— Нет, не хочу, — искренне сказал он. — Не вижу в этом смысла.

Ему показалось, что мама облегченно вздохнула, а папа снял очки и снова принялся их протирать. Ваня посмотрел на них обоих и впервые за все это время задумался о том, что должны чувствовать его приемные родители— отдавшие ему всю любовь и заботу, на которую были способны.

— Ты мой сын, только мой, — раскачиваясь из стороны в сторону, как заговор, повторяла его мать. — Ты — мой сын, мой мальчик…

Ваня сел перед нею на корточки, взял ее за руки, чего никогда не делал раньше, и сказал:

— Не надо, пожалуйста, перестань. — В его голосе было столько заботы и мягкости, как будто он говорил с кем-то, кто намного младше его. — Никто не помнит, как его рожали, и я тоже не помню. Но зато я помню, как болел, а ты сидела со мной рядом всю ночь.

— Это когда у тебя была свинка? — мама перестала раскачиваться и стала слушать.

— Да, и когда свинка — тоже. Или как меня кусал соседский Коля, а ты узнала и пригрозила ему, что если он не прекратит, то ты сама его укусишь…

Мама заулыбалась и посмотрела на него с благодарностью.

Они стали говорить, перебивая друг друга, и каждый их рассказ начинался со слов: «А помнишь, как…» Они стали смеяться, сначала несколько истерично, еще не оправившись от пережитого волнения, а потом все веселее и радостнее, и вместе с этим смехом в их дом возвращался мир и покой.

— Видишь, как много есть, чего вспомнить, сказал Ваня.

— Да, очень много, — согласилась мама.

— Мы должны перевести тебя в другую школу, сказал папа. Он никогда не забывал о практической стороне дела. — Так будет лучше.


Именно поэтому Иван Волков посреди учебного года перевелся в школу, расположенную в другом районе. Он никому не рассказывал правду о, причине своего перехода и надеялся, что она никогда не откроется. Не то чтобы он стыдился своего происхождения, просто есть вещи, о которых лучше молчать.

Но, к сожалению, многие считают иначе.

10

Боря Шустов подошел к Ване на перемене и, заговорщицки оглядываясь, сказал:

— Слушай, можно тебя попросить?

— Ну? — нехотя откликнулся Ваня. Он не ждал от Бори ничего хорошего.

— Ты меня очень выручишь… Понимаешь, тут такое дело… — Боря мялся и темнил, подбирая наиболее безобидные слова. — Кошка меня вызывает с вещами. Наверное, стуканул кто-нибудь из наших…

— А я тут при чем? — насторожился Ваня.

— Прищучили меня, вот что, — как будто не слыша вопроса, продолжал Боря. — Передержи у себя коробок, будь другом. — Боря умоляюще посмотрел на него, и Ваня поежился.

Будь его воля, он бы вообще никогда не разговаривал с Шустовым, но если ты новенький, выбирать не приходится.

— Коробок? — переспросил Ваня. — Я тебя правильно понял: коробок с анашой?

Боря нервно огляделся по сторонам и, зашикал на него:

— Да тиге ты! Совсем не обязательно, чтобы все об этом знали. Так ты поможешь или нет? Я же не могу оставить его без присмотра… А ты — новенький, на тебя никто не подумает…

Ваня задумался. Ему очень не хотелось хранить у себя наркотики, пусть даже анашу и пусть даже на пять минут. Но еще меньше ему хотелось, чтобы в новом классе его считали трусом. Не было ни малейшего сомнения, что в случае отказа Боря обо всем растрезвонит.

— Будь другом, — продолжал упрашивать Боря. Ну, что тебе стоит…

Часто приходится делать то, чего совсем не хочешь. И хотя Ваня понимал, что, связываясь с Шустовым, встает на узкую и скользкую дорожку, все таки отказать не смог.

— Ладно, давай свой коробок, — нехотя сказал он. — Только учти, что это в первый и последний раз.

— Заметано, — обрадовался Боря. — Я быстро к Кошке. Одна нога здесь, другая — там! Спасибо; ты настоящий друг.

От этих слов Ване стало не по себе. Меньше всего он хотел быть для Бори настоящим другом, потому что это довольно сомнительная радость — быть другом такого человека. Боря подул на длинную челку, закрывающую глаза, она разлетелась в разные стороны, и Ваня посмотрел на него со скрытой неприязнью. «И зачем я только помогаю этому человеку? — спрашивал он себя. — Дурацкие условности! Приходится покрывать то, что и сам не одобряю…».

Боря вышел, а Ваня спрятал коробок в сумку. Он чувствовал себя соучастником преступления и мечтал о том, чтобы все это скорее закончилось. В класс заглянула Света и приветливо улыбнулась.

— А, вот ты где! — сказала она, заходя. — Идешь в буфет?

— Иду, — и Ваня понуро поплелся за ней следом.

— Что от тебя хотел Шустов? — спросила Света. — Я видела, как он выходил.

— Да так, ничего, — ответил Ваня, но было видно, что он чем-то озабочен. — Довольно противный тип, правда?

