Что касается Айдара и Боты, если они скоро разведутся, я отказываюсь нести свою долю вины. Потому что измены Айдара, прежде не столь заметные, легко отрицаемые обеими сторонами, с беременностью Боты и рождением ребенка стали очевидными. На поздних сроках она уже не могла гулять с ним по душным, прокуренным клубам, она хотела тишины и спать, и Айдар оставлял ее одну, находя других, в прямом смысле этого слова, не обремененных девушек. И появление младенца не внесло перемен в его привычки, ребенок только делал все яснее – все нежелание одного заводить семью, все одиночество другой, неизбежное в нелюбви.

– Может, мы реально помешали? – Айя окинула нас придурошным взглядом. – Первое свидание? – кивнула она Мике с Айдаром.

– Нет, – Мика обрадовалась возможности хоть что-то сказать, – мы сегодня отмечаем месяц знакомства.

– Это так романтично, – с сарказмом сказал Карим. Айдар посмотрел на него предостерегающе, но в его взгляде не было злости – наверное, он понимает, что Карим ни при чем. Я думаю даже, Айдар вообще осознает всю нелепость слухов.

– А где вы познакомились? – спросила Айя.

– В спортзале. – Мика приобняла Айдара.

Айя начала кивать своей еще не выраженной мысли.

– Мы можем сколько угодно говорить, что мы жутко ленивые, – она говорила с набитым ртом, – но, блин, мне кажется, мы никогда не были такими спортивными, как сейчас.

– Мы – это нация? – уточнил Карим.

– Да вообще, – Айя накалывала на вилку все подряд из своей тарелки и тарелки Юна, – столько спортзалов, столько приложений на телефон – народ стал нереально красивый. Я путешествую, возвращаюсь и вижу эти изменения. Я их вижу, потому что я смотрю на них как бы и извне и изнутри.

– Я жутко неспортивная, – сказала Мика, – но Айдар мне всегда так помогает, нянчится со мной.

– Айдар такой положительный, – не удержалась я.

– На Айдара можно рассчитывать, – добавила Анеля обычным голосом, выйдя из образа молодого специалиста в области политических наук.

– Девчат, вы меня захвалили. – Он выглядел так, будто ночью устроит мне темную во дворе под аркой.

– Мы тебя просто очень хорошо знаем.

– Милая, тут меню немного странное. – Он вышел из-за стола. – Пойдем поищем другое место?

– Ага. – Мика тоже поднялась. – Простите за вторжение, мне было очень приятно познакомиться.

– И нам, – сказали мы нестройным хором.

– Пока, Микусь. – Айя отправила ей воздушный поцелуй.


Юн все ловил на лету – он решил, что знакомство Айи с нами прошло как нельзя лучше и что теперь Айя стала полноправной частью нашей компании. Простой и славный, он пригласил ее на пятничную игру и на радостях написал в общий чат, что Айя согласилась прийти.


Анеля: Ух ты!

Карим: Потрясающе.

Бахти: Я в экстазе.

Юн: Правда?

Анеля: Саш, ну конечно, да.

Бахти: (печатает).

Карим: (печатает).


Но они так и не допечатали свои сообщения и больше ничего не отправили.

Бахти и Анеля обе работали в офисах, где дела, которые можно сделать в понедельник до полудня, растягиваются до следующего понедельника. По пятницам они и вовсе уходили с работы на час раньше, и перед игрой у нас всегда была превечеринка, мое любимое время. Я озвучила им свой план: сегодня вместо «Я никогда не» будет «Что? Где? Когда?», Айя решит, что мы задроты, и больше никогда не придет, а бестактный, но трусливый Юн не решится сказать мне в лицо, что я выгнала его девушку (первую за последние пять лет, если верить Бахти).

– Но ведь Юн обидится. – Анеля пыталась перехватить мой взгляд или взгляд Бахти, чтобы звучать убедительнее, но я красила ресницы Бахти и делала вид, что не замечаю ее краем глаза, а Бахти, соответственно, смотрела наверх.

– В этом весь смысл. Юн должен понять, что нельзя таскать ко мне невнятных баб без предупреждения.

– Как будто с предупреждением можно, – пробормотала Анеля.

– Чем эта Айя вообще занимается? – спросила Бахти.

– Пьет кофе, судя по фотографиям, – ответила я.

– Кора, – Анеля ерзала на стуле, – но она же доброжелательно себя вела в «Лангедейке», она хотела нам понравиться.

– Она сказала, что ее любимая книга – «Шантарам»[30]. – Я не столько не любила сам «Шантарам», сколько не могла доверять человеку, у которого любимая книга появилась на тридцать шестом году жизни.

– А как она жила до «Шантарама»? – спросила Бахти, не размыкая губ, как чревовещатель, – я начинала наносить помаду.

– Надписи на шампунях читала, – ответила я.

– «Шантарам» – хорошая толстая книга, я ее даже не осилила, – настаивала на своем Анеля.

– Которая стала популярной в Алмате в каком году? Тринадцатом? Анеля, мы теряем время, ищи вопросы.

– А что, если им понравится «ЧГК»? – предположила Бахти.

– Не понравится. – Я припудрила губы Бахти через один слой салфетки. – Играем на деньги.

– Тебя бы да в распорядители «Голодных игр»[31]. – Анеля глядела с осуждением.

Хотя Айя являлась прямой конкуренткой Анеле, и даже не конкуренткой, а девушкой, которая уже победила ее, при Айе Анеля оказывалась в центре внимания. Она могла больше говорить, и к тому же Анеля, по сравнению с Айей казалась хорошенькой. Скорее всего, она и не анализировала, почему защищает Айю, и врала себе, что она хороший друг Юну и потому ее долг – помогать его личной жизни.

