Не успела Татьяна сформулировать свой вопрос, как Клавдия ее опередила:

– Завтра детей Таше вернут. Вот, решила зайти сообщить вам, вы же как директор должны быть в курсе, волнуетесь небось, – прищурилась она и разве что в лицо не засмеялась.

Татьяна замерла, как от пощечины. Кровь прилила к щекам, и на миг показалось, что ее действительно ударили.

– Спасибо за информацию, – поджав губы, ответила она, а в голове уже забили тысячи колоколов. «Как возвращают? Почему? Опека же сказала, что не вернут, пока Таша свой дом в порядок не приведет. Неужели…» Она вперилась взглядом в пустое место Николь.

– Хороший мальчик Митя, правда? – не удержалась Клавдия. – Вон сколько друзей за него переживает. Переживаете ведь? – обратилась она к классу.

– Да, – тут же нестройным хором ответили те.

– Вот и славненько, вернется завтра, может быть, даже в школу заглянет. Пойду сейчас Ташеньку обрадую, она не знает еще, это мне одна сорока знакомая на хвосте принесла. А я сразу к вам. Вот уж, думаю, кто порадуется. Ну, будьте здоровы, Татьяна Николаевна, а то, знаете, многие по осени начинают болеть. Мне вот с утра нездоровится. – Клавдия закашлялась и вдруг, собравшись с силами, плюнула на пол практически под ноги Татьяне. Посмотрела ей в глаза, убедилась в том, что сообщение получено, и, развернувшись, медленно заковыляла прочь.

* * *

Керосином она дорожила, растягивала запасы. Он был единственным источником света в доме, и она старалась не жечь его понапрасну. Дети обычно ложились до наступления темноты, было тяжело приучить их к такому режиму, но она справилась. Вставали с первыми петухами и сразу принимались помогать ей по хозяйству. Что плохого в том, что у детей есть режим, что они не сидят ночи напролет перед телевизором или компьютером и встают рано, чтобы помочь? Покормить Эсмеральду, собрать яйца, дать корм птице, полить огород, если день будет жарким? Зато они никогда не пропадут в жизни. Даже маленькая Маша уже знала азы ведения хозяйства. Что бы ни случилось, они всегда смогут прокормиться от земли.

Она так думала, была уверена в своей правоте, но ошиблась. Жизнь диктует свои реалии, дети должны жить в том мире, который для них придумали современные взрослые. Для счастья им нужна канализация и холодильник. Весь тот маленький викторианский мир, который она построила с такой любовью и который казался ей тихим оазисом в мире, где бушуют агрессия и ненависть, был просто иллюзией. Пришло время возвращаться в реальную жизнь.

Глафира открутила крышку канистры с керосином и начала тщательно поливать все то, во что вложила душу и сердце. Начала с детских. Теперь детям они не пригодятся. В этом она была уверена. Татьяна приложит все силы, чтобы малышей ей не вернули. Интересно, что в ее жизни произошло такого, от чего она ненавидит весь мир? По слухам, директор была замужем за известным физиком. Детей, правда, нет, но это же не повод забирать их у других? Почему такая ненависть именно к ней? Наверняка у Татьяны в опеке есть свои люди, которые так быстро отреагировали. Как нужно разобраться с наркоманами и алкоголиками, так их не дождешься, а как изъять детей из дома без холодильника – вот, пожалуйста.

Глафира с особым ожесточением принялась поливать ванную, затем перешла в кухню и прихожую. Она задыхалась от вони керосина, волосы растрепались, лицо раскраснелось, ей казалось, что она сама пропиталась этим смрадом и теперь никогда не сможет от него избавиться.

Что дальше? Она съедет в квартиру, которая досталась им с Наташей от другой бабки. В свое время Глафира решила не трогать ее и отдать Кате или Мите, когда те подрастут. Пока поживет там. Она будет бороться за детей, чего бы ей это ни стоило. Пусть докажут, что она Глафира, а не Наталья. На фотографии в паспорте их не отличить друг от друга. А тело женщины, сгоревшей в доме вместе с Виктором, так и не опознали. Наталья считается официально покинувшей страну.

Она найдет «нормальную» работу, которая украдет время у детей. Будет ходить в офис с девяти до шести, тратя огромное количество времени на кофе с коллегами и бездумный серфинг сети. Или же снова начнет работать дома.

Дети будут на продленке или с няней. И начнется у них «нормальная» жизнь. Никаких больше волшебных миров, поделок, жизни принцесс и драконов. Губка Боб, «Макдоналдс», планшеты и другие блага цивилизации. Заживут!

Глафира отбросила в сторону канистру и, стараясь не дышать, вернулась на кухню. В верхнем шкафчике взяла коробок со спичками и вышла на улицу. Медленным шагом прошлась по саду, прося прощения у растений за то, что даже о них не смогла позаботиться. Открыла двери курятника и загон Эсмеральды, вывела животных и птицу на улицу. Поцеловала верную буренку в нос и погладила по голове:

– Беги, Эмка, спасайся, раз уж я не смогла.

Григорий Антонович с утра уехал к двоюродному брату в соседнее село. Его «резиденция» стояла в глубине сада, и Глафира не переживала, что она пострадает.

