Таша вернулась в дом и, на всякий случай закрыв входную дверь на замок, прошла на кухню. На большое блюдо положила толстые ломти хлеба, холодное мясо, несколько кусков сала, домашний сыр. Овощи, фрукты. В кружку налила квас. Присев, она потянула на себя тяжелую крышку подпола. Сразу за ней начиналась лестница. В подполе было темно, она все никак не могла починить старую керосиновую лампу, стоящую там, – руки не доходили.

– Помоги мне, – попросила она.

Вспыхнул свет, и Таша чуть не вскрикнула от неожиданности: лампа снова работала. Мужчина в окровавленной футболке требовательно протянул руки, готовясь помочь Таше спуститься. Она передала ему блюдо и кружку, и пока он нес их к импровизированному столику, на котором обычно стояли пустые банки, Таша заметила, что и ему он тоже успел подкрутить ножку. Она отмечала все эти детали мельком, спускаясь в подпол и аккуратно закрывая за собой крышку, делая сотню ненужных мелких движений, только чтобы не смотреть ему в глаза.

В подполе было прохладно, и она почувствовала, как тело начал сотрясать озноб, несмотря на то что поверх платья с длинными рукавами она накинула теплый платок. Мужчина же, казалось, напротив, совсем не мерз. Перед тем как отправить его в импровизированное убежище, она дала ему пуховую перину, и, теперь та была аккуратно сложена на деревянной лавке, а он был по-прежнему в футболке и выглядел заспанным: темные волосы растрепаны, глаза, казавшиеся нарисованными углем на белом листе бумаги, немного припухли.

– Спасибо, – поблагодарил он.

– Не за что, – пожала плечами Таша, не отваживаясь встретиться с мужчиной взглядом. – Это правда, что они сказали? Ты хотел убить главврача?

– Хотел, – равнодушно согласился мужчина, беря толстый ломоть хлеба, кладя на него кусок мяса и впиваясь зубами в бутерброд.

Он все так же похож на зверя. Из тех, что ступает мягко и одним движением челюсти перегрызает горло при нападении. Под плотной смугловатой кожей стальные мышцы, как тросы. Казалось, еще немного – и он заурчит от удовольствия. Опасный. Слишком опасный. Заметит ли он подмену? Они ведь не виделись почти полжизни, мало ли кто как изменился. Хотя нет, он совсем не изменился.

– Что случилось?

Таша села на лавку и сложила руки на коленях, всем своим видом давая понять, что готова слушать.

– Ничего. Этот мудак сломал мне жизнь. – Он откусил последний кусок и взял следующий ломоть хлеба, на этот раз кладя сверху сыр. – А ты странно выглядишь. Вот уж не ожидал.

– Да я тоже не ожидала, – покачала головой Таша. – Как ты дошел до тюрьмы?

– Ну это долгая история.

– У меня есть время.

– Хорошо, если ты так настаиваешь… После твоего отъезда я почти сразу женился. – Он откусил кусок бутерброда и принялся тщательно жевать.

– Я помню. – Она отвела глаза.

– Это папа настоял. – Мужчина вдруг положил бутерброд и уставился на Ташу.

– Марк, не надо, – запротестовала та, входя в роль. Слезы и боль сестры она помнила, как будто это случилось вчера.

– Надо. Дурак я был, мне тогда его аргументы показались правильными. Что такая, как она, будет тылом надежным, не то что ты, – усмехнулся он.

– Да, не то что я, – кивнула Таша и подавила тяжелый вздох. Она все время думала, не было ли стремление сестры рожать детей одного за другим и из последних сил цепляться за иллюзию счастливой семейной жизни неким ответом Марку, решившему, что она недостаточно хороша в роли жены?

– Не вышло тыла, – констатировал Ювелир, снова беря бутерброд и отходя в самый дальний угол. Он уселся прямо на пол, подобрав под себя ноги и сгруппировавшись, готовый в любой момент отразить нападение.

– Что так? – хмыкнула, не сдержавшись, Таша.

– Было скучновато, но терпимо, – пояснил он, – пока она не родила.

– Кто у тебя? Сын? Дочь? – Таша постаралась, чтобы ее вопрос прозвучал равнодушно.

– Сын. Но это неважно. Я даже не уверен, что я его хотел. Она родила и стала клушей.

Таша улыбнулась, но Марк тут же пресек эту улыбку:

– Нет, это не то, что ты думаешь. Что она голову не могла помыть, а мне хотелось тонкой и звонкой? Вовсе нет. Просто я увидел свою жизнь со стороны – теперь все будет так. Я буду приходить вечером, она будет рассказывать мне об успехах сына, и ей будет плевать на то, что происходит со мной. Больше нет «нас». Есть «я» и «они». Впрочем, «нас» никогда особо и не было.

– А ты эгоист, – покачала головой Таша.

– Нет, я просто умный. Местами слишком. Мне стало с ней неинтересно. Не о чем поговорить. Она бросила работу, целыми днями массажи, бассейны с сыном, встречи с подружками, такими же мамашками. А я стал захаживать в бар, знаешь, на хмельную голову жизнь выглядит легче. Да ты наверняка знаешь. – Он уставился на Ташу, ожидая ее поддержки.

– Это иллюзия, Марик. Отрезвление все равно наступает рано или поздно, и оно жестокое. – Она впервые отважилась посмотреть ему в глаза и сказать что-то, что шло лично от нее, а не от Наташи.

