— Детеныш, — Лара так быстро подняла голову, что Ольга не успела отвернуться. А после уже и не могла. Этот голос, вкупе с этим чертовым понимающим взглядом — от них было никуда не деться, не спрятаться. — Поговори со мной пожалуйста. Я не понимаю, что происходит, а когда я не понимаю — мне становится страшно.

Это было сказано так просто и откровенно, как будто Лара разделась прямо здесь, в машине. Стянула с себя свитер через голову, стащила джинсы, белье, и осталась в чем мать родила — голой и абсолютно беззащитной.

Ольга разомкнула губы, но слова не шли. Она не знала, что сказать и как объяснить.

— Ты не ответила ни на одну из моих смс, — грустно сказала Лара. — Я тебе их отправила десятка два. Безрезультатно. Что произошло? Я чем-то тебя обидела?

Ольга продолжала молчать. Обидела? Господи, да лучше бы обидела, как ты не понимаешь? И я ответила, ответила на каждую твою чертову смс по три раза, вот только ни один из ответов так и не отправила. И я не знаю, почему, не знаю. Не спрашивай меня об этом. Я все равно не смогу ответить.

— Мне казалось, тебе было хорошо в Париже, — продолжила Лара, не обращая внимания на Ольгино состояние. — Получается, что нет? Не хорошо?

Да какое там «хорошо»! Разве этим дурацким словом объяснишь этот жар на коже, который до сих пор преследует меня при одном воспоминании о твоих губах и теле? Он как воздушная подушка — облегает кожу, скользит по ней, плавится и растворяется, чтобы через секунду появиться снова.

— Детеныш… — Окончательно растерянно пробормотала Лара, и Ольга не выдержала.

— Ты что, смеешься? — Спросила она, с трудом выговаривая слова. — Нет, правда? Смеешься надо мной?

Лара покачала головой. Она испугалась Ольгиного напора и даже отодвинулась немного.

— Да я кроме тебя думать ни о чем не могу! — Крикнула Ольга. Это звучало как обвинение, и было именно им. — С момента, как ты помахала мне рукой в этом блядском аэропорту, я хожу, что-то делаю, с кем-то разговариваю — а перед глазами ты одна! И что ты хочешь от меня? Спросить, как я провела время в Париже? Иди бабку мою об этом спрашивай!

Она изо всех сил стукнула кулаком по спинке переднего сиденья, ойкнула и отвернулась. А в следующее мгновение ее с ног до головы затопил пожар — это Лара, она просто подвинулась ближе, просунула руки между Ольгиными руками и боками, сцепила их в замок на животе, и замерла так.

Ольга дернулась, но вырваться было невозможно. И, сдавшись, она просто откинулась назад, прижалась спиной к Лариной груди и закрыла глаза.

— Только не говори ничего, — беззвучно просила она. — Просто молчи, и ничего не говори. Дай мне несколько минут посидеть вот так, без мыслей, без правильности произносимого — просто посидеть, чувствуя твои руки, и твой живот, и твое дыхание на моем затылке. Несколько минут. Пожалуйста.

И она получила свои минуты. Лара молча обнимала ее сзади, слегка поглаживала сцепленными в замок руками живот, и невесомо касалась губами волос. На несколько мгновений она вдруг замерла, и Ольга замерла тоже. Казалось, мир кругом остановился — перестал завывать ветер, перестали поскрипывать дверцы машины, исчезли все звуки и запахи. И само время как будто перестало отсчитывать секунды, стрелки на часах расплавились и встали.

В этом безвременьи даже Ольгино сердце стало биться едва заметно, тихо-тихо. То ли чтобы не мешать, не спугнуть это мгновение, то ли потому, что сердце первым стало чувствовать, но именно оно в конечном счете было ответственно за то, что произошло дальше.

— Ты чувствуешь то же, что и я? — Спросила Ольга еле слышно, но Лара услышала и поняла.

— Не знаю, — ее дыхание снова коснулось волос на затылке. — Но думаю, что да.

Ольга ласковым нажатием ладоней разомкнула замок ее рук и повернулась лицом. Погладила щеку едва заметным касанием. Коснулась пальцами подбородка.

Это было так ново и так необычно — смотреть на женское лицо на расстоянии вдоха, трогать его нежно-нежно, проводить кончиками пальцев по изгибу бровей, и чувствовать, как бьется в груди, разбухает, становится огромным проклятое сердце.

— Я думала, все дело в Париже, — сказала вдруг Ольга растерянно. — Я думала, вернусь в Москву — и все это пройдет и забудется. Думала, если увижу тебя тут, не парижскую, а обычную, то перестану все это чувствовать.

Она говорила словно обиженный ребенок, и в этот момент действительно чувствовала себя именно так.

— Но я увидела, и ничего не прошло. А стало только сильнее. И ты разговаривала с этими людьми, и со Светкой, а я хотела подойти и вырвать им всем волосы — все волосы, вместе с кожей. Понимаешь?

Лара кивнула. Она завороженно следила за движениями Ольгиных пальцев, которые все продолжали и продолжали оглаживать ее лицо.

— Так не должно быть, понимаешь? Я не должна была все это почувствовать снова! Я была уверена, что так больше никогда не случится, ни с кем. Почему? Почему я опять все это чувствую?

