Малика Атей - Я никогда не

К несчастью, фильм начинался с измены любовницы богатого мужчины с Рено: с короткой, никому из нас не запомнившейся сцены, в которой убитую любовницу, в пакете, закапывают темной ночью в лесу.

Что она вообще знала о Баке? Что он родился в глухом ауле, где трескается от сухости земля, что он закончил скромный аграрный институт, что через несколько лет он стал так богат, что мог спускать лишнее в казино? Когда Бахти принимала от него деньги, пути, которыми он получил их, были ей не важны.

И весь вечер она стирала свои вещи, чтобы если – если вдруг, не оставить после себя грязных. Те, что не успела постирать, она выкинула. Она купила маме творожные кольца и «Наполеон». За ней заехал Эрик, водитель Баке, и пока Бахти приближалась к последней встрече с ним, она поняла, что никто из ее окружения не знает даже его имени. Ни имени, ни года рождения, ни одного контакта. Мы с ней не разговаривали, и она написала Анеле. Она отправила ей короткое сообщение.

Если со мной что-то случится. Булат Омарович Сабитов. 19.03.1965. Номер машины – А213 НН [78].

Однако Баке не разозлился. Он сказал, что Ануар слишком маленький и несерьезный, что он скоро разлюбит Бахти и бросит ее, и если Бахти дождется этого момента, назад Баке ее уже не примет. Он сказал, что не заслужил такого отношения. Он сказал Бахти, что даст ей время подумать до понедельника.

И после вежливого разговора, в котором Баке ни разу даже не повысил голос, Бахти не стала препираться и согласилась, чтобы Эрик отвез ее до дома. Она хотела пойти пешком, чтобы почувствовать долгожданную свободу, но ей было неловко. Одна последняя поездка – это не страшно.

Эрик высадил ее у самого дома. У подъезда стоял Ануар, он смотрел на номера медленно отъезжавшей машины.

В отличие от Боты Анеля хорошо знала: один звонок Ануару о Баке – и все, габелла.

Я встретила Ануара в начале осени, я покупала продукты, а он сажал Гульжу в такси. Небо было синим, и птицы пели, как будто никто из нас не жил в густом коричневом смоге.

– Кора! – Ануар окликнул меня, захлопнув за Гульжей дверцу.

Он посмотрел на меня виновато, и я посмотрела на него виновато.

– Вы теперь вместе? – спросила я без надобности.

– Пока смерть не разлучит нас, – ответил Ануар, криво улыбнувшись. – Она ждет девочку, – добавил он после короткого колебания.

– Как же ты… – Я опешила и не договорила.

– Это глупо, Кора, это так издевательски глупо. – Он забрал у меня пакеты, и мы пошли вниз, в направлении моего ателье. Я все еще не закрыла его, оставалась пара недель.

Он молчал, не зная, как рассказать свою стыдную историю, потом, может, вспомнил, что мы рассказывали друг другу подобные истории, потому что он стал говорить просто, не подбирая обтекаемых выражений.

– Я не хотел ее видеть, я был жутко уставший, она приехала ко мне среди ночи без приглашения, ревела, что любит меня и всегда меня любила. Я уснул на ней – короче, ладно, я уснул в ней. И когда утром я вышел и снял презерватив – наверное, давно поздно было.

– Ты не обязан на ней жениться, – мне было плевать на Гульжу, – ты не обязан портить себе всю жизнь только потому, что девятнадцатилетняя стерва, которая берет все, что ей приглянется, вынуждает тебя.

Кажется, это был новый для Ануара взгляд – его шаг стал бодрее. На полпути между торговым центром и ателье находилась школа, там в свое время учились Юн с Каримом, и там теперь учился сын Айи. Было около двух часов дня, школьники уже выбежали на крыльцо и играли, их матери стояли поодаль, и среди них Айя в расписной джинсовой куртке и таких же штанах. Из всей нашей бывшей компании, по иронии, только с ней мы поддерживали связь – она то заказывала что-то, то просто писала или заглядывала.

