Михаил Петрович улыбнулся. И заинтересованно спросил:

— Ну а теперь все же расскажите мне, зачем пришли?

— Я хочу забыть Мудака! И перестать думать о нем!

Сдерживаемые слезы тут же выступили на глазах, застилая все вокруг. Мне стало так себя жалко за пустые надежды, за потраченные годы в ожидании любви, которой я почему-то не заслужила.

— Мирослава. У вас все получится. Через месяц начнется другая жизнь. У вас, собственно говоря, нет проблем…

Вдруг меня что-то кольнуло в груди. С ледяным блеском в глазах я уставилась на доктора. Он что, шутит?

И я выпалила:

— Я девятнадцать лет ждала его «люблю»… а вы мне… Вы понимаете, что это ненормально! Что я просто одержима им! Меня надо освободить от этого плена тупого ожидания «люблю». Вылечите меня от него!!! Немедленно…

И доктор спокойно процитировал мне:

— Кто ждал долго, еще подождет и будет ждать всю жизнь. У вас есть два решения: все бросить или ждать. Если бросите — начнется новая жизнь, если останетесь — будете жить той же дичью: страдать, мучиться, терпеть и ждать. Но это неплохо… миллионы женщин во всем мире живут вторым вариантом ради одного — быть с тем мужчиной, которого они выбрали сами. Но там обычно через месяц слово «люблю» исчезает навсегда, заменяется словами «должна», «так будет лучше», «не бьет, не пьет — и так хорошо».

После его фразы с четким уровнем пофигизма к каждому сказанному слову я вскипела, меня было уже не остановить:

— Я… Я вам — не миллионы женщин. Я женщина из сотни. Вы понимаете, что такое выиграть чемпионат даже уровня одной страны? В России сто сорок четыре или пять миллионов человек, половина из них женщин, треть девочек. Это уже примерно сорок миллионов. Но отбор идет из сотни. Я была первой! ПЕРВОЙ! Понимаете это?! Я тот человек, который в кровь может стереть не только пальцы на ногах, но и пятки, а потом снова и снова бежать… десять секунд… Вы себе представить не можете, как они превращаются в несколько часов ада… Так что… дерьмо ваша теория… Зря только пришла…

Я вскочила с дивана, одернула платье, которое подскочило, чуть ли не оголяя треугольник давно минувшего целомудрия, и направилась к выходу.

Остановившись в дверях, достала книгу и бросила ее к ногам мозгоправа:

— Говно! Не благодарите!

Сев в машину, я снова заревела, потом стала кулаками бить руль. И тут мне постучали в стекло.

Я резко оторвала голову и посмотрела налево. Нагнувшись, прямо в мое окно уткнулась мужская морда.

— Вам плохо? — совершенно вежливо и с нескрываемым участием и заботой спросил человек.

Но его голос почему-то отвратительными мурашками жалости прошелся по моей коже. А я не терплю к себе жалости.

Шмыгнув носом и не опуская стекла, я ответила:

— Да? А что?

Мужчина задумчиво продолжил:

— Может, помочь?

Я оцепенела, посмотрела на этого мужчину — лет сорока, лысоватого, с пузиком, — и процедила сквозь зубы:

— Себе помоги!!! — включив зажигание и выжав падаль газа, умчалась под изнурительный рев своей машины.

ГЛАВА 3


Бывшие — они как звезды, то неожиданно вспыхивают, то резко гаснут в вашей темной ночи жизни. В яркий солнечный день вы никогда их в своей реальности не заметите, а просто будете жить дальше.

Но признайтесь себе, когда вы, собственно говоря, вспоминаете о своих прошлых отношениях? Правильно. Когда ретроградный Меркурий накрывает с головой. Когда почему-то абсолютно все живут в счастье и достатке, а вот вы — такое единственное исключение из общепринятой нормы. К вам счастье идет и спотыкается через тридевять земель и из тридевятого царства, и где-то там — ваш Иван-Царевич, и именно сейчас он пытается поймать за хвост Синюю Птицу удачи. А вы сидите и ждете его в темной башне обыденности. А он там уже женился, «родил» детей, развелся и вот тогда-то и вспомнил о вас.

Первую неделю расставания пережить особенно сложно. Ты весь как на иголках от каждого воспоминания, которые непроизвольно льются бурным потоком в сознание, цепляясь за все самое-самое. И этот процесс остановить невозможно. Буквально умываешься слезами, а от каждого пришедшего сообщения вздрагиваешь, оказываясь в ловушке из страха и надежды. А это бесчувственный МЧС информирует вас о приближающихся дождях или засухе.

Дожди уже пришли. Мудак не пишет и не извиняется. Его даже не волнует, как я себя чувствую и что решила с отпуском. А следом новая волна отчаяния: «А вдруг он никогда не напишет?!» И тут наступает настоящее «Ледовое побоище». Всадники с криком: «За ЛЮБОВЬ!» сражаются и пытают утопить железных холодных захватчиков моей скромной души с лозунгом «Где же твоя ГОРДОСТЬ, Мирослава!»

Я вертела в руках телефон, и он молча реагировал на мое лицо: то включая, то выключая дисплей. Какая-то глупая игра. И зачем эти умные телефоны. Одно разочарование. Раньше же было как?! Дисплей загорелся — ага, звонок или сообщение. И становится сразу так радостно.