– Да, теперь я знаю, но тогда думал, это поможет. В общем, в одном из этих баров я убил в драке человека. Самое смешное, что я даже не помню, из-за чего эта драка началась. Я был пьян.

– Папа был в ярости? – Несмотря на горечь момента, Таша не смогла сдержать улыбки.

– Папа был в ярости, – кивнул Марк, доедая бутерброд и прислушиваясь к внутренним ощущениям. Организм насытился, больше не нужно. Он встал и подошел к столу, взял кружку с квасом и выпил ее в два глотка.

– А молочка домашнего холодного не найдется? – Марк выжидающе уставился на Ташу, и во взрослом мужчине она вдруг увидела маленького мальчика – такого же лохматого, темноглазого и заспанного.

– А твоя аллергия на молоко уже прошла? – удивилась она. В детстве из-за этой самой аллергии Марк всегда отдавал Наташе свои ватрушки и запеканки, которые та просто обожала.

– Аллергия? У меня никогда не было аллергии, – пожал он плечами.

– Но ты…

– Я врал. Я всегда тебе врал, Натали. Мне хотелось сделать тебя счастливой, пусть даже с помощью ватрушки, – он осекся, – но ты не переживай. Я с этим завязал. В смысле, с враньем. Теперь только правда, правда и ничего кроме правды. Знаешь, тюрьма действительно учит жить по понятиям. Поэтому вот тебе святая правда: я пережду у тебя несколько дней, постараюсь быть максимально осторожным, чтобы никого не подставить. А потом я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь. Договорились?

Таша отвела глаза в сторону и кивнула:

– Договорились.

Почему она не бежит к Федору Никитичу? Не звонит в полицию? Не зовет на помощь? Прячет у себя в доме преступника-рецидивиста? Конечно же, она знала ответы на все эти вопросы, но признаться самой себе было бы слишком. Она и так забрала у сестры почти все. Осталось только забрать любовь.

Некоторое время они сидели молча, каждый думая о своем, но Таша была готова поклясться, мысли у них почти одинаковые. Яркие вспышки воспоминаний – сумасшествие, смех, страх, любовь и ненависть.

– Почему ты его не убил? – немного помолчав, все-таки спросила она.

Она даже не сомневалась, что, реши Марик кого-нибудь убить, он бы это сделал играючи.

– Потому что я не убийца, Натали, что бы они обо мне ни говорили.

* * *

Данила проснулся несколько часов назад, вывел на прогулку Жоржика, малодушно сократив ее до пятнадцати минут: на улице было сыро и ветрено. Пока Жоржик делал свои дела, Данила спросил у виртуального помощника, что интересного ожидается сегодня в городе. Список развлечений его впечатлил, и он некоторое время колебался между премьерой нового фильма и баскетбольным матчем. В результате отверг обе идеи – дома у него был прекрасный домашний кинотеатр и машина для изготовления попкорна. А на баскетбольном матче в одиночестве он будет выглядеть странно. Не то чтобы его тревожило мнение окружающих – нет. Данила ориентировался на собственные ощущения – идти самому на матч не хотелось.

Он лениво подумал, а не позвонить ли ему своей нынешней подружке – горячей мулатке Белле, но отмел и эту идею: Белла была слишком болтлива, а в дождливую погоду болтовни не хотелось.

Настроение улучшилось, когда они с Жоржиком вернулись домой. Данила впустил пса в дом, не озаботившись тем, чтобы помыть маленькому корги лапы. Его квартира была оснащена самой современной техникой, запустит робот-пылесос и поломойку – и следы катастрофы будут ликвидированы.

На пороге квартиры Данилу ожидала посылка – робот-домохозяйка – последняя японская разработка, которую он увидел на выставке в этом году. По обещанию разработчиков, робот должен был выполнять дурную домашнюю работу, которую Данила ненавидел всем сердцем: убирать посуду, складывать ее в посудомойку, укладывать вещи в шкаф. А также мог служить компаньоном – вести беседы на разные темы, рассказывать сказки и даже петь колыбельные.

Данила втащил коробку в квартиру, захлопнул дверь и, усевшись прямо на пол, принялся распаковывать новинку. Он напоминал маленького мальчика, проснувшегося рано утром и стремглав бросившегося к елке за желанными подарками. У него не было ни сил, ни времени ждать, пока все проснутся, оденутся и чинно-благородно начнут рассматривать, что бог послал. Нужно получить вожделенные сокровища здесь и сейчас.

– Новости, – отдал он команду мультимедийной системе, которая собирала для него нужные новости по всему миру. Ориентировалась система на хештеги и обычно выдавала информацию, связанную с миром бизнеса и криминалом. Один из хештегов – «Приусадебный» – никогда ею не использовался, потому что в поселке, где жил его отец, никогда ничего не происходило. Но Данила все равно ввел его в память системы, чтобы быть в курсе, если в непосредственной близости от отца что-нибудь случится.

– В частном доме престарелых, расположенном в поселке Приусадебный, совершено покушение на убийство, – мелодичным женским голосом сообщила система.

Данила вздрогнул и отвлекся от игрушки. Корги Жоржик, словно почувствовав настроение хозяина, тут же подошел и прижался к его боку. Все-таки было нечто такое в живых существах, что бездушные роботы были не в силах сымитировать. Пока. Данила верил в науку и технологию.