Эсмеральда не сдвинулась с места и лишь укоризненно смотрела на хозяйку грустными глазами. Глафира стегнула ее хворостиной, направляя к выходу. Корова покорно затрусила к воротам. Глафира смотрела ей вслед, и едва та вышла на улицу, она сорвала несколько ягод поздней малины, засунула горсть в рот и тут же выплюнула. Малина была настолько сочной и сладкой, что могла поколебать ее уверенность в осуществлении задуманного. Хотя когда кто-то или что-то могли ей помешать? Даже если она планировала полную дурость вроде убийства человека.

Глафира подошла к крыльцу, на которое израсходовала большую часть керосина. Ведь если огонь мощно вспыхнет здесь, то он очень быстро распространится по всему дому. Чиркнула спичкой и, не давая себе времени на размышления, бросила ее на крыльцо.

– Таша, Ташенька! – Клавдия Семеновна начала звать ее еще с улицы – не терпелось поделиться радостной новостью про детей и насплетничать о своем походе в школу. – Ташенька, ты дома, детка?

Глафира поспешно сбежала с крыльца, краем глаза отмечая, как весело вспыхнул рыжий огонек и, словно подмигнув ей, побежал к двери. Клавдию надо отправить подальше, иначе помешает.

– Иду, Клавдия Семеновна, – откликнулась Глафира и почти бегом приспустила к выходу из сада. Старые деревья смыкались за ее спиной, закрывая дом и давая пламени время, чтобы сделать свою работу.

Клавдия уже вошла в калитку. Тяжело дышала, схватившись за сердце. Одетая в темное платье ниже колен, она выглядела вестником апокалипсиса.

– Ташенька, девонька, деток твоих возвращают! – воскликнула она и сама засмеялась от радости. Хорошо все-таки быть гонцом, приносящим хорошие известия.

Глафира застыла как изваяние.

– Что? – одними губами переспросила она.

– Деток, говорю, твоих возвращают! Мне Галка из опеки позвонила, там все знают про тебя, ну и случай такой, четверо детей, то, се…

Клавдия подошла поближе и понизила голос, поднимая указательный палец и указывая им куда-то в безмятежно синее небо:

– Говорят, сама Анжела Петровна вмешалась, сказала вернуть. До нее добрые люди донесли. Ташенька, а что за запах такой? – Клавдия глубоко втянула воздух широким носом, в один миг сделавшись похожей на кабанчика, ищущего трюфеля. – Горит что-то? Ты не чувствуешь? Батюшки святые, так это же твой дом, Ташенька! Твой дом горит!

* * *

Вначале он почувствовал дым. Задолго до того, как увидел. Инстинкты дикого зверя толкнули в спину, заставляя перейти с шага на бег.

Дом полыхал словно олимпийский факел. Старое дерево быстро занялось и весело трещало, освещая заревом черничную темноту ночи.


Конечно же, он никуда не уехал. Просто не стал подбрасывать топливо в костер женской истерики, дал ей время успокоиться и прийти в себя, а себе – закончить операцию.

Они тщательно прочесали местность и не нашли Данилу. Хотя Марк был уверен, что тот где-то здесь. Он не уедет, пока отец не пойдет на поправку. По его просьбе Генриха Карловича продолжали держать в реанимации, хотя старик чувствовал себя бодро и вполне уже мог отправиться домой. Но врачи, по настоятельной рекомендации следователя по особо важным делам, сообщали всем, что состояние без изменений – стабильно тяжелое. Генрих – это то, что держит Данилу здесь и позволит Марку получить очередную звездочку в своей и без того звездной карьере.

Без Глафиры он не собирался уезжать, он это твердо решил, с того самого момента, как увидел ее в доме, разыгрывающей из себя слепую. Есть люди, предназначенные друг другу самой судьбой. И это они. В этом не было ни малейшего сомнения.

Ни с кем рядом он не чувствовал себя настолько мужчиной, как рядом с ней. Женщины, в большинстве своем, его раздражали. Кто глупостью, кто навязчивостью. Для себя он делил их на два типа: женщины-сквозняки и женщины-духота. Глафира не попадала ни под один из них. Она была похожа на весеннее солнце: греет, но не палит и дарит незаменимый для жизни витамин D.

Поэтому, конечно же, он вернулся. Едва почувствовав запах гари, припустил со всей мочи, а когда за поворотом увидел ее дом – остановился.

Картина была фантасмагоричной. В черноте ночи полыхал яркий столб пламени, а посреди бушующей стихии виднелась женская фигура, стоявшая на коленях и раскачивавшаяся из стороны в сторону.

Марк рванул что было сил. По мере приближения к дому он начал чувствовать жар огня – она же так сгорит, в самом деле! Выставив вперед руку для защиты, Марк пригнулся и, в несколько шагов преодолев расстояние до Глафиры, схватил ее. Но она не сопротивлялась, обмякнув в руках, словно тряпичная кукла. Марк забросил ее на плечо и, распрямившись, рванул подальше от места пожара.

Вой сирены разорвал тишину ночи и треск огня. Марк, отошедший от дома на безопасное расстояние, рухнул на землю, но удержал Глафиру, осторожно кладя ее на все еще зеленую траву. Ее лицо было мокрым от слез. Женщина продолжала рыдать. Надо же, а он и не услышал ее плача!