А тут он зажигается впустую. Его вообще не волнует, что я кого-то жду. Дождалась! Сообщение из банка: внести первый минимальный платеж по кредитной карте. Проанализировала встречу с мозгоправом, и мне пришло разумное решение — потребовать деньги обратно. Легче от визита не стало. А денег, откровенно говоря, жалко.

Хотя… Его вопросы о родителях немного задели за живое. Я никогда не думала, а хорошо ли жили мои родители? А насколько сильно они любили друг друга? Мне всегда было почему-то жалко папу. Он был таким милым, тихим и забавным…

И тут зазвонил домофон. Монитор показал, что за дверью с нетерпением ожидает, цокая каблуками, интересная и яркая дама, одетая как после модного показа господина Юдашкина.

Мамины духи своей мощью могли с легкостью вынести мою двойную железную дверь, но они лишь как шпионы тихонько проникали в мои апартаменты. Я стояла у входа и кусала ногти. Такой тяжелой поддержки спасения от одиночества я не хотела. Но родителей не выбирают, они сами как-то организовываются.

Тяжело выдохнув, молча открыла дверь.

— У тебя квартира в элитном районе, а все как-то несерьезно. Парковка далеко. Консьержка не знает, кто я такая. Вокруг стройка. Шум, бардак! Хорошо, что бомжей нет. Их же нет?

Я покачала головой.

Свою речь мама не говорила, а декламировала, не останавливаясь. Сразу прошла в гостиную и уселась на диван. Ее парфюм теперь месяц будет стоять не только в моей квартире, но и во всем подъезде.

— Ты плохо выглядишь. Тебе пора к косметологу. Сходи к Елене, она тебе бровки поправит, твои как бревна. И почему ты до сих пор в пижаме. Уже четыре вечера!

Мама сняла солнцезащитные очки, медленно стянула белоснежные перчатки и обмахивалась ими, словно веером.

Я, как самый преданный лакей, выслушивала плохое настроение от барыни и ждала приказов. Это была еще не вся речь — только после нее дочери будет положено вставить хоть слово.

— Стакан воды с лимоном, пожалуйста… Так почему ты дома?

— Здравствуй, мама! — как можно вежливее промямлила я.

— Здравствуй, Мирослава! — Мама оценивающе посмотрела на меня.

Я ушла за водой, но томный, слегка завывающий голос шестидесятилетней дамы с академическим выговором продолжал проникать в каждый уголок квартиры:

— Так почему ты дома и в таком виде? Я зашла случайно. Тут недалеко была выставка, меня пригласила Ирина Павловна, помнишь, она помогала тебе с французским? У нее родилась внучка. Третья! Какой ужас… Такое прекрасное время, а люди продолжают рожать детей. Надеюсь, ты… — Мама вдруг вскочила с дивана. — Не беременна? Я не готова к этому… слову… БАБУЛЯ! Отвратительно! Ты же понимаешь?

Напомню, мне тридцать девять, и вполне вероятно, вы подумали, что семья уже замучила вопросом: «Когда же внуки! Мы стареем, и ты тоже!»

В нашей семье никто не старел. Умирали — да! Но! Не старели.

Я подала стакан холодной воды и ответила:

— Нет, не беременная. У меня отпуск!

— И что… ты решила его так провести?

— У меня были другие планы, но они отменились.

И тут случилось страшное. Лилия увидела пакеты из детского мира. Я не успела отправить курьером игрушки для детей Мудака.

— Боже! — Небо обрушилось. — Ты опять с ним! Ты с ума сошла? Он же… Муда-а-а-а-к…

Глаза мамы были навыкате. Последнее ее заключение эхом прошлось по всей квартире.

— Мама, все кончено… Не переживай…

— МирО, да ты понимаешь, что у него куча детей и, скорее всего, ипотека на квартиру на ближайшие тридцать лет, в которой к тому же живет и будет жить его бывшая. А алименты на троих! Какой кошмар! Ты знаешь, сколько стоит содержать ребенка? Он же нищий! Боже, ну за что?!

Руки матери обратились к небесам, вода расплескалась из стакана от турбулентности.

Я взяла у нее стакан и молча поставила на столешницу, подавляя трусливые эмоции. Смотреть на мать мне было, откровенно говоря, страшно.

Чтобы избежать молний из глаз маман, я молча уставилась на ее туфли цвета фуксии. «Гроза» цокала шпильками по мраморной плитке, узор на которой был в трещинах, как и вся моя жизнь.

— Миро, это же такая ответственность… Ты не представляешь, что я сделала, чтобы ТЫ просто жила и наслаждалась жизнью. Неблагодарная девчонка! Ничего не ценишь!

Эта ее фраза резанула меня по самолюбию, и я не выдержала:

— Лилия Ивановна, а ну-ка… расскажите, как вы бегали по гостям и академическим вечерам, пока у меня была ангина! А когда я стирала в кровь свои пятки, зарабатывая медали и откладывая призовые деньги, вы их без моего разрешения потратили… И что вы на них купили? А? Помните?

— Чайный сервиз… — как ни в чем не бывало сказала мать. — Николая Второго!

И это ее искренне непонимание ввело меня в бешенство. Впервые в своей жизни я подняла голос на мать.