— И ты была в парикмахерской. Миа тоже вчера в парикмахерскую ходила. — Тут подоспел виски, и Оле сделал два небольших глотка. — Как думаешь, сколько ему лет?

— Джо?

— Нет, любовнику Миа. Как он выглядел?

— Я бы сказала, лет сорок пять — пятьдесят.

— Старая развалина. Наверное, переживает с Миа свой кризис среднего возраста. А сколько лет Джо?

— Тридцать пять, — снова соврала я. Ровно столько таблеток снотворного ждали меня наверху в номере. И они наверняка уже задавались вопросом, где, черт возьми, я пропадаю.

— Ну и куда запропастился этот парень? — спросил Оле. — Он мог бы, по крайней мере, позвонить и предупредить, что задержится.

— Я оставила свой сотовый наверху в номере, — пробубнила я. — Пойду, принесу.

Оле ошарашено на меня уставился:

— Ты сняла здесь номер?

— Нуда.

— Но зачем? Ты ведь можешь пойти с Джо к себе домой. Или… о нет, только не говори, что у вас тоже тайный роман, о котором никто не должен знать.

— Чепуха! Ведь вы же все об этом романе

— Он женат, да?

— Нет! — сказала я. — Нет-нет!

Оле замолчал, но молчание это было каким-то сочувственным. Пианист снова заиграл «Когда время пройдет». Может, он больше ничего играть не умел. Мне жутко захотелось выбраться отсюда.

— Хотите еще бокал шампанского? — предложил официант.

— Нет, спасибо… хотя ладно, давайте. — Я вздохнула. Не могла же я так просто пойти наверх и убить себя, когда Оле страдал от серьезной жизненной проблемы. Я должна была, по крайней мере, убедиться, что он целым и невредимым добрался до дому и тоже с собой чего-нибудь не сделал. — Ты собираешься сидеть здесь всю ночь и ждать Миа?

— Не знаю, — ответил Оле.

— По-моему, это не очень хорошая идея.

— Тогда предложи что-нибудь получше, — произнес он.

— Лучше тебе поехать домой и гам спокойно подумать.

— Интересно о чем? О том, какой я идиот?

— Ну, например.

Оле заказал еще виски.

— Но мне здесь нравится, — сообщил он.

Ну, все, хватит. Я уже довольно выслушала.

Перед мысленным взором проплыли мои предсмертные письма так, как работает сортировочная машина для писем на почте, когда распределяет письма по индексу. Что я до сих пор делаю здесь, внизу? Я что, совсем лишилась разума?

— Я пойду, — решительно заявила я.

— Куда? — Оле бросил на меня испуганный взгляд.

— В свой номер. Я позвоню Джо.

— Нет, Герри, останься со мной, пожалуйста!

— Нет.

— Да-да, я понимаю. Конечно, нет. Прости. — Оле взглянул на часы. — Просто я думаю, он вообще уже не придет. Этот женатый подлец тебя обманул.

— Может быть, — произнесла я. — Поэтому я и хочу позвонить.

— Значит, он все-таки женат! Я так и знал. Вот подлец. Изменяет своей жене, а тебя просто использует. Такая женщина, как ты… опустилась до положения любовницы. А потом он еще и не приходит вовремя. — Оле нагнулся над стойкой. — Эй, вы, — обратился он к официанту, — можете себе представить? Этот подонок ее обманул.

— Да нет же! — Я соскользнула со стула. — Вы не могли бы записать шампанское на мой счет? Номер 324.

Официант кивнул.

— Нет-нет, — сказал Оле. — Я заплачу.

— Возьми такси и поезжай домой, Оле.

— Ты так хорошо ко мне относишься, — расчувствовался Оле. — Ты, без всякого сомнения, самый милый человек из всех, кого я знаю. И красивая, и умная, и с чувством юмора. Ты чересчур хороша для этого Джо.

— Слишком поздно. — Я чмокнула его в щеку, чтобы в последний раз вдохнуть запах зубного врача. И чуть не расплакалась. Но теперь мне действительно необходимо было проявить твердость. — Пока, Оле. Вот увидишь, все будет хорошо. И, надеюсь, тебе в голову не придут всякие там глупости.

— Нет-нет, не волнуйся, Герри. Я позвоню тебе, когда снова смогу мыслить ясно.

Я закусила нижнюю губу и, спотыкаясь, побрела к двери.

— Я буду здесь на случай, если тебе понадоблюсь, — крикнул Оле мне вслед.

Дорогая фрау Колер!


Да-да, вы уже много лет предлагаете мне называть вас тетя Анна-Мари. Но у меня столько настоящих тетушек, что я до сих пор не могу пойти на подобную фамильярность. К тому же мне известно, что с тех пор, как я отказалась идти с Клаусом на выпускной бал, вы меня терпеть не можете.

Хочу прояснить здесь раз и навсегда старое недоразумение: «я так неожиданно передумала» НЕ для того, чтобы оставить бедного Клауса без пары. Наоборот, я очень ясно и не один раз давала понять своей маме и Клаусу, что лучше съем фунт живых слизней, чем пойду с этим парнем на выпускной бал, потому что:

1) когда он танцует, он всегда оттопыривает зад как утка, справляющая нужду;

2) воняет так, как будто пару лет не мылся;

3) во время перерыва между танцами ковыряет в носу и выдавливает себе прыщи на шее;

4) несмотря на все это, считает себя неотразимым.

