Малика Атей - Я никогда не

Спустя полчаса, сев к Бахти в машину, я увидела на ее лице извиняющееся выражение.

– Ничего, если мы сегодня в кино не пойдем?

Я посмотрела на нее вопросительно – она только что ужасно хотела попасть на последний показ неплохой комедии.

– Понимаешь, – Бахти смотрела прямо перед собой, – мне сейчас Баке позвонил, мы с ним виделись позавчера.

– Его выпустили? – Я думала, что Баке поймали на хищении огромной суммы и что выйдет он не скоро, не в этом сезоне.

Бахти вздохнула.

– Я не знаю, как это, но его теперь выпускают гулять. Он скентовался со своим следователем – да он с кем угодно скентуется. Короче, – она тронулась с места, – мне надо к «Интерконту»[25] подъехать к нему, ничего?

Я кивнула.

– Это ненадолго, ладно? – добавила Бахти.

Бахти ловко припарковалась напротив «Гелендвагена». Возле него стоял молодой человек, задняя дверь справа была открыта. Мы подошли поближе, и из «гелена» показался мелкий дядька в красной бейсболке.

Такие дядьки калымят в «дэу», у которых не открывается пятьдесят процентов дверей и окон и от стекла отстает коричневая пленочная тонировка.

Баке, быстро чмокнув Бахти в щеку, поздоровался со мной.

– Була, это моя подруга Корлан.

Баке пожал мне руку.

– Баке, я поеду, – сказал молодой мужчина, стоявший позади Бахти, это и был следователь. – На месте увидимся.

– Даник, бывай. Ты как? – спросил Баке у Бахти.

Незнакомая, кроткая Бахти, не глядя Баке в глаза, тихо ответила, что ничего.

– Все наладится, Бахтиша, все наладится. Даник хороший парень, месяца два, и… – Баке изобразил взлетающий самолет.

Баке выглядел одновременно худым и толстым, как будто в перьевой подушке все наполнение скатилось в одну сторону.

– Такие дела, Корлан. – Баке улыбнулся мне мелкими зубами.

Встреча продлилась недолго – пока я зашла в туалет отеля, Баке успел распрощаться с Бахти и уехать.

– Честно, – Бахти завела машину, – я не удивляюсь, что Баке не из бедных. У него интуиция, он просто почувствовал, что у меня кто-то есть. Полтора года я ходила одна, он мне ни разу оттуда не позвонил, даже Мехмета ко мне не отправлял, только в самом начале, чтобы объяснить, что случилось. И как только мы начинаем встречаться с Ануаром – появился. Я в шоке. Хорошо еще мне мозгов хватило быстро все с телефона перекачать на комп и удалить – все чаты с Ануаркой, все фотки. И он первым делом стал спрашивать меня… ждала ли я его, есть ли у меня кто.

– И ты ничего ему не сказала?

Бахти покачала головой, мгновенно замкнувшись.

Нет, я знала о ней не все.

Баке был не единственным, кто вернулся раньше срока. Гульжа, младшая сестра Карима, жертва родительских денег и собственной никчемности, снова бросила институт и приехала домой. Она проучилась два семестра в Лейдене, не справилась и была отчислена, потом все лето приходила в себя и только к зиме возобновила занятия, на этот раз в Лос-Анджелесе. Это лето, с трудом получив проходные баллы по четырем предметам – больше она не брала, потому что не успевала, – Гульжа с чувством выполненного долга провела в Европе. Она вела очень подробный, адски скучный блог своих перемещений, выкладывая каждый съеденный круассан и отмечая в геопозиции каждую увиденную стенку. Ее отчет был так детален, что спустя месяц мы с Бахти и Анелей придумали развлечение: мы подсчитывали, сколько потратила за неделю Гульжа, а в конце недели сверяли результаты по списку. Целью было посчитать не приблизительно, а как можно более точно. Гульжа выкладывала название отеля – мы тут же смотрели его на Букинге, стараясь определить по фото, какой именно номер она выбрала. Анеля, работавшая помощником нотариуса (делать ей было по-настоящему нечего семьдесят процентов времени, но и в социальные сети доступ с ее компьютера был закрыт), достигла в нашей игре небывалого мастерства. Если мы с Бахти прикидывали субъективно, является ли номер на фото стандартным или люксовым, то Анеля списывалась с администратором отеля и узнавала, какие номера находятся на каком этаже. Этот разговор произошел еще в августе, мы сидели в «Лангедейке» и определяли победителя седьмой недели.

– Это улучшенный стандарт, – перекрывая наши голоса, сказала Анеля. – В том крыле вообще нет других номеров.

– Да почему ты так уверена, что она остановилась именно в том крыле? – Бахти не хотела уступать Анеле первое место седьмой раз подряд.

– Потому что, – Анеля приблизила снимок ног Гульжи, высунутых на крошечный парижский балкон, – ее балкон смотрит на здание с синей крышей. Я посмотрела все здания вокруг отеля на Гугл Мапс: одно явно ниже, у двух других крыши серые. Значит, остается только западное крыло – что логично, учитывая розоватое освещение на фотке, фотку она выложила ближе к вечеру, – а в западном крыле, как мне любезно сообщила мадам Руйе, семейные номера и двухместные улучшенные стандарты. Сто сорок евро за ночь. Я выиграла.

– А вот и нет. – Бахти достала спрятанный в рукаве туз. – Ты неправильно посчитала ее покупки. Сумка Сен-Лоран стоит четыре тысячи шестьсот тридцать евро, а не пять тысяч двести.

