Джудит Крэнц - Я покорю Манхэттен

– Мэкси? Мэкси? – воскликнул он в изумлении.

Она перекатилась на спину и сквозь разметавшиеся по лицу волосы посмотрела ему прямо в удивленные глаза, засмеялась так, как умела смеяться только она, – глубоким, раскатистым и радостным смехом.

– Вряд ли ты кого-то еще ждал тут вместо меня, – ответила она на его вопрос, в то время как он, наклонившись над ней, жадно притянул к себе ее тело.

– Как говорили у нас в КВС[31], – задумчиво произнесла Инди Уэст, – ты, Мэкси, уже купила себе участок.

– Что это, собственно, значит? – встревожившись, спросила Мэкси.

Дело в том, что ее подруга Инди никогда, абсолютно никогда не ошибалась. Они стали закадычными подругами с первого дня знакомства, когда обе по обыкновению пытались улизнуть с урока физкультуры. И хотя ей было всего пятнадцать – на целых два года меньше, чем Мэкси, они сразу же оценили друг друга, а особенно обоюдное стремление расцвечивать правду, создавая свою собственную версию событий. Да, как-то поделилась Мэкси с подругой, иногда люди принимают их за врушек, хотя они всего-навсего пытаются произвести в жизни лишь кое-какие перестановки, что делает эту жизнь более захватывающей – и между прочим, для всех, так что стараются они, выходит, ради общего блага.

– Считай, что у тебя самолет разбился, вот что, – рассеянно ответила Инди, смотрясь в зеркало. – Знаешь, мне кажется, что я становлюсь довольно… хм… красивой.

– Что значит «становлюсь»? Когда это ты не была божественно прекрасной? Пожалуйста, не уходи от темы. Мы говорили обо мне.

Инди только что возвратилась из Саратоги, где во время летних каникул отдыхала вместе с родителями. Лили Эмбервилл с мальчиками и прислугой собиралась возвратиться к концу августа. Слава богу, наконец-то у Мэкси появился человек, с которым можно обсуждать Рокко, казавшегося к этому времени окончательно одурманенным, ослепленным, обвороженным – словом, полный ее пленник. После той, первой ночи в июле каждую свободную минуту они теперь были вместе – на работе и после работы. Рокко влюбился без памяти, по-настоящему. Он сам ей об этом сказал – а он, в отличие от Мэкси, никогда не говорил ничего, кроме правды. В угаре своей страсти Мэкси не понимала, почему Инди, обычно такая беззаботная, на сей раз пытается отыскивать изъяны в ее любовном романе.

– Семнадцать – не девятнадцать, Эмбервилл – не Адамс, – односложно отвечала Инди.

– Но у меня завтра день рождения. Так что не семнадцать, а восемнадцать. И потом, сколько бы мне ни было, я все равно остаюсь той же Мэкси, которую он любит, – возразила та.

– Ну это как сказать…

– То есть ты считаешь, что когда он увидит тебя, Инди, то его любовь ко мне сразу пройдет? Чепуха.

– Нет, совсем не это. И ты прекрасно все понимаешь. Из-за того, что мы теперь ходим с тобой в школу, относящуюся к так называемой «альтернативной форме обучения», еще не следует, что одна из нас идиотка, – жестко отчеканила Инди.

– О'кэй. Ну пусть мой отец богатый…

– Ха!

– Ладно, пусть один из самых богатых людей в Америке. Да, я не хожу в Вассар[32], а все еще в среднюю школу. По-твоему, что из-за каких-то там двух лет и отца, у которого денег вагон, я должна быть в касте прокаженных?

– Но ты ему соврала!

– Я и другим вру, ты знаешь.

– Хорошо, я тоже… Но ведь твой Рокко, ты говорила, никогда не лжет. Да он тебе больше верить не станет, вот и все. Как может уважающий себя трудяга вроде него, к тому же из консервативной итальянской семьи, привыкший ценить собственные ценности, крутить роман с подростком, чей отец – его босс, всемогущий Эмбервилл? Как он будет после этого выглядеть! И потом ты работаешь у него в отделе практиканткой. Подумай, как это повлияет на его карьеру? Он же помешан на своей работе. Скажи теперь, сможет он верить тебе или нет? Ты его заманила, беднягу, и, начнись ваш роман годом раньше, ему не миновать бы тюрьмы за растление малолетних. И еще остаются папочка и мамочка. Одному Богу известно, что они могут выкинуть, когда узнают!

Инди умела великолепно модулировать голос, меняя его оттенки, как звонарь меняет тональность звука. Не попасть под обаяние ее голоса не мог никто, в том числе и Мэкси, привыкшая, казалось, к чарам своей подруги.

– Уж лучше бы ты мне всего этого не говорила! – Она накрутила светлую прядь на указательный палец и в сердцах дернула ее. Несмотря на всю свою браваду, она и сама понимала, что в очередной раз загнала себя в угол, только на этот раз под ногами, похоже, нет пола.

– Но без тебя я пропала, Инди, – в отчаяние воскликнула Мэкси. – У меня страшная проблема. Через неделю приезжают мои – и со свободой придется проститься. Ведь Рокко я говорила, что они все еще в Европе. Если сказать, что они приехали, он тут же захочет познакомиться… Представления у него насчет этого дела самые дремучие.

– Неужели, – бесстрастно отозвалась Инди.

