Умом Лина все это понимала, но физиология восставала против нее.

Да и в психологическом плане она, как слабая женщина, уставшая сражаться одна за своего сына, опять же на подсознательном уровне увидела в Германе того самого сильного мужчину, который возможно смог бы помочь ей. Хотя поверхностным мышлением Лина отталкивала эти мысли от себя, понимая, что в этом плане, она может надеяться, только лишь на саму себя. Ведь реальность была такова, что Лина Герману не нужна, она это четко понимала и осознавала, особенно теперь, когда он стал совладельцем огромного нефтяного холдинга.

Кто она такая? Замухрышка, простая медсестра. Такую даже в любовницы не возьмут. Может быть начальник СБ еще бы и взял. Но вот сам Лисовский, совладелец огромного нефтяного холдинга, вряд ли.

Но при всех этих доводах, Лина ничего не могла с собой поделать, и придумала вот такой странный предлог – увидеть Германа, чтобы объясниться с ним, рассказать, что не предавала, что ее зачем-то подставил Михаил Юрьевич, и заодно удостовериться, что Герман действительно, как говорят девочки, идет на поправку.

Казалось, что только эти мысли помогали ей каждый раз подниматься с постели и куда-то идти, и что-то делать – работать, есть, просто жить…

И ее мечта исполнилась.

Лина увидела его две недели спустя, стоило ей выйти из дверей клиники.

Герман в окружении нескольких мужчин, шел к машине.

– Герман! – закричала она, что есть сил, и побежала к нему, не обращая внимания на то, что опять ведет себя, как одержимая, полоумная фанатка, преследующая мужчину.

Вот только новоиспеченный Лисовский даже не думал останавливаться. Он так и продолжал идти к машине, делая вид, что не слышит крики девушки.

Один из телохранителей открыл ему дверь, и Герман постарался как можно быстрее сесть в машину.

Дверь автомобиля захлопнулась почти перед носом Лины. И Герман даже не взглянул на нее, словно она пустое место.

Охранник, тот самый, что пытался поговорить с Линой, лишь покачал головой, и с жалостью посмотрел на девушку. Остальные же еле сдерживая смех, молча рассаживались по машинам.

Лина, не замечая взглядов телохранителей, резко замерла, в растерянности смотря на черное тонированное стекло. Там, по другую сторону, сидел Герман, и он даже не взглянул на нее, ни сказал, ни слова… Почему?

Машина начала отъезжать и Лина, очнувшись, схватилась за ручку двери и начала ее дергать, и опять кричать имя мужчины, и просить, чтобы он выслушал ее. Зацепившись за ручку пальцами, она не заметила, как уже бежала за машиной и продолжала стучать в окно и кричать.

Водитель резко дал по тормозам, и по инерции Лина упала прямо на асфальт, кое-как успев выставить руки перед собой.

Дверь открылась, и из машины вышел разъярённый Герман.

Он встал над уже сидящей на асфальте девушкой, прожигая ее ледяным взглядом.

– Какого хрена, что ты тут за цирк устраиваешь? – зло процедил он сквозь зубы.

– Герман, я… я…, – от неожиданности начала заикаться Лина.

– Я-я! Головка от ***, – зло выругался мужчина. – Может быть, хватит позориться и меня позорить? Самой-то не противно?

– Герман, – у Лины затряслись губы, и от волнения и вида злого мужчины, она не могла вымолвить ни слова, и только и смогла тихо прошептать: – пожалуйста.

– Что, пожалуйста? – опять свозь зубы спросил он, еле сдерживаясь, чтобы не заорать.

Глаза Лины забегали, она с жадностью рассматривала его, стараясь понять, как он себя чувствует, все ли у него хорошо, а заодно постараться успокоиться и привести собственные мысли в порядок. Как только она увидела мужчину, ее словно перемкнуло, начисто выбив здравый смысл. И теперь она растерялась и даже не знала и не понимала, точнее не могла сформулировать, чего же хочет добиться от Германа на самом деле, и действительно, какого лешего устроила весь этот цирк.

Герман устало вздохнул, и потер двумя пальцами переносицу.

– Ты все сказала? – спросил он, взявшись за дверь и намереваясь садиться обратно в машину.

– Нет! – вскрикнула она, и начала подниматься, с земли. – Я хотела сказать, что не предавала, что…

– Да-да, конечно, – раздраженно кивнул Герман, – если это все, то я поехал.

Он отвернулся от нее.

Лина опять растерялась, она столько готовилась, она столько продумывала собственные слова. И ожидала совершенно другую реакцию.

– Ты мне веришь? – дрожащим голосом спросила она.

– Верю, – досадливо поморщился мужчина, – если это, все то я поехал, – он неопределенно повел головой, будто пытаясь отмахнуться от назойливого насекомого.

– Я… я…, – опять начала заикаться девушка, видя безразличный взгляд того, о ком думала целых две недели, ночей не спала, ни есть ни пить толком не могла.

Герман опять демонстративно устало вздохнул, и посмотрел на нее, как на безнадежно больную, от этого взгляда Лине захотелось сквозь землю провалиться.

– Я просто думала, что ты…, – она хотела сказать – «обиделся», но видя надменно приподнятую бровь мужчины осеклась.

