Жила же я как-то до того, как мне на голову свалился Джинн. Выживу и сейчас. Я не одинока! У меня есть друзья, родители…

Родители!

Я едва дождалась, когда мы прилетим, и я попаду в аэропорт. Позвонила по «вайберу» маме.

— Привет. Мам, ты только не переживай… Я в Вене!

— Так ты и собиралась, — растерянно отозвалась она. — Только, я думала, это будет после окончания семестра.

Я не стала говорить, что меня Джинов вытурил из России, лишь сообщила:

— Зато будет время обжиться до начала занятия, — и тут же сменила тему: — Мам, у меня радостная новость. Мои работы заметили, и в одной очень престижной галерее столицы состоялась выставка-аукцион. Теперь я богата!

Я похлопала по сумочке, где лежала пачка денег от Джинова-старшего. Как сказал отец Кости, это «компенсация возможных неудобств», а на деле — откупные. Чтобы я не спорила и делала, как хочет богатый серьёзный дядя. Я и не спорила. Какой смысл сопротивляться, если Косте я всё равно не нужна?

Я смахнула слезу и с усилием улыбнулась (мама всегда чувствовала моё настроение без всяких там приложений, только по голосу):

— Мам, я могу вам прислать половину? Мне одной слишком много.

— Что ты, — испуганно отозвалась она. — Это же твоя первая зарплата! Её нужно потратить на себя. Купи себе чего-нибудь красивого, моя девочка! Я тебе ничего не могла позволить, приходилось изворачиваться… Так может, сейчас будешь выглядеть как куколка! И пришли мне фотографию.

Я промолчала. Мама всегда извинялась, что не могла одеть меня так же, как знакомые своих дочерей, но меня это никогда не беспокоило. Ну разве что один год, когда так хотелось, чтобы Джинов меня заметил.

— Хорошо, — согласилась я. — Пришлю фото и треть денег. Купи и ты себе чего-нибудь красивое, мам. Буду ждать твою фотку!

Пока она не успела возразить, я отключила вызов и, сделав селфи, отправила. Всё равно лучше, чем сейчас, я вряд ли когда-нибудь буду выглядеть. Алёна, знакомая Джинова, настоящая волшебница!

Затем перевела деньги с карты, которую Геров пополнил ещё вчера. Представив, как отреагирует мама, получив такую сумму, тихо рассмеялась. Ведь она будет думать, что у меня осталось в два раза больше. А мне, чтобы освоиться в Вене, хватит и денег, полученных за то, что я отказалась от любви.

Улыбка вновь растаяла, стало гадко, но я тряхнула волосам и налегке направилась к выходу. Солнышко палило так, что я мгновенно вспотела. Как же здесь жарко! Сняла пиджак Кости, в который куталась, будто в его объятия, а затем и свой.

— Мисс Лампова?

Я повернулась и при виде невысокого седовласого мужчины кивнула. Он протянул руку:

— Феликс Майер, ваш куратор. Мистер Джинов уведомил меня о вашем приезде и попросил встретить.

— Так мило с его стороны, — проворчала я и с улыбкой добавила: — Извините, что так рано. Я знаю, что занятия начнутся ещё не скоро.

— Мистер Джинов всё объяснил, — уверил меня Феликс, не раскрывая это «всё», хотя я сама бы не отказалась послушать, что придумал миллиардер. — И я согласился с его щедрым предложением.

«И этого купил», — простонала я про себя.

— Мне нравится, пусть и рискованно начинать сразу с выставки. Но… — он взял мою руку и слегка пожал: — Вы же наша новая русская звезда! Ваши работы прилетят грузовым самолётом, и сразу приступим к работе.

— Работы, — прошептала я, пытаясь сообразить, о чём речь. — Вы о проданных картинах? Но как же их владельцы?

— Так вы не знаете? — несказанно удивился Феликс. — Мистер Джинов оплатил коллекционерам их аренду. Очень щедро, не правда ли?

— Даже слишком, — проворчала я. — Похоже, я обошлась отцу Кости весьма недёшево.

— Жаль, что владелец «Заката над зоопарком» отказался, — печально вздохнул Феликс. — Я хотел полюбоваться этой вашей работой воочию.

Мне было всё равно, кто купил порванную и склеенную картину. Она как моё сердце, — казалась целой, но была истёрзана и никогда не станет целой.

Глава 41. Константин

Что ощущает блудный сын по возращении домой? Что чувствует ягнёнок на заклании?

Наверное, я сейчас варился в смеси этих эмоций. Пока сверкающий лифт с мягким кожаным диваном поднимался на сто второй этаж, где и находился кабинет директора и по совместительству моего отца, я взмок. И дело не в новеньком костюме из шерсти тонкой выделки, и не в нагрянувшей июньской жаре.

Я собирался ещё раз отстаивать своё право на свободу.

— Почему ты так себя ведёшь? — спросил меня обычно молчаливый Глеб. — Раньше ты бы или сдался и поступил, как требует босс, или же сбежал и затусил где-нибудь на Карибах, игнорируя звонки и сообщения. Но ты каждый раз приходишь сюда по первому требованию и отказываешь отцу. Это поведение тебе абсолютно не свойственно.