Нескладный сын Айи играл с красивой девочкой – ее юбка сзади смялась, укоротив и без того малую длину, обнажая сильные балетные ноги.

– Никогда бы не подумала, что мой ребенок будет дружить с дочерью Саши, – сказала Айя, глядя на детей.

– С кем? – резко спросил Ануар, теперь внимательно посмотрев на девочку.

– А, ты не видел Сашину дочь? Вон она, Камила, с моим играет. Ну в принципе неудивительно, что ты ее не знаешь, они же с Сашей не общались никогда. Да и сейчас не общаются, я не заставляю Сашу сюда приходить, он и не видел ее. Честно, я бы на ее матери тоже не женилась. – Айя кивнула в сторону бесформенной девушки, очевидно, матери Камилы. – На чем там жениться?

Ануар, ошарашенный, переводил взгляд с матери на дочь – наверное, первая почувствовала на себе его взгляд, потому что теперь и она заметила нас и кивнула Айе, Айя доброжелательно помахала в ответ.

– Надо подойти, неудобно, – сказала она, и мы послушно пошли к матери девочки. – Эля, познакомься, – Айя представила нас, – это друзья Юна и мои друзья, конечно.

Эля подозвала к себе дочь, и та нехотя повиновалась. Наверное, она не набегалась и теперь не могла стоять на месте спокойно – приподнималась на носочки, как у станка – мгновение вверх, с сопротивлением вниз. До чего же странно: Эля, скучная, как карагач, невнятный Юн – родители самой красивой девочки на свете.

– Мам, я пойду? – Камиле наскучило топтаться на месте.

– Дорогу без меня не переходи. Час пик, – оправдалась перед нами Эля.

Юну обязательно надо увидеть свою ошеломительную дочь: к комплексу непорядочности добавится гигантское, неистребимое сожаление.

– Я давно не видел Юна. – Смущенный Ануар не знал, как еще поддержать разговор.

– Чтоб он сдох, – беззлобно ответила Эля.

Айя рассмеялась, мы с Ануаром попрощались с ними и пошли дальше.

– Ты знала? – спросил Ануар, когда мы отошли на приличное расстояние, чтобы они не услышали нас.

– Не так давно. – Я вспомнила обстоятельства, при которых Карим рассказал мне об этом. – Может, с зимы.

– Ты не поэтому всегда плохо относилась к Юну?

– Он мне просто не нравился. Без причины, причину я потом нашла.

– Я не понимаю, – Ануар обернулся посмотреть на удаляющуюся фигурку Камилы, – как у него вообще может быть такая взрослая дочь?

– Ну, предположим, она появилась у него в старших классах школы.

– Предположим. – Ануар глянул на меня серьезно, чтобы я не тянула. – Что еще можно предположить?

– Мне рассказал Карим, они же учились вместе. Они были школьниками, планировали с Эльвирой романтический вечер, Юн забыл презерватив в других джинсах. Родители Эли запретили ей губить здоровье, а мама Юна пообещала ему машину, если он откажется от идеи жениться – ей казалось, виновата Эля. Она не хотела, чтобы все возможности сына были перекрыты с самого начала из-за молодой семьи.

– Он променял свою дочь на машину? – Ануар остановился как вкопанный.

– Это очень хорошая машина, – ответила я с сарказмом. – Она до сих пор на ходу, уже двенадцать лет.

Мы подошли к ателье, Ануар протянул мне пакеты.

– Я никогда не буду таким, – сказал Ануар скорее себе, чем мне.

Они разминулись с Бахти всего на несколько минут: Бахти пришла почти следом и робко постучала в прозрачную дверь. Она была непривычно одета – строгое платье-футляр, волосы убраны «ракушкой».

– Кора, – со взрослой прической Бахти выглядела еще моложе, будто школьницу в шестидесятые причесали к танцам, – можно мы с тобой поговорим? Мне можно зайти?

В платье до колен ее мальчишеские, с вечными царапинами ноги выглядели нелепо. Я запустила ее внутрь, Бахти чинно села на софу.

