— Да нет, я… А, ладно, это долгая история.

— Тогда не рассказывай мне ее. — В тот вечер, помню, я собиралась произнести одну из классических фраз вроде: «Не хочешь зайти ко мне на чашечку кофе?» Вместо этого я пробубнила: «О, как замечательно. Я очень за тебя рада» и «Конечно же, мы останемся друзьями». Это был жуткий момент.

— Да нет, я расскажу, — упорствовал Оле. — Это должно когда-нибудь выйти наружу. Как ты думаешь, почему мы так торопились со свадьбой, а?

— Потому что… О! Потому что Миа думала, что она беременна? — осенило меня. Это же меняло все дело, теперь мой взгляд на ситуацию стал кардинально иным.

— Точно. Ну, так она, по крайней мере, утверждала. Но потом выяснилось, что все- таки нет. — Оле откинул со лба светлые пряди волос. — И, честно говоря, я обрадовался, потому, что не имел уверенности, что ребенок от меня. Ведь до этого мы с ней порвали, потому что Миа влюбилась в другого. В этом вся она, Миа. Вечно у нее все временно. Я сниму ботинки, ладно?

Я отрицательно покачала головой:

— Я все еще хочу, чтобы ты ушел. Я устала. — И это была правда. Я смертельно устала. Проклятые таблетки! Не могли же они подействовать так быстро!

— Это так на тебя похоже. — Оле снял ботинки и одарил меня нежным взглядом. — Ты считаешь, что это аморально. И ты не хочешь, чтобы я совершил что-то аморальное. Ты такая милая. Такая порядочная. В отличие от Миа. Настоящее сокровище. Я и, правда, могу начистить этому Джо рожу.

— А я могу начистить рожу тебе, — огрызнулась я, но Оле этого не слышал.

— Знаешь что? Я сейчас приму душ, а потом мы сможем уютно устроиться в постели и поговорить о том, какой ты замечательный человек. — Он начал стягивать с себя одежду. — Глупо, что у меня с собой нет зубной щетки. С другой стороны, я же не мог всего предвидеть, правда?

Я безропотно наблюдала за тем, как Оле, нелепо размахивая руками, разделся, бросил вещи на стул, а потом совершенно голый повернулся ко мне и спросил:

— А можно воспользоваться твоей зубной пастой?

— В косметичке, — произнесла я, отведя взгляд. — Но не вздумай трогать мою зубную щетку.

— Не волнуйся, я почищу зубы пальцем, сопунчик.

Оле, шатаясь, прошлепал в ванную.

Как только он закрыл за собой дверь, я оживилась, сделала глубокий вдох, активизировав оставшиеся во мне