— Было несвойственно, — сухо возразил я и подобрался, как тореадор перед встречей с быком. — Всё изменилось.

— Ты изменился, — подытожил секретарь отца и вздохнул: — Но что теперь? Ждёшь, что изменится твой папа?

— Ему придётся, — кивнул я. — Я не отступлю.

Глеб сдержанно улыбнулся. Двери разъехались, и я вышел в шумный офисный коридор. Как всегда, здесь царила суматоха. Люди совещались, перемещались со скоростью болидов, трясли бумагами, доказывали что-то важное сослуживцам.

Мне никогда не нравилась эта суета. Всё казалось наигранным, как в уличной итальянской опере. Слишком шумно, слишком эмоционально. Чересчур театрально.

— Нет, — сказал я сразу же, как только вошёл в кабинет отца.

Сидящие за круглым столом люди повернулись, как по команде, и уставились на меня с изумлением. Я застыл на минуту, не ожидая, что буду не один. Обычно отец на наших встречах не позволял даже Глебу находиться, так как почти всегда они заканчивались криком. А орущий босс — плохой имидж для компании.

— И тебе доброе утро, — хмыкнул отец. На людях он всегда держался холодно и сдержанно. — Позвольте вам представить. Джинов Константин Максимилианович, мой сын и гениальный разработчик мобильных приложений.

Нависла тишина. Я на миг даже забыл как это — уметь дышать. Впервые за… Да вообще впервые я услышал из уст отца почти похвалу. Нет, чёрт побери! Это была настоящая похвала. Признание!

Смущало лишь то, что признавать, собственно, было нечего. Два с половиной приложения, которые я делал за просто так (ну или за еду, как у Семёна), нельзя назвать отличным послужным списком гения.

— Так сказала мне одна весьма известная среди творческой элиты натура, — с едва заметной ухмылкой добавил отец, и я шумно вдохнул, понимая, что это была лишь издёвка. Папа вспомнил слова Валерии. Но тут он огорошил: — Я решил прислушаться. Вместо того чтобы бодаться с тобой из-за полученного, но никому не нужно диплома, хочу передать под твоё начало команду по разработке приложений для мобильных телефонов. Моя компания решила идти в ногу со временем, поэтому жду от вас интересных идей и новаторских решений по данному вопросу.

Я растерянно переводил взгляд с одного «члена команды» на другого… И что мне с этим «подарком» делать?!

— Что скажешь? — полюбопытствовал отец.

Я неопределённо пожал плечами, действительно не зная, что ответить. Шёл сюда, чтобы сражаться за свою свободу, не убегая, как раньше. А когда неожиданно победил, то вдруг понял, что понятия не имею, за что я боролся. Всегда был «против»…

Но Лампова считала, что у меня талант. Лера была в этом так уверена, что заявила моему отцу это в глаза. Зная по себе, как это непросто, я был горд своей заразой. Но вот её вера порой была слепа. Например, её соседка Катя. Я не мог понять, как можно не замечать откровенных пакостей, как можно прощать удары в спину, как можно не сомневаться в том, кто уже не раз предал?

Так может, и слова о том, что я гений, лишь самообман влюблённой девушки?

Ведь насчёт её соседки я оказался прав. Раскрыл глаза Ламповой на так называемую «подружку». Неприятно кольнула мысль, что именно Катя отозвалась на призыв в трудный момент. Даже попросила того, с кем только что поссорилась, лишь бы помочь мне догнать Валерию, поговорить с ней.

Может, вера Ламповой не так и слепа? Может, Валерия видит в окружающих даже то, что они сами не могут? И постепенно люди и сами начинают верить в свои хорошие стороны и поступать правильно.

Я никогда никому бы не признался, но принимать это решение было до чёртиков страшно. Сейчас, стоя под перекрёстным огнём выжидающих взглядов, ощущал себя так, будто замер на краю пропасти. Я так долго поднимался, сражался с собой и со стихией, чтобы оказаться наверху. Чтобы ощутить свободный полёт.

Свободу в квинтэссенции!

Но, когда остался один, — последний! — шаг в пустоту, внутри всё сжалось от ужаса. И множество «если» атаковали волю к победе. Будто ледяной ветер в лицо, они сбивали меня с ног, заваливали назад. И лишь страховочный трос не давал потерять себя.

Её вера в меня.

И я сделал этот шаг.

— Согласен!

— Вот и отлично, — мне показалось, или отец ухмыльнулся? Он опустил ресницы, пряча взгляд, подхватил со стола папку и протянул мне: — Вот уставные документы. Я позволил себе придумать название. Надеюсь, тебе понравится. А теперь можете пойти в зал переговоров, там сейчас никого, и обсудить план и принципы работы. До свидания.

Люди один за другим поднимались и, неловко прощаясь, гуськом потекли к выходу. Было заметно, что встреча подобного уровня для каждого в новинку. В основном это были вчерашние студенты. На отца смотрели, как на Билла Гейтса, на меня — как на его заместителя, и ощутил себя увереннее. Да, с небольшой командой я определённо справлюсь!

Принятое решение освободило меня от страха, и тут же одолело любопытство. Открыв папку, я прочитал название и хохотнул:

— Это шутка?