ольгу уже было не остановить.

— А завтра мы снова встретимся и будем гулять, держась за руки? И все это время я буду думать, как бы мне затащить куда-нибудь в подворотню вроде этой и трахнуть тебя, чтоб ты провалилась? Да? Так все будет?

Лара моргнула еще раз и вдруг остановилась.

— Найди мои очки, — попросила тихо, и от неожиданности услышанного Ольга вдруг остыла. Она будто увидела себя со стороны: стоит в каком-то переулке, наседает на испуганную тетку, и орет как сумасшедшая, как будто эта тетка ей что-то должна. Кошмар. Господи, какой кошмар.

Стыдно почему-то не стало. Ольга пошарила глазами по асфальту, подняла очки и посмотрела на стекла.