– Потому что, если Лисовский увидит тебя живой, то ты опять окажешься в его подвале, и поверь, на этот раз выйдешь из него по частям.

Маша в ужасе посмотрела на мужчину.

– Но ведь он меня отпустил! – попыталась воскликнуть она, но тут же схватилась за челюсть, так как та заныла.

– Тише не кричи, – опять перехватил ее руки Андрей, чтобы девушка не трогала своё лицо, хирург запретил стирать мазь в течение двух дней. – И не трогай руками, а то еще хуже сделаешь. Это специальная мазь, очень хорошая для заживления сильных ушибов и против гематом. А что касаемо Лисовского. Если он тебя отпустил, так зачем же он тогда твоему мужу подсунул ту запись? Ты об этом не задумалась? А?

Маша отвела взгляд, и обняла себя, чувствуя, как по телу разливается, словно кислота – понимание. Влад подставил ее специально.

– Скорее всего, – продолжил Андрей, – он все узнал. О том, что ты подставила его, и решил избавиться от тебя, руками Мирова. Наверняка он узнал, о том, что твой муженек, по всякому поводу и без, любил распускать свои руки.

– О чем ты? – непонимающе уставилась на него Маша. – Сергей никогда…

Маша резко прервалась видя, как мужчина качает головой, и смотрит на нее опять, как на смертельно больную.

– Какая же избирательная у тебя память рыжик, – грустно вздохнул он. – Мне так жаль, что я не пришел вовремя, иначе я не позволил бы ему сотворить такое с тобой.

– Ты говоришь неправду, – прошептала Маша, ошарашено смотря на Андрея, – Сергей любил меня.

– Да, – Андрей презрительно хмыкнул, и откинулся в кресле, – конечно, любил, а еще он был жалким неудачником, который сидел на твоей шее, и еще и распускал свои руки. Если бы Стелла мне позволила, то я бы уже давно разобрался с этой сволочью, – со злостью в голосе процедил он.

А Маша уже и не знала, во что ей верить. Она смотрела на Андрея, но откуда-то понимала, что он не врет, что все, о чем он говорит – абсолютная правда. Вот только как, она могла забыть? Почему?

– Маша, мы уедем в Италию, – продолжил говорить мужчина, хотя Маша уже почти не слышала его, погрузившись в собственное отчаянье. – Твоими деньгами, пока что пользоваться не будем. Моих вполне хватит, поверь, я успел много заработать. Я через знакомых, чуть позже, переведу твои деньги в офшор, процентов тридцать, наверное, потеряешь, но оно того стоит. Однако сначала все должно улечься. О тебе забудут. Я уже все придумал, подкину им труп. Они его найдут здесь же, в этой больнице, глав врач мне должен, он поможет всё решить. Документы потеряются. Подходящее тело мы уже нашли. Это большая удача. Девушку доставили сильно избитой, все лицевые кости переломаны, да и не только лицевые. Она умерла от внутреннего кровотечения. Еще и рыжая. Пока они разберутся, что это не ты, пройдет достаточно времени, чтобы мы с тобой смогли скрыться. Документы на имя Стеллы Самойликовой, мой жены, уже давно готовы. Как и загранпаспорт.

– Что? – услышав знакомую фамилию и имя, Маша наконец-то вынырнула из собственных мыслей.

Андрей вздохнул, и опять с грустью и жалостью посмотрел на девушку.

– Стелла, ты хоть что-то услышала из того, что я тебе только что говорил?

– Слышала, ты говорил, про мою фамилию я не совсем поняла…

– Да, мы с тобой женаты, – улыбнулся Андрей, а его лицо стало таким счастливым, будто он наконец-то выиграл самый долгожданный приз в своей жизни. – Так гораздо проще оформить гражданство. А года через три мы вытащим твою дочь. К сожалению, сейчас нам нельзя к ней приближаться, что Лисовский, что Солейко наверняка оставили слежку за твоими родителями.

– А родители, разве им не грозит опасность? – вздрогнула Маша, с ужасом вспомнив об угрозах Влада.

– Нет, любимая, – Андрей переменил позу в кресле и, наклонившись, накрыл машину руку своей, в надежде успокоить, – им сейчас будет не до этого, ты смогла столкнуть их лбами, и они будут разбираться между собой. А за твоими родителями, просто следить. Да и нет им смысла, что-то делать. Но вот если появишься ты, тогда да. Тогда ты точно подвергнешь опасности и родителей, и дочь.

Маша почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы от понимания, что ей придется бросить Леночку. Оставить ее совсем одну.

– Надо ей хотя бы письмо написать, – прошептала она с мольбой в глазах на Андрея.

– Нельзя, – покачал он головой, – ты же и сама это понимаешь.

Маша всхлипнула и, вытащив свою руку из теплой ладони Андрея со злостью в голосе бросила:

– Нет! Не понимаю! И вообще я тебе не верю! Ты все врешь!

– Маша…, – растерянно ответил мужчина.

– Нет! Нет! Нет! – она замотала головой, чувствуя, что паника и отчаянье все сильнее и сильнее захватывают ее.

Она не хотела бросать дочь, она не хотела знать о том, что Сергея больше нет, и о том, что ее жизнь была совсем не такой, о которой она думала.

– Вся моя жизнь была иллюзией! Я так не хочу! – выкрикнула она, хватаясь за голову. – Я ни к этому стремилась! Я хотела другой жизни! Сергей любил меня!

