Таша почувствовала легкое движение за спиной – Катя, прихватив Антона, испарилась из гостиной. Митю она не видела, но сомневаться не приходилось: мальчишка наверняка где-то рядом, весь глаза и уши. Про новую школьную директрису он талдычил уже несколько дней, наслушавшись от друзей, ходивших в школу, страшных историй о новых порядках. Зная Митю, можно было быть уверенным в том, что тот не упустит шанса узнать, зачем директор к ним пожаловала.

– Я не чаи распивать пришла, – излишне резко сообщила Татьяна Николаевна, но Таша уже не смотрела на сухощавую, рано состарившуюся женщину в темном платье с аляповатыми цветами, она направилась в глубь дома, чтобы поставить казанок с водой на огонь.

– Охотно верю, Татьяна Николаевна, но время к пяти часам, – крикнула она незваной гостье откуда-то из глубины дома. – Мы в это время пьем чай, как вы, возможно, знаете.

– Знаю. – Татьяна снова поджала тонкие губы. За излишней агрессивностью она пыталась скрыть собственную растерянность. В голове она прокручивала миллион вариантов разговора со странной родительницей, но ни в одном из них та не оставляла ее и не шла заниматься собственными делами. Она не знала, что ей делать. То ли идти в дом за хозяйкой, то ли подождать в саду и рисковать, что разговор так и не состоится. Насколько она знала, через полчаса здесь будет яблоку негде упасть.

– Я предлагаю вам присоединиться к чаепитию, зачем вести серьезные разговоры на пустой желудок? – Таша снова появилась на пороге, держа в руках пузатый заварной чайник. Все так же, не обращая особого внимания на директора, она направилась в сад, и Татьяне не оставалось ничего другого, как пройти вслед за ней.

– Я знаю, что ваши дети находятся на домашнем обучении, я внимательно ознакомилась с их личными делами и не вижу никаких оснований, почему они должны продолжать на нем оставаться, – сообщила она Ташиной спине. Чаепития хотелось избежать любыми способами. Она официальное лицо, а не скучающая соседка.

– Неужели? – ничуть не удивилась Таша, сворачивая от крыльца налево, проходя под благоухающей аркой из плетистых роз и направляясь в глубь сада, где на засыпанном серым гравием пятачке стоял большой кованый круглый стол, обставленный огромным количеством стульев, вокруг которых были разбросаны плотные подушки, лежавшие прямо на гравии и предназначенные для тех, кому не хватит места за столом. Стулья были массивными, коваными – подарок Генриха Карловича, который он заказал у местного кузнеца. Вместе с детьми они выкрасили их во все цвета радуги. Подушки же были украшены вышивкой. Судя по не очень ровным стежкам, это была работа Кати.

При виде вполне мирной домашней картины Татьяну Николаевну внезапно обуяла злость.

– Наталья Александровна, я жду завтра же ваших детей в школе! – почти прокричала она в прямую спину и остановилась.

Таша повернулась и посмотрела директору прямо в глаза, напоминавшие грязный снег по весне – мутноватые, холодные, невнятного серо-зеленого цвета, в то время как глаза самой Таши были похожи на спелые черешни – темные, круглые, смешливые.

– Зачем? – поинтересовалась она.

О домашнем обучении она договорилась с предыдущей начальницей областного отдела образования, снабдив свою просьбу небольшим барашком в бумажке, чтобы подстраховаться.

Она заказала для Мити и Кати учебники из Британии, и каждый день они самостоятельно занимались. Раз в месяц ездили в областной центр, где проходили тесты онлайн и неизменно показывали хорошие результаты. Параллельно им приходилось заниматься и по русской школьной программе. Таша не знала, где они захотят жить, когда подрастут, поэтому убедила детей заниматься по двум программам одновременно. Пока ей это удавалось, ведь большую часть времени Митю и Катю одолевала скука, а учебники и книги помогали с ней бороться. Плюс они еще не растеряли заложенное с младенчества британское воспитание, при котором дети не обсуждают решения взрослых. Но сколько это будет еще продолжаться, Таша сказать не могла. Если они пойдут в школу, где их нагрузят огромным количеством ненужной информации и домашними заданиями, то вряд ли у них будут силы и желание штудировать еще и британские учебники.

– Как это зачем? – возмутилась Татьяна, не подозревая о мыслях своей собеседницы. – Потому что в нашей стране у всех детей есть право на обучение, а вы их его лишаете!

– Ничего подобного, – отрезала Таша. – Они учатся и успешно сдают экзамены, я не понимаю, какие у вас есть возражения.

– Дети не социализированы! – вынула последний козырь Татьяна.

– С чего вы взяли? – удивилась Таша. – Их сверстники, которые ходят в школу, проводят в нашем саду огромное количество времени. Здесь они играют и общаются с моими детьми куда больше, чем они могли бы себе это позволить в школе на перемене.

Аргументы закончились. Таша, эта малахольная, играючи одержала верх. Это было слишком для одного человека: ум, красота, любовь окружающих и четверо детей. Слишком, чтобы Татьяна могла это вынести.