– Пять двести, – помотала головой Анеля. – Я посмотрела на сайте Галери Лафайетт.

– Да, но в Галери Лафайетт она купила только туфли и шарф, а сумку – если кое-кто внимательно смотрел ее стори – она купила в концептуальном бутике Le66.

– Сумка не может стоить разных денег в разных магазинах.

– Это, – Бахти посмотрела на нас многозначительно, – разные сумки. Та, что ты нашла на сайте, – с золотыми заклепками, а на заклепках сумки Гульжи, если посмотреть внимательно, – песочные блестки. Сумка с песочными блестками выпущена в прошлом сезоне и стоит дешевле.

– Ненавижу тебя и твои познания в сумках. – Анеля скрестила руки на груди. – Мое расследование с номером отеля круче твоего с сумками, я просто ту дурацкую стори из магазина пропустила. Кстати, что получит победитель всей игры в конце лета?

– Придет со списком к родителям Гульжан, – ответила я. – Родители ужаснутся и наймут победителя следить за тратами дочери.

Когда каникулы Гульжи подошли к концу, мы без особого интереса предположили, что год ее обучения стоит тысяч тридцать по меньшей мере, и дружно отписались: никаких сил больше не было терпеть ее лексикон, весь состоящий из превратно понятых фразеологизмов. Бахти порой заглядывала к ней на страницу, но новость мы узнали от Карима: ласточка Гульжан затосковала по дому, бросила учебу и возвращается в город.

Бахти: Интересно, пройденные предметы у нее хотя бы суммируются, или она в другом универе опять пойдет на первый курс?

Я: Она же поменяла специальность, поэтому нет, суммировать там нечего.

Гульжа хотела общаться. Сначала она передала через Карима, а потом написала и всем нам лично, что ждет встречи в первый свободный у нас день. Все ответили, что свободные дни после двадцати пяти лет – это миф, и тогда Гульжа предложила будний вечер. Юн слился сразу, Анеля наврала про немыслимый поток дарственных, которые ей следует оформить сегодня до полуночи, а не то квартиры превратятся в морскую пену, Бахти сказала, что в среду они традиционно ужинают с родителями и мама уже поставила в духовку мусаку (на самом деле ее родители уже давно друг с другом не разговаривали), а у меня не было никаких шансов: еще днем я сказала Кариму, совсем забыв про Гульжу, что вечером свободна и могу с ним встретиться.

Я пришла в псевдоитальянское кафе, выбранное Гульжей, когда они с Каримом и Ануаром уже сидели там. Гульжа в экстазе, уставший, но доброжелательный, как и всегда, Ануар и Карим с таким кисляком, какого не было, даже когда я ему рассказала на следующий день после свадьбы Айдара и Боты, что благодаря мне почти все считают, что будущий ребенок Боты – это и его ребенок.

– Родители моей подруги держат конюшню. – Гульжан, в рваных джинсах и свитшоте, сидела, широко расставив ноги. – В субботу хочу съездить к ним. Вспомнить детство, – добавила она с кокетливым вздохом.

Я посмотрела, как она ловит ртом кончик пиццы, и у меня пропал аппетит.

– Кто со мной? – спросила она, не прожевав.

– Поехали? – Ануар обратился к нам с Каримом.

– В эти выходные я работаю, – ответил Карим.

– Я люблю смотреть на лошадей в интернете, а не в жизни, – ответила я.

– Значит, Ануарка может? Не говори, что не можешь!

– Без проблем. – Ануар кивнул. Подмятые за день брюки все равно сидели на нем как влитые, подкатанные рукава рубашки обнажали его крепкие, загорелые предплечья.

Я подумала, надо будет сказать Гульже сегодня, что у Ануара есть Бахти – меньше всего на свете мне хотелось, чтоб она ревела у меня на плече или даже просто при мне.

Гульжан была известной ревой. Она ревела на каждый свой день рождения и еще пуще – на дни рождения Карима, никак не желая понимать, почему подарки приносят ему, а не ей, и почему он уходит с нами без нее. Она ревела и ябедничала, ябедничала и ревела, и неприязнь, возникшая у меня к Гульже, когда я была подростком, а она – маленькой, с годами не получила причин пройти. С подругами они обращались друг к другу «сучка», и я не смогла бы подобрать ей более подходящего определения. Она натягивала стринги на плоскую, мелкую, подвисающую попу, втайне от родителей набила на пояснице тату, рисовала отсутствующее лицо, пекла кривые капкейки, считала самым печальным на свете фильмом «Марли и я»[26]. Внешние проявления ее тупости нельзя было простить, потому как им нечего было противопоставить. И хотя Карим не лез в ее школьные дела, он знал и как-то рассказал мне: в пятом классе Гульжа с подружкой плюнули жвачками в волосы сидевшей впереди Камарии, единственной толстой девочки в параллели. В одиннадцатом на линейке, нацепив форму и банты, она делала с Камарией селфи.

– Кстати, Кора, – обратился ко мне Ануар, когда Гульжа вышла позвонить, – через выходные мы с Бахти должны были ехать в Тбилиси на три дня, с пятницы по воскресенье, но меня отправляют в командировку. Когда я скажу это Бахти, она расстроится, и я подумал, может, ты съездишь с ней? Я решил сначала узнать у тебя, потому что предложи я ей ехать с тобой и откажись ты после, она бы вдвойне расстроилась. Билеты я давно выкупил, и половина проживания уже оплачена – ты поедешь?