— Не знаю, — пожала плечами Света. — Кажется, он в меня влюблен до потери пульса. Ты иди, а я тебя догоню…

В это время Аня зашла в учительскую, потому что Кахобер Иванович попросил ее сходить за журналом. Она увидела Людмилу Сергеевну и Борю, которые оживленно о чем-то говорили. Однако, как только на пороге появилась Аня, они сразу замолчали, выжидающе глядя на нее.

— Я вот… только журнал взять… — как будто оправдываясь, проговорила она.

— Хорошо, Малышева, иди, — поторопила ее Кошка. Было заметно, что они ждут не дождутся, когда Аня уйдет, чтобы продолжить разговор.

Аня кивнула и вышла из учительской. Она сделала несколько шагов, но что-то заставило ее остановиться и вернуться к двери. Она чувствовала в воздухе терпкий запах опасности. Она недолюбливала Борю и боялась Кошку, поэтому понимала, что их союз не сулит ничего хорошего. «Подслушивать нехорошо, — сказала она сама себе, — но иногда — просто необходимо». Аня приблизилась к небольшому просвету в двери и стала прислушиваться.

— Ты в этом уверен? — спрашивала Кошка Борю, и лицо у нее было радостным и азартным.

— Никаких сомнений, — убеждал ее Боря. — Он мне сам сегодня предлагал. Я его спросил, почему он вас не боится, ведь вы же предупреждение делали, грозились из школы отчислить.

— Ну, а он что?

— Я, говорит, новенький, на меня в последнюю очередь подумают…

И Боря возмущенно покачал головой.

— Надо же, — возмутилась Кошка, — а на первый взгляд кажется таким положительным… Как говорится, в тихом омуте черти водятся.

— И что ему теперь будет? — с фальшивой тревогой в голосе спросил Боря. — Выгоните из школы?

— Если эта информация подтвердится при обыске, то у меня не останется другого выхода, — сказала Людмила Сергеевна. — А тебе, Шустов, спасибо.

— Да не за что, — заерзал на стуле Боря. — И еще, знаете, мне бы не хотелось, чтобы мое имя… Ну, вы понимаете…

— Понимаю, Шустов, все понимаю. Не беспокойся.

Разговор подходил к концу, И Аня в ужасе отпрянула от двери. «Что делать?» — с отчаяньем подумала она. Было ясно, что речь шла о Ване и о наркотиках. «Этого не может быть, — твердо решила Аня. — Это какое-то страшное недоразумение». Она чувствовала, что должна что-то сделать, как-то помочь Ване, но не знала как. «Если его выгонят из школы, я же больше никогда его не увижу, — с тоской подумала она. — А я этого не переживу».

Аня вошла в кабинет, где должен был начаться следующий урок, и села за свою парту, обхватив голову руками. «Обыск», — вдруг вспомнила она непривычное для уха, страшное слово. «Они хотят устроить у него обыск, и если что-нибудь найдут…» Она хотела бежать за Ваней, чтобы предупредить его, но времени оставалось мало, большая перемена вот-вот должна была подойти к концу, и где она его найдет?

«Нехорошо лазить по чужим сумкам», — сказала она себе, но ее руки уже выкладывали Ванины учебники, тетради и… Аня как будто обожглась, когда дотронулась до Светиной фотографии. Это была фотография в полный рост, на Свете было короткое, обтягивающее платье и туфли на высоких каблуках. Она стояла, одной рукой упершись в бедро, как будто говорила: «Ну как? Хороша?» «Хороша», была вынуждена признать Аня. Она даже хотела расстроиться, но сейчас ей было не до этого — нужно было найти наркотики раньше, чем это сделает Кошка.

Наконец она добралась до злополучного коробка, открыла его, убедилась, что в нем трава, и спрятала в карман своей шерстяной кофты.

Прозвенел звонок, и ребята стали заходить в класс. Аня уже сидела за своей партой и старалась: не смотреть на Ваню, чтобы не выдать своего волнения. «Я спасла его, — с тихой радостью думала она. — Я нужна ему». И это делало ее счастливой.

Кахобер развешивал на доске карту сражений, когда энергичной походкой в класс зашла Людмила Сергеевна и строго оглядела всех присутствующий.

Даже Кахобер слегка съежился под этим взглядом. Уж таким человеком была Кошка — рядом с ней все чувствовали себя в чем-то виноватыми.

— Дирекции школы стало известно, — без лишних предисловий начала она, — что в вашем классе появился человек, который не только употребляет, но и распространяет наркотики.

Все стали переглядываться, а Ваня с тревогой подумал о том, что, наверное, она говорит о Боре.

— Я уже предупреждала, что этот человек будет отчислен из нашей школы, которая всегда славилась хорошей репутацией, и я свое слово сдержу.

Она выдержала томительную паузу, чтобы следующие слова прозвучали как можно значительнее и отчетливее:

— Иван Волков, выйди к доске.

Ваня растерянно встал и вышел, оглядываясь по сторонам.

— Ответь нам, ты употребляешь наркотики?

Ваня отрицательно помотал головой. Ему казалось, что ему снится дурной сон и, если ущипнуть себя, можно проснуться. Он ущипнул себя за руку со всей силы, но кошмар не прекращался.

— Значит, ты только распространяешь их? — по голосу чувствовалось, что Кошка абсолютно уверена в своей правоте.