Андрей вскочил со стула, понимая, что у Маши начинается истерика, и бросился в коридор, вернулся он уже с медсестрой. Он схватил ее за руки и прижал, пока медсестра быстро сделала ей укол успокоительного со снотворным.

– Все будет хорошо Стелла, – прошептал он уже засыпающей девушке, – все будет хорошо… я обо всем позабочусь…

Глава 2

Петрович, потрепанный жизнью, бывший военный-отставник, а также негласный лидер в маленькой бригаде из трех человек, старался, как можно быстрее завершить внезапный калым. На горизонте уже маячили неплохие деньги. А деньги, это же в первую очередь – выпивка и отличный закусон. Его-то пенсию жена всю отбирает, вот и приходится хоть так зарабатывать, благо смог на кладбище с ребятами в свое время сдружиться. А то ведь неизвестно бы, как и выживал, с такой-то цербершей, как Степановна.

В народе ведь как говорят: «Утром выпил, считай, день прожит не зря».

Петрович же с утра еще не капли в рот не брал, а время уже почти обед. Не порядок! Хорошо, хоть калым подвернулся. Вовремя.

Единственное, что его напрягало, так это клиент, нависающий над ними, хуже черных туч, которые этой осенью бесконечно кружили над Москвой. Очередной олигарх, с недовольной рожей, не пожелал дожидаться в машине, а стоял и смотрел, как он тут с мужиками батрачит. Петрович ненавидел этих богатеньких ублюдков, разворовавших всю страну. Вот из-за таких, как он, ему пенсию и не повышают толком! И эти карты придумали! На которые пенсию переводят…

Толи дело раньше было, пришел, на руки получил, и делай, что хочешь, а сейчас? Степановна, зараза такая, сразу карту отобрала… И теперь деньги, хрен увидишь…

А этот еще и молодой, наверняка уже с серебряной ложкой во рту родился. Так бы и зарядил лопатой. Но ведь он же сучара не один, он же с охраной. Народу с собой притащил, целых десять человек! И куда спрашивается столько?

Еще и могилку девочки какой-то ворошит. Ребенка! Тьфу! Безбожник! И не стыдно ведь ему? Наверняка какой-нибудь еще и извращенец. Степановна вечно про этих олигархов в газетах читает, и говорит, что все они с жиру бесятся! Тьфу! Даже думать противно!

И передёрнувшись, Петрович решил не думать, а быстрее махать лопатой, лишь бы получить деньги и пойти уже купить себе долгожданную бутылку и закуски немного, да с ребятами посидеть по-человечески. А то ведь так и до греха можно додуматься.

Влад смотрел на постепенно увеличивающуюся гору из черных комьев земли, и чувствовал обжигающую ненависть, злость и негодование с каждой минутой все сильнее и сильнее. Холодный влажный ветер трепал полы его плаща, стараясь забраться под одежду, и отобрать тепло. Но не ветер был причиной настроения Лисовского. А его собственные решения, которые превращали все вокруг в пепел, что черными хлопьями валился на его уставший разум.

Прошла неделя с тех пор, как пропала Маша.

Семь дней.

Семь гребанных, мать его, сраных, долгих дней!

Влад отошел на несколько шагов от рабочих, что, недовольно пыхтя, выполняли свою работу, и сел на лавочку возле могилы родителей. Медленно, сквозь стиснутые зубы он выпустил воздух, пытаясь успокоить собственные нервы. Подавшись вперед, Влад локтями уперся в колени и, сжав пальцами левой руки переносицу, закрыл уставшие от недосыпа, глаза.

За эти семь дней он уже столько всего узнал о Маше, что у Влада сил уже не хватало и дальше сдерживать рвущуюся злость и бессилие, и абсолютное непонимание самого себя и своих эмоций по отношению к ней, её поступкам, к себе, и всей ситуации в целом.

События семи дней как стеклышки калейдоскопа складывались в причудливые узоры в его памяти.

Первое событие – это кровь… Море крови в коридоре квартиры Маши. Вот только саму хозяйку квартиры он так и не нашел. Чья это кровь? Неизвестно… а позже стало ясно, что её. Особенно после того, как он увидел труп одного из людей дяди на лестничной площадке. Того, кто должен был следить за Мировым, и в случае чего, остановить его. И как он его не заметил, пока бежал мимо?

Влад метался по квартире Маши, как загнанный зверь, и все никак не мог поверить, что ее нигде нет. С одной стороны, он чувствовал облегчение, что не видит ее тела, с другой – страх, что столько крови, а самой Маши – нет.

Второе событие – это тяжелый разговор с дядей. Его откровения и аудиозапись того, как кричит Маша. Владу показалось, что он сам в тот момент вместе с ней умирал на том чертовом полу в коридоре в луже крови. В ее крови. Но нет, вместо этого он сидел в машине и ждал… ждал, когда его женщину избивают, и лелеял свои обиды, и надеялся…. На что надеялся?

А потом были невразумительные объяснения дяди, когда Влад пришел в себя, впервые напав на родственника в драку.

– Я хотел защитить тебя от неё! – кричал дядя, когда их разнимала охрана. – Я сразу понял, что эта тварь пришла мстить! Она слишком опасна для тебя Влад! Я же видел, что ты ни хрена не соображаешь. Она же тебе весь мозг выела. Я хотел, чтобы ее убил Миров и надеялся, что убьёт! Она еще достанет тебя, попомни мои слова! Это расчетливая хитрая змея, полная злобы и ненависти к тебе!