Ей хотелось плакать. Хотелось кричать. Хотелось, чтобы Лара немедленно объяснила ей, почему все происходит именно так, и именно сейчас, и именно с ними. Но Лара молчала. Сидела перед Ольгой напряженная, подергивающаяся, и продолжала молчать.

— Ты же понимаешь, что это не сработает, правда? Я не выдержу еще одного такого романа, такого финала. Я просто не смогу. И ты… Господи, я даже не знаю, чувствуешь ли ты ко мне хотя бы часть того, что испытываю к тебе я?

Легкая улыбка тронула уголки Лариных губ. Она вдруг поймала Ольгину ладонь и положила к себе на грудь. Ольга вспыхнула. От ощущения этой груди под слоем вязаной ткани у нее онемели ноги — если бы она не сидела, то немедленно упала бы на землю.

— Послушай, как бьется, — попросила Лара. — Послушай, что оно отстукивает.

Это было глупо, и это было нелепо, и банально, но Ольга послушно закрыла глаза и прислушалась. Тук-тук. Тук-тук.

И ей показалось вдруг, что она понимает. Что за ритмичными ударами сердца, едва слышными от глубины, из которой они раздавались, и правда можно различить слова.

— Я-тоже, я-тоже, я-тоже.

Она убрала руку. Лара смотрела на нее, но в ее взгляде не было ни вопроса, ни приглашения. Она как будто отдавала Ольге право решать — принять или не принять. И Ольга решила.

— Я не могу, — сказала она, выдавливая из себя эти слова с такой болью, что слезы чуть не брызнули из глаз. — Я правда не могу.

Лара кивнула и улыбнулась — жалко и растерянно. Разблокировала двери и вылезла из машины.

Стоило двери открыться, как вернулись и звуки, и запахи. Оказывается, пока они были внутри, на улице пошел дождь. Ольга толкнула дверь со своей стороны и выскочила наружу. Лара стояла в трех шагах от нее, волосы ее уже намокли, и по лицу тоже стекала вода. Она смотрела вниз и даже не пыталась пошевелиться.

Ольга чувствовала, как по ее телу ударяют капли дождя, как намокает платье, как превращается в жидкий поток то, что когда-то было прической. Она подошла к Ларе и посмотрела на нее снизу вверх.

— Я не могу… Понимаешь? Не могу.

Вдохнула в себя запах Лариного свитера, смешанный с запахом дождя, и ушла в дом.


Глава 12. Хоть руки потревожь.


Шли третьи сутки, а Ольга все никак не могла успокоиться.

Она придумала триста сорок две причины, почему это плохая идея. Она написала в блокноте сто сорок пять аргументов «против». Она скрупулёзно и досконально восстановила в памяти все, что происходило с ней пять лет назад.

Ничего не помогало. Перед глазами попеременно стояло то Ларино лицо — мокрое от дождя, бесконечно красивое, похожее на картины художников-реалистов, то экран мобильного телефона, на котором горела пятьсот семнадцать раз прочитанная последняя ее смс.

«Детеныш-детеныш…»


В конце концов, когда Ольга озверела от бессилия окончательно, еще и Светка приехала. С порога принялась объяснять, что Лара — чудесный человек, и что Ольга не должна упускать свой шанс, а если Ольга упустит — тут же найдутся другие, которые им непременно воспользуются.


Ольга вытолкала ее из квартиры и захлопнула дверь, сообщив напоследок, что если за пять лет никто не позарился — то, наверное, и за шестой можно не волноваться.

Ей было противно и тошно.

— Я не могу так рисковать, — громко сообщила она закрытой двери. — Не мо-гу! Из этого вообще может ничего не выйти, а может выйти такое, что даже подумать страшно. Мало того, что она совсем другая. Мало того, что я ее совсем не знаю. Мало того, что она пугает меня до остервенения. Я даже до сих пор понятия не имею, в каком городе она живет, черт бы ее побрал!

Стукнула кулаком об обвивку двери, выругалась и ушла на любимое окно.

Но стоило ей забраться на подоконник и закурить, как в дверь снова позвонили.

— Света, я же сказала — иди в задницу! — Заорала Ольга, спрыгивая на пол, в три скачка преодолевая расстояние до двери и с грохотом ее распахивая.

И опешила, споткнувшись на полуслове.

Лара. Высокая, прекрасная, очень серьезная Лара. Все в том же свитере и линялых джинсах. Паника охватила Ольгино сознание и заставила отступить. Она шевелила губами, но сказать ничего не получалось. И Лара снова — который раз — решила за нее.

— Идем, — велела она мрачно. — Запирай свою хату и пошли со мной.

Ольга как завороженная помотала головой. Сначала слева направо, потом справа налево. А в следующую секунду Лара за руку вытащила ее из квартиры на лестничную площадку, захлопнула дверь и потащила вниз по лестнице.

И тут слова пришли.

— Ты с ума сошла? — Крикнула Ольга, спотыкаясь на ступеньках — домашние туфли не были предназначены для быстрой ходьбы. — Ключи внутри остались! Как я теперь домой попаду?

— Никак, — соизволила сообщить Лара, продолжая тащить ее за собой. — Когда вернешься — вызовешь слесаря.

— Но там мой телефон! И я не одета для прогулок!

Впрочем, на улице выяснилось, что прогулка и не предполагается. Лара припарковала свою огромную машину прямо перед входом в подъезд, и вокруг нее уже собрались возмущенный консьерж и двое каких-то мужиков в форме.