– Занятий в школе не будет еще три недели. Я скажу, что к этому времени они и вернутся, но ты должна меня пока прикрыть. Я буду им говорить, что я у тебя, когда буду с Рокко. А когда мне надо будет как-нибудь вечером появиться дома за ужином, то и Рокко придется сказать, что я у тебя.

– Но если он такой дремучий, то разве не захочет он быть представленным твоей лучшей подруге?

– Да… Тогда надо будет сказать, что у тебя… фобия. Что ты боишься выходить из дому. Агорафобия. Вещь вполне распространенная.

– Что ж, разве он не придет меня навестить? Ведь он такой отзывчивый!

– Ну тогда скажем так: ты боишься незнакомых. Это еще одна твоя фобия. Но позвонить тебе он может в любое время. И успокоить.

– Хорошо. С ним ясно. А папочка с мамочкой? Чем гы объяснишь, что мы вдруг стали так неразлучны?

– Скажу, что помогаю тебе нагнать в учебе, чтоб ты смогла перепрыгнуть через класс.

– Ты помогаешь мне?!

– Ну и что? Они знают, что я все могу, если только захочу. К тому же примерный поступок. А когда они позвонят тебе, чтоб со мной поговорить, ты уж чего-нибудь придумай насчет моего отсутствия.

Мэкси знала, что Инди по части выдумок куда изобретательнее, чем она сама, и, главное, ее словам верят.

– Получается, что я три недели должна сидеть дома у телефона, – проворчала Инди. – А когда занятия начнутся по правде? И у тебя будут домашние задания? Тебе ведь так легко не удастся ускользать из дома?

– Дай мне побыть с ним еще три недели. За это время я что-нибудь соображу.

– Правда от тебя никуда не уйдет.

– Пожалуйста, Инди, прошу… – в ужасе замахала руками Мэкси. – Как же ты не понимаешь… Это самое важное событие в моей жизни. И в прошлой, и в будущей… И надо, чтоб все получилось. А правда… умоляю: даже и не думай об этом слове! Уже слишком поздно, чтобы… сама знаешь чтобы что.

– Но учти, самое высшее, что может быть в отношениях с мужчиной, это: «Пусть между нами двумя всегда стоит правда», – с чувством продекламировала Инди.

– Перестань терзать меня, слышишь?

– Это не я сказала. Это Эмерсон[33]. Ралф Уолдо. Я его как раз читаю. Что поделаешь, если у меня такая каверзная память?

– А ты не можешь вспоминать это, когда ты одна?

– И еще он говорил: «Умерь свой пыл: пройдет сто лет – и будет все равно».

– Ты меня просто заводишь, Инди. Черт меня дернул выбрать себе в подруги такую язву!

– «Скользя по тонкому льду, все спасение – в скорости».

– Опять твой Эмерсон?

– Что, надоел?

– Нет, но от него на душе кошки скребут. – Агатово-зеленые глаза Мэкси от волнения широко распахнулись: казалось, теперь их бездонная глубина поглощает весь свет, еще оставшийся в комнате.

– Послушай, Мэкси, а это что, правда так здорово влюбиться и все такое? – с неожиданной робостью в голосе спросила Инди.

– Это, – торжественно изрекла Мэкси, – самое лучшее, что бывает на свете.

– Черт! Все время боялась, что ты именно так и ответишь! – не удержавшись, воскликнула Инди.

Только в начале октября правда наконец-то настигла Мэкси. Она потратила так много изворотливости, чтобы в очередной раз умудриться проскользнуть между двумя очередными выдумками, которые Инди и она не уставали изобретать, вовлекая в свой круг все новых и новых людей, что попросту забыла о том, что должно заботить любую нормальную женщину, предающуюся любви без всяких ограничений.

– Ты беременна уже по крайней мере месяц, а может, и два, – осторожно заметила Инди, после того как они вдвоем подсчитали количество недель, истекших после последних месячных. Расширенными от благоговейного ужаса глазами они молча глядели друг на друга. Пауза затягивалась: впервые за годы своей дружбы ни одна из них не решалась нарушить молчание. Неожиданно нижняя губа Мэкси, всегда подрагивавшая в преддверии очередного розыгрыша, начала расплываться, пока все ее нежное, ироничное лицо не озарилось широченной счастливой улыбкой.

– Здорово! – выдохнула она. – Это же чертовски, невероятно, баснословно здорово! Здо-ро-во!!!

Мэкси подпрыгнула, бросилась к Инди и, хотя та была на целый дюйм выше, приподняла ее и закружила по комнате.

– Здорово? – Инди, возмутившись, пробовала вырваться из объятий подруги. – Да отпусти ты меня в самом деле, идиотка чертова. Нашла чему радоваться.

– Пойми, у нас будет ребенок! Малыш, вылитый Рокко! Розовенький, пухленький – и с черными кудряшками! Скорей бы уж. Надо срочно учиться вязать. И пройти курсы «Что надо знать молодой матери». Хоть бы он завтра родился… Ну что, говорила же я, что все обязательно устроится? Сама видишь, так оно и есть. Да еще и удовольствий сколько! Прямо не верится, что мне могло привалить такое счастье!

– Сжалься над несчастной, Господи! – взмолилась Инди, падая без сил в кресло и уже ничего не понимая.

– И это все, что ты можешь мне сказать? Что с тобой стряслось? – изумилась Мэкси. – Я всегда думала, что удовольствия – это по твоей части.