— Когда мы будем дарить подарок? — Спросила не подозревающая об этих мыслях Света, выхватывая с подноса два бокала шампанского и передавая один из них Ольге.

— Шутишь? — Хмыкнула та. — Подарок следует не дарить, а передать специально обученному человеку, чтобы он положил его в специально предназначенное место.

Она подбородком показала это место, и Света принялась хихикать. «Местом» был круглый стол, уставленный разномастными коробками, украшенными кокетливыми бантами.

— Прямо рождество, — заметила Света.

Ольга кивнула. Она не отрываясь смотрела на сидящую в кресле бабушку. Рядом с бабушкой никого не было.

Она ни за что не призналась бы, что разочарована, но это было именно так. И в тот момент, когда она уже практически решила плюнуть на приличия и просто уехать, она увидела Лару.

Та стояла, окруженная группой людей, и рассказывала что-то, отчаянно жестикулируя. От ее жестов зажатый между пальцами бокал расплескивался вином на лацканы пиджаков мужчин, но они не обращали на это никакого внимания.

— Это она? — Спросила Света, и Ольга испуганно посмотрела на нее. — Ты пялишься на нее, почти раскрыв рот. Иди и подойти к ней.

Еще чего. Ольга недовольно дернула плечом и отправилась к бабушке. Та встретила ее внимательным взглядом и ироничной улыбкой на испещренными морщинами лице.

— Привет, бабуля.

— Здравствуй.

Ольга ждала комментариев о муже, но их почему-то не последовало. Более того — бабушка смотрела на нее как-то странно, будто хотела что-то сказать и не могла.

— Что случилось? — Спросила Ольга. — Ты какая-то необычная.

— Это ты необычная, — парировала бабушка. — Откровенно говоря, я не ожидала, что ты приедешь.

— Почему же? — Улыбаясь, протянула Ольга. — Ты же знаешь, я с детства обожаю нашу дачу.

Бабушка покивала, то ли соглашаясь, то ли снова иронизируя.

— Ольга, — сказала вдруг она. — Если тебе здесь не нравится — ты вполне можешь уехать.

А вот это было что-то новенькое. Уехать? Нарушить этикет? А как же гости? Как же правила приличия?

Все эти вопросы так явно отразились на Ольгином лице, что бабушка все легко прочитала.

— Я тут имела разговор со своим доктором, — сказала она, и Ольгины брови против воли поднялись вверх. — Она очень умная женщина, и кое-что мне объяснила.

Объяснила? Бабушке? Господи, да что же здесь происходит?

— Кстати, она спрашивала о тебе, не единожды. Сходи, поговори с ней.

Ольга честно пыталась закрыт рот, но не могла. Что это? Внезапное просветление? Или наоборот помрачение? Бабушка — ее бабушка! — говорит о том, что ей что-то там объяснила провинциальный доктор? Бабушка — ее бабушка! — советует с ней поговорить?

— Ольга, — бабушка протянула руку и ухватила Ольгины пальцы. Сжала их холодной рукой и посмотрела снизу вверх. — Я, конечно, старая дура, но я не вчера родилась. Она приехала сюда не для того, чтобы меня консультировать, а ты приехала не для того, чтобы поздравить маму. Хватит хлопать глазами и делать вид, что ты ничего не понимаешь. Иди и поговори с ней!

Даже если бы крыша дома сейчас полыхнула пожаром и упала Ольге на голову, она бы поразилась меньше.

— Бабуля, — пробормотала она, отбирая руку. — Ты что… с ума сошла?

Бабушка посмотрела на нее, и этот взгляд был таким грустным, таким понимающим, что у Ольги сердце сжалось и слезы на глаза навернулись.

— Ольга, — сказала она нетерпеливо. — Не заставляй меня называть вещи своими именами. Не могу сказать, что я это одобряю, но лучше так, чем всю жизнь одной. Поверь уж своей бабке, которая много чего повидала на своем веку.

Она немного подвинулась на кресле и шлепнула Ольгу по бедру.

— Иди.

Ольга поняла, что если сейчас же не найдет сигареты — то просто сойдет с ума. Она кивнула бабушке, вышла на веранду и, через нее — на улицу. Глубоко вдохнула холодный весенний воздух и закурила наконец.

Господи, что она имела ввиду? Она же не могла серьезно говорить о том, что понимает влечение внучки к этой женщине? Она же не могла серьезно благословлять это? Не могла же, правда?

Получалось — могла. Получалось, что несмотря на все эти годы, несмотря на старательное следование традициям и правилам, бабушка все-таки замечала Ольгу? Да не просто замечала, а видела?

Это все меняло. Из этой — новой — теории выходило, что хотя бы одному человеку в этой дурацкой семье Ольга была нужна не просто как флагман достижений и побед, а как обычная живая девочка, со своими обидами, радостями и даже — о, боже! — влюбленностями?

Но тогда почему? Почему бабушка ничего подобного не говорила раньше? Почему она только поддакивала маме и периодически сообщала, что нужно вести себя достойно? Почему?

Ольга сделала последнюю затяжку и мстительно бросила окурок в траву. Прямиком в идеально ровный, подстриженный газон. Развернулась, и пошла в дом.

Пока она курила, диспозиция немного изменилась — толпа, которая ранее стояла вокруг Лары, теперь окружила маму — видимо, настал момент «теплых слов» и прочих поздравлений. А рядом с Ларой теперь стояла Света.