Судя по его виду, ей сразу стало понятно, что уж кто-кто, а Герман был последним мужчиной, который мог бы обидеться. Такие, как он не обижаются, они либо не обращают внимания, либо просто уничтожают причину своей «обиды».

Кое-как взяв себя в руки, Лина тихо пробормотала:

– Я хотела вернуть деньги, что мне дал Михаил Юрьевич, но я не знала, кому их вернуть, у меня нет его телефона, может быть, ты их заберешь?

Герман закатил глаза и опять устало вздохнул.

– Так давай, где они? – тоном обреченного на муки человека, спросил он, и вытянул вперед руку.

Лина поежилась, и инстинктивно обняла себя. Мужчина вымораживал ее своими действиями.

– Дома, – неуверенно прошептала она, тушуясь перед его уже насмешливым взглядом.

– Твою мать, и за что мне все это? – пробормотал Герман, смотря на Лину, как на идиотку.

А затем надменно-презрительным взглядом он прошелся по внешности девушки, так, что Лина начала краснеть, и ей захотелось спрятаться куда-нибудь, но после выброса адреналина, силы начали покидать ее, и она, испугалась, что если сдвинется с места, то позорно упадет. Вот и оставалось теперь стоять из последних сил, лишь бы сохранить хоть какие-то остатки достоинства.

Герман молча, продолжал изучать девушку и размышлял, о том, что же ему делать дальше? Но в итоге, придя к какому-то явно не слишком приятному для него решению, судя по недовольству, скользнувшему в его взгляде, голосом, не терпящим возражений, жестко скомандовал:

– Отряхнись, чтобы не запачкать мне салон.

Подождав, пока девушка дрожащими руками, отряхнется и залезет в салон, Герман скомандовал охранникам, чтобы они пересели в другую машину.

Аккуратно усевшись на край кожаного сиденья, и замерев с выпрямленной спиной, Лина кое-как заставила взглянуть себя на Германа.

Мужчина небрежено развалился на противоположном сиденье и сверлил ее надменным взглядом.

У девушки сложилось ощущение, что за эти две недели между ними выросла огромная пропасть в несколько километров.

И куда делся тот простоватый парень в потертых джинсах, что водил ее в кино, и заставил поцеловать перед кучей свидетелей?

Германа будто подменили. Перед ней сидел уже даже не начальник СБ, которого все за глаза называли «смертью» или «цепным псом Лисовского», сейчас перед ней сидел сам Лисовский.

У Владислава Викторовича Лина видела точно такой же взгляд. Взгляд хозяина жизни. Уверенный в себе, немного уставший, и из жалости снизошедший до нее, замухрышки, которую пару раз трахнул в прошлой жизни…

От этих мыслей на душе у Лины стало гадко.

И только лишь сейчас она с горечью начала осознавать, какую ужасную ошибку совершила. Какой же жалкой она себя выставила. Наверняка завтра вся клиника будет над ней потешаться. Она ведь прямо с крыльца бросилась за мужчиной. Кричала, как полоумная, колотила по стеклу. В этот момент многие девчонки вместе с ней выходили из дверей клиники, со смены идя домой.

Вот так концерт она закатила.

Господи,… с какими глазами она через два дня пойдет на работу? Как она вообще дальше работать будет, когда так опозорилась?

Герман так и продолжал молча смотреть на нее, и Лина, иногда бросая на него взгляд из-под ресниц, не могла понять, о чем он в этот момент думает. Тишина давила на нее, и хотелось сказать хоть, что-нибудь, лишь бы не чувствовать этого прожигающего ледяного и надменного взгляда. Но каждый раз, только открывая рот, Лина вспоминала ту сцену, что устроила несколько минут назад, и ей становилось так стыдно, что хотелось исчезнуть куда-нибудь, спрятаться, забиться в темный угол, чтобы навсегда остаться там и тихонько плакать по своему потерянному достоинству.

Пока Лина мысленно посыпала себе голову пеплом, то не заметила, что машина едет совсем не в сторону ее дома. И поэтому, когда через час она очутилась напротив крыльца особняка Владислава Лисовского, то находилась несколько мгновений в полнейшем ступоре. И только лишь чужие липкие и слишком пристальные взгляды телохранителей заставили ее отмереть, и увидеть спину Германа.

Мужчина молча, и даже не глядя на девушку уже заходил в дом.

Лина в растерянности посмотрела на него, и тихо окрикнула, но так, чтобы он услышал. Вот только Герман, опять не обратил на нее внимания, даже не дернулся на звук ее голоса, а просто зашел в дом, и захлопнул за собой дверь.

Лина ничего не могла понять, в голове зароилось несколько предположений, о том, почему они приехали сюда, а не к ее дому. И она подумала, что возможно Герман просто решил сначала заехать сюда по работе, а уже потом ехать к ней?

Лина оглянулась и хотела уже вернуться обратно в машину, но тех уже и след простыл. Все три машины медленно отъезжали от крыльца.

Лина обняла себя руками, совершенно не понимая, что ей делать. Несколько охранников остались на улице и не спешили заходить в дом, а странными взглядами рассматривали ее с ног до головы.