– Если вы завтра же не отправите детей в школу, я организую комиссию, которая протестирует ваших детей абсолютно по всем предметам и, поверьте, сможет доказать, что ваше домашнее обучение неэффективно. К тому же ваши дети, по всей видимости, просто не знают своих прав и не могут никому пожаловаться, что вы подвергаете их жизнь опасности.

– Я? – захлебнулась Таша, директору все-таки удалось вызвать эмоции.

– Да, вы! Ваши дети играют с колюще-режущими предметами, и это недопустимо!

Женщины уставились друг на друга как две самки, собирающиеся делить территорию.

– Этот странный шум в саду, это были вы? – догадалась Таша, а Татьяна прикусила губу от злости на саму себя. Зачем она это сказала?

– При чем тут сад? Все и так знают, чем занимаются ваши дети! Они обязаны учиться, а не делать эти ваши финтифлюшки. Сами занимайтесь чем хотите, но детям, будьте добры, обеспечьте хотя бы обязательное образование.

Несколько мгновений Таша обдумывала, что же делать. За два года ей удалось завоевать если не любовь, то хотя бы хорошее расположение почти всех местных жителей, и она позволила себе немного расслабиться, почувствовала себя в безопасности. Это было ошибкой, за которую ей теперь придется расплатиться. Невооруженным взглядом было видно, что у женщины серьезные проблемы и она сливает желчь и яд на окружающих. С такой пререкаться себе дороже – сделает жизнь невыносимой. Ясно как божий день, что дружбы у них не получится. Нужно просто выгадать время и придумать, как ее обойти.

– Ладно, я поговорю с ними, – неожиданно кивнула Таша. – Попрошу их прийти завтра в школу.

– Что значит – вы попросите? Вы должны им приказать! – возмутилась Татьяна Николаевна, не поддаваясь на уловку. – Кто здесь взрослый ответственный человек – вы или дети? У них спроси, так они целыми днями будут играть и есть шоколад!

– Ну что вы, нет, – улыбнулась Таша, – им очень быстро надоест играть, если это не развивающие игры, конечно. Дети же любознательны по своей природе, они не могут заниматься глупостями целыми днями. А вот делать какие-то познавательные вещи – это пожалуйста. Мы сегодня почти четыре часа мастерили домик, попутно вспоминали разные сказки, обсуждали их на английском языке, и я объясняла им, как были устроены средневековые замки.

– Вы не учитель! И устройство средневековых замков пока что не входит в образовательную программу, в отличие от математики и родного языка, – визгливо заявила Татьяна.

– Нет, я не учитель, но я тоже ходила в школу, и временами мне там было ужасно скучно, – миролюбиво согласилась Таша, окидывая щуплую фигуру директрисы внимательным взглядом. Что же у этой Татьяны Николаевны в жизни происходит такое, что она ненавидит весь мир? Надо будет осторожно расспросить Клавдию Семеновну. Первая сплетница наверняка в курсе.

– Я не намерена обсуждать эту ересь, – отрезала Татьяна, кидая торопливый взгляд на часы, – жду ваших детей в школе завтра же. Надеюсь, у вас хватит ума и ответственности этому не препятствовать.

Не дождавшись ответа, Татьяна Николаевна резко развернулась и заторопилась к выходу, снова украдкой бросая взгляд за часы – без десяти пять, успела!

– Может быть, останетесь на чай? Мы испекли черничные кексы! – крикнула ей вслед Таша, и Татьяне Николаевна послышалась нескрываемая издевка в ее голосе.

Она торопилась к выходу, не оборачиваясь и не замечая, как из кустов поочередно вылезают все четверо детей и облепляют Ташу, как спелые ягоды – куст малины, обнимая и крепко прижимаясь, словно бы сплачиваясь перед лицом внешней угрозы.

– Чтоб ты подавилась своими кексами, – пробормотала Татьяна себе под нос и, резко открыв калитку, чуть не задела Григория Антоновича, паркующего ржавый велосипед. Велосипед казался ровесником Первой мировой, как, впрочем, и сам Григорий Антонович, несмотря на молодежную одежду, в которую его заставила переодеться Таша.

– Что? – не расслышал он бормотание Татьяны.

– Здравствуйте, говорю, – буркнула та, стараясь проскочить мимо любопытного старика.

– А вы чьих будете? – тут же поинтересовался Григорий Антонович, в последнее время живо интересующийся окружающим миром.

– Неместная, – пробормотала Татьяна, делая еще одну попытку пройти.

– А, вы новый директор, – догадался Антонович. – А куда это вы так спешите? Оставайтесь на чай! Познакомимся, подружимся! Я сегодня буду читать новую эпиграмму, нуждаюсь в оценке профессионала, так сказать.

– Мне некогда, всего доброго, – сквозь зубы процедила Татьяна и, проскользнув мимо старика, заторопилась вдоль по небольшому переулку, ведущему к главной улице поселка.

* * *

– Мама, тебе здесь будет хорошо, – нагло и неумело врала Лида и отводила глаза, крепче впиваясь в руку Вареньки, которую зачем-то притащила с собой. Впрочем, понятно зачем: ей нужна была опора. Анна Ивановна с горечью подумала, что Лида наверняка пошла характером в отца – мягкая и совершенно не умеет врать.