Ольга скрипнула зубами, и остановилась, глядя, как они стоят рядом друг с другом и разговаривают. Лара улыбалась — Ольга хорошо видела теплую улыбку на ее лице, улыбку, которая до сих пор принадлежала только ей одной, а теперь получалось, что не только. И Светка — чертова Светка! — улыбается ей в ответ, что-то говорит, голову наклоняет кокетливо.

Первой ее заметила именно Светка. Оглянулась, махнула рукой — иди, мол, к нам. Ольга величественно пожала плечами и не пошла. Ухватила за рукав проходящего мимо официанта и велела принести виски. Пусть мать сама пьет свое дурацкое шампанское. Пусть Лара улыбается Светке. Ольга Будина собирается провести этот вечер в компании крепкого алкоголя и тяжелых мыслей.

Но вышло иначе. Стоило ей заполучить свой стакан с виски и выйти на веранду, как следом немедленно вышли и Света, и Лара. Они улыбались и, похоже, едва удерживались от того, чтобы не взяться за руки.

— Привет, — Лара заглянула в Ольгин стакан и значительно кивнула. — Хороший выбор. Лучше, чем газированный компот.

Ольга посмотрела на нее и ничего не сказала. Уйти сейчас — значило бы показать, как ее задевает все происходящее, и потому она просто сделала глоток и осталась.

— Мы познакомились, — сообщила ей Светка как о чем-то приятном и радостном.

— Поздравляю, — вырвалось у Ольги.

Она крепче сжала свой стакан и отвернулась к окну — туда, где за длинными шторами виднелись верхушки сосен и ненавистный газон.

— Пусть так, — подумала она со злостью. — Пусть мир катится ко всем чертям, пусть бабушка говорит безумные вещи, пусть Светка заигрывает с Ларой, да пусть хоть взорвется все вокруг к чертовой матери. Буду стоять тут и пить виски. А потом сяду пьяная за руль, разгонюсь по трассе до двух сотен, влечу в какую-нибудь фуру и закончу все это раз и навсегда.

Она посмотрела на свои пальцы, обнимающие стакан. Ногти с полосками французского маникюра, обручальное кольцо на безымянном, тонкая полоска жемчуга выше — на запястье.

Рядом что-то шевельнулось и поверх ее пальцев легли другие. Длинные, сильные, загорелые. С коротко остриженными ногтями. Никаких колец, никакого маникюра — вообще ничего. И Ольга вырвала руку. Она не хотела, она правда не хотела, но это вышло само собой — рука дернулась, жидкость в стакане угрожающе качнулась, а стоящая близко-близко Лара усмехнулась.

— Я так сильно тебя пугаю? — Спросила она, и ее голос снова напомнил Ольге о французском вине. Горячем, пышущим жаром вине.

Она развернулась на каблуках, холодно посмотрела в Ларины глаза и отчеканила:

— Деточка. Ты слишком много о себе думаешь, если считаешь, что я способна кого-то бояться.

Лара смотрела на нее, и улыбка продолжала расплываться на ее губах. Ольге вдруг захотелось ее ударить. А через секунду ей захотелось ударить кое-кого еще.

— Не обращай внимания, — услышала она с другой стороны. — Это она Будину включила.

Лара засмеялась, Светка засмеялась тоже, а Ольга смотрела то на одну, то на другую и чувствовала себя зверем, загнанным в капкан. Куда ни рванись — все равно плохо.

— Идем танцевать, — предложила вдруг Лара, и Ольга чуть в обморок не упала. — Там уже все танцуют. А?

Ольге хотелось кричать. Кричать, царапаться, кусаться, отлупить ее по самодовольному, насмешливому лицу. Из последних сил она заставила себя успокоиться. Из самых-самых последних.

— Прошу прощения, — сказала она холодно и, изо всех сил стараясь идти ровно, подошла к двери и вышла из дома.

Куда? В машину? Но ключи в комнате, а возвращаться назад она ни за что не будет. Разуться и ходить туда-сюда по газону? Чтобы маму точно хватил кондратий, а ее саму свалила с ног простуда? Или просто выйти на дорогу и брести куда-нибудь — авось, кто-то пожалеет и предложит подвезти?

Пока Ольга размышляла, дверь сзади хлопнула, и не успела она обернуться, как Лара уже оказалась рядом, схватила ее за плечи и потащила вперед. Ольга пыталась сопротивляться, но на каблуках это было слишком сложно, да и руки у Лары правда были очень сильными.

Она дотолкала Ольгу до стоянки, открыла дверцу какой-то огромной машины, и пихнула ее внутрь. Обошла машину с другой стороны и села рядом.

Сбежать было невозможно: Лара заблокировала обе двери. Кричать и рваться наружу Ольга не стала. Сидела ровно, как девочка-шестиклассница, сложив руки на коленях.

— Ты не сможешь вечно от меня бегать, — сказала Лара тихо. — Когда-нибудь нам придется поговорить.

Ольга промолчала. Если она не скажет ни слова — то и разговора не получится. Рано или поздно Ларе надоест здесь сидеть, и она откроет двери, вот и все.

Как назло, в машине было не менее холодно, чем на улице. Ольга в своем невесомом платье немедленно покрылась мурашками, а через секунду с ужасом поняла, что дрожит. Она покосилась на Лару. Ей-то было тепло в традиционных джинсах и синем свитере с тяжелым завернутым горлом. Сидит, смотрит вниз, вздыхает.