Тут нужно отдать вам должное — именно это я называю отличной воспитательной работой.

Вероятно, именно из-за своей самоуверенности Клаус в день выпускного бала заявился к нам с букетом цветов. Одновременно с ним пришел Георг Штауб, у которого в руках тоже был букет (на всякий случай и для вашего успокоения говорю: хотя от Георга Штауба всегда хорошо пахло, во время румбы он постоянно сбивался со счета, а во время танго планомерно оттаптывал мне ноги).

Неправда, что я открыла дверь и начала смеяться. И я не кричала: «Ха-ха, Клаус, вот теперь ты по- настоящему сел в лужу, дурень!»

На самом деле я испытала сильнейшее в своей жизни потрясение, когда увидела двух парней с букетами цветов у своей двери. Клаус полностью проигнорировал Георга и его букет. Он спокойно поковырял в носу и спросил: «Ты готова, Герри?»

Как будто я могла быть готова! Особенно учитывая мое нервное состояние.

«Но, Клаус, я же сказала, что не хочу с тобой идти», — произнесла я, а Клаус ответил: «Но я думал, что ты это несерьезно. Так ты идешь?»

Ну и что мне было делать? Ведь, в конце концов, я должна была уже подумать и о Георге. Было бы просто несправедливо, если бы Георгу или мне пришлось расплачиваться за невежество Клауса, правда?

Моя мама попыталась еще подкупить Георга и дать ему полтинник, чтобы он уехал обратно домой. Но родители Георга уже ждали внизу в машине, чтобы отвезти нас на выпускной. И на моем лице не было никакой издевательской ухмылки, когда я садилась в эту машину, как все время рассказывают. Я была очень подавлена.

И я не показывала Клаусу средний палец!

Ведь все закончилось хорошо. Ханна Козловски, которая так внезапно меня заменила, стала настоящим подарком вашей семье и самому Клаусу, и это, несомненно, было в ваших же интересах. Я слышала, что Ханна великолепно смотрелась в своем бежевом брючном костюме и прекрасно влилась в вашу компанию, играющую в бридж. И с деловой хваткой у нее все в порядке: она не взяла полтинник, который моя мамапредложила ей, чтобы спасти честь Клауса, а сторговалась на сотне.


Еще раз всего вам наилучшего, ваша Герри Талер.

Р.S. К этому письму я прилагаю экземпляр своей книги «Ночная медсестра Клаудия под подозрением». Юлиана Марк — один из моих псевдонимов. Я очень горжусь тем, что я успешный автор любовных романов, а не владелица жалкого машинописного бюро.

8

В номере я сразу же сбросила туфли и плюхнулась на кровать. Моя концепция пошатнулась.

До сих пор я исходила из убеждения, что среди моих знакомых нет никого, кому сейчас хуже, чем мне. Однако я вынуждена была признать, что Оле очень несчастен. Конечно, неприятно узнать, что твоя жена тебе изменяет, что тебя предал любимый человек.

С другой стороны, все же лучше, когда у тебя что-то было, и ты это что-то потерял, чем когда у тебя этого никогда не было. Правда? И потом, сегодня он, возможно, и чувствовал себя более паршиво, чем я, но у него проблемы на личном фронте начались всего пару дней назад, в то время как, я всю сознательную жизнь пребывала в состоянии депрессии с невротическим компонентом, что гораздо хуже.

Даже если Оле разведется, к нему выстроится целая очередь из женщин, готовых броситься на шею симпатичному блондину-дантисту. А ко мне кто встанет в очередь? И потом, это мое право — завершить жизнь, пока она не стала еще хуже.

Я снова натянула туфли и причесалась. Макияж был все еще в полном порядке, только помаду пришлось слегка освежить. Сейчас без двадцати девять, если все пойдет хорошо, самое позднее в одиннадцать я уже крепко засну. Навечно.

«Она напоминала свежую розу, которую никто не сорвал и чьим ароматом никто не хотел насладиться. А теперь она завянет за одну ночь, и все ее кроваво-красные лепестки развеет ветер».

По какому-то странному стечению обстоятельств именно в этот момент нижний зуб слева вдруг заявил о себе ноющей болью. Я пощупала его языком. Нет-нет, этого просто не может быть: Оле только в прошлом году поставил на этот зуб новую пломбу. Боль прекратилась. Ну вот!

Я радостно уселась перед столиком с разложенными таблетками и выпила водку из маленького стакана и воду из большого.

— Твое здоровье, — подмигнула я своему отражению в зеркале. Отражение в ответ окинуло меня довольно скептическим взглядом.

— Да ладно, — попыталась я его уговорить. — Не сердись. Мы же все тщательно обдумали. По-другому никак. Будет только хуже, неделя за неделей, год за годом.

Отражение в зеркале продолжало недоверчиво глядеть на меня.

— Ни работы, ни мужа, ни дома, ни детей, — взялась я за свое. — А если все прочитали адресованные им письма, то мы к тому же растеряли всех наших друзей. Обратного пути нет. Одинокая невротичка, страдающая депрессией, старая и вся в морщинах — ты хочешь такой стать?