– У меня есть сигареты. – Я достала пачку из ящика. – И тут уже можно курить.

– Я бросила, – ответила Бахти. – Знаешь, отчего мне тяжелее всего? – Она выдохнула. – Оттого, что Ануар считает ее лучше меня.

– По-моему, Ануар уже ничего не считает самостоятельно. – В свете последнего знакомства это не было правдой, но я хотела утешить ее. – За него считают родители и невеста.

– Гульжа хорошенькая, – сказала Бахти.

– Она никакая.

– Да нет, она хорошенькая. Но она – не лучше меня. Не какого-то первого сорта.

Я молчала. Я не хотела быть такой отмороженной, но известие о беременности Гульжи будто отняло у меня и голос, и жесты, все внутреннее тепло.

– Гульжа ждет девочку, – сказала я наконец.

– Уже? – Глаза Бахти налились крупными слезами.

– Только поэтому, – объяснила я.

– Да все нормально, – солгала Бахти. – Баке, конечно, был прав: Ануар все равно бы меня бросил. Я сделала правильный выбор, – кивая своим словам, как мантру, произнесла Бахти. – Единственно правильный, и что Баке ни в чем меня не упрекнул и принял – это лишнее доказательство, что он меня любит. Кстати, – Бахти неожиданно рассмеялась, – знаешь, благодаря кому Баке вышел на свободу? Он заплатил маме Анели, она была судьей на его процессе. Она признала его невиновным.

Я сжала ее руку, и Бахти порывисто прильнула ко мне, от нее пахло сладко, как за кулисами танцевального конкурса, – лаком для волос.

– Он никогда меня не бросит, – грустно сказала Бахти.

Я сидела за столом до самого вечера и шила лиф, безо всякой надобности. Я хотела пришить к нему вытянутую льдистую бусинку. Она смотрелась бы как капелька детского пота, как вода, стекающая с мокрых волос, как последняя слеза перед улыбкой, но я взвесила ее в руке – тяжелая. Я продела сквозь нее длинную шелковую ниточку и стала раскачивать в руках, глядя, как она ловит розовое прощание заката. Бусина была сделана из интересного материала: совершенно прозрачная, она пропускала сквозь себя свет и все же не окрашивалась в него. Закат медленно исчезал, и бусинка мне наскучила. Мне следовало встать из-за стола и зажечь верхний свет, сейчас горела только настольная лампа, но я оставалась на месте. Я касалась подушечками пальцев булавок: надавливала слегка, ощущая их острое холодное прикосновение, потом вела безымянным пальцем по длине самой булавки. Я вытаскивала и снова втыкала их. Отказавшись от самой подходящей бусинки, я не потянулась в ящик за остальными. Обычно я бы быстро нашла замену, но теперь я только бессознательно играла с иголками и булавками, проводила острием по внутренней части рук, по коленям, рисовала на коже – почти не больно, так, что оставался только незаметный белый след. Я ни о чем по-настоящему не думала: в голове все звучал и звучал первый куплет одной из песен Ланы Дель Рей, и мне было тоскливо, и я была себе такой чужой, я была себе в тягость. Я понимала теперь культ путешествий – он нужен, чтобы переезжать с места на место, не признаваясь себе в неприкаянности. Они говорят «путешествия», но я бы сказала «красота». Когда черные буйволы мчатся по покрытой зеленой травой земле, вспенивая коричневую пыль, когда тонкие ноги розовых фламинго омывает блестящая вода, когда моржи мигрирую, и полоска заката закрывается синей тучей, когда горбатые гну прыгают со скалы в воду. Мне казалось тут, будто я оказалась в убогих декорациях, в грошовом картонном городе, и я все пыталась превратиться из стороннего наблюдателя в главного героя, но не могла, потому что мне было скучно, потому что само существование голубых ламбрекенов из искусственного атласа казалось мне дном регресса на планете, где сотни белых гусей летят в бело-синем небе.