Но я изучила страницы Айи, и мне было что о ней сказать.

– Айя пишет о своем сыне – «мой идеальный мужчина».

– Это буэ конечно, – согласилась Бахти. – Ты не убивай меня сразу, просто она же мать-одиночка, она должна воспитывать сына в такой манере.

– А теперь представь, – я отступила на шаг, рассматривая лицо Бахти, – что она была бы мужчиной и писала бы о своей дочери «моя идеальная женщина».

– Воспитывать ребенка без одного из родителей – ужасно сложно. – Кажется, Анеля твердо решила во что бы то ни стало победить в споре, лишь бы снова не уступать, уступать она уже была не в состоянии. – У Секеши есть все мы, и все равно я знаю, как ему не хватает папы.

– Анеля, завтра из сына Айи вырастет человек, неспособный любить никого, кроме собственной матери.

– Мама – главный человек на земле, – сказала Анеля. – Нет ничего хуже, чем бросить свою маму.

– При чем здесь это? – начала закипать я.

Анеля коснулась темы, которая меня жутко, жутко бесила, с самого детства – начиная с социальной рекламы, в которой птенцы раз и навсегда покидают родительское гнездо и мужской закадровый голос говорит душераздирающую фразу: «Они забыли своих родителей. А вы – помните?» Теперь же по мессенджерам гуляли рисунки с матерью, которая в голодное время вырезала свое сердце и пожарила его детям – всякий ужас, на котором зиждется шантаж, не позволяющий взрослым уже людям отделиться от еще вполне молодой мамы и по-настоящему любить свою жену.

Меня так бесило это непонимание разницы между не укладывающейся в голове жестокостью, которую все и приводят в пример, когда забытая мама живет в одиночестве где-то там, а дети уехали в другую страну и никогда ее не навещают, и правильным в действительности ходом вещей, в котором человек должен непременно вырасти, обрести самостоятельность мышления и никогда, никогда не позволять своей маме отнимать его счастье, ни под эгидой ее мнимой уязвимости и скорой, всего-то через двадцать-тридцать лет, старости, ни по тому никем не доказанному утверждению, что мама плохого не посоветует, ни тем более потому, что жен может быть много, а мама одна.

И это более чем странное замещение неидеального мужа идеальным сыном вызывает столько вопросов, что лучше даже не начинать их задавать.


Юн с Айей, Карим и Ануар пришли, один за другим, около семи.

Я торжественно сказала им, что готовилась весь день и выискала прекрасные вопросы.

– Я в предвкушении, – сказал Ануар.

– Да. – Я улыбнулась. – Так как сегодня нас семеро, будут две команды по трое человек, а я буду ведущей.

– А во что мы будем играть? – спросила Айя, пока Юн и Ануар смотрели на меня с удивлением (Карима я предупредила заранее, чтобы в случае чего он сказал, что хочет играть в «ЧГК»).

– В «Что? Где? Когда?», – ответила я Айе.

И я пошла за закусками.

– Почему мы не можем поиграть как обычно? – Ануар пришел на кухню.

– Ты представляешь, как это будет неловко? – Я выжидательно посмотрела на Ануара. – Айя приходит впервые…

– Мы все приходили впервые и сразу играли.

Я сделала вид, будто это не аргумент.

– Подумай еще раз.

– Ну и что, что она старше и с ребенком, – сказал Ануар.

– Дело не в этом, – ответила я. – Вы все приходили сюда без пары и могли говорить что хотели. Мы же не можем знать, какой Айя кажется Юну или Юн – Айе, они только начали встречаться, нельзя подвергать их отношения такому риску так рано.

На кухню зашел Карим.

– Ануар спрашивает, почему мы не можем провести пятницу как всегда, а я считаю, это неэтично. – Я посмотрела на Карима не слишком выразительно, чтобы это не бросалось в глаза.

– Согласен, – просто сказал он. – Сначала надо, чтобы мы понравились ей, а она понравилась нам, а уж потом я ей расскажу, что никогда не спал с подругами матери.

– Предупредить не могла? – Ануар заглянул в кастрюлю на плите и дополнительно разочаровался – там был еще не пюрированный чечевичный суп. – Я бы не пришел, если бы знал про игру.

– Вот именно поэтому я тебя и не предупредила.

– А на деньги зачем играем? Чтобы Айя убедилась, что Юн работает, а Юн убедился, что Айя разумно распоряжается алиментами?

– Нет, – я легонько подтолкнула Ануара к выходу, – потому что иначе вам не будет никакого интереса играть.

В гостиной, несмотря на всю работу, которую я провела с Анелей, велся живой разговор: Айя рассказывала Анеле, как она была подружкой невесты на межнациональной свадьбе в Голландии и как голландцы были от нее в шоке, и Анеля, непонятно зачем, смеялась шуткам Айи. Ануару не сильно нравилась Айя, но он был доброжелательным с ней, и не из лицемерия – он просто был ужасно милым, хорошо относился к Юну и не судил окружающих слишком строго. Я проследила за направлением взгляда Бахти – она презрительно оглядела Юна, сегодня он пришел в тонкой белой футболочке с нарисованными на ней подтяжками, потом Айю в цыганской юбке и топе на одно плечо. Лифчика топ не предполагал, но это выглядело скорее грустно и неприлично, чем хоть сколько-нибудь привлекательно: казалось, будто Айя врет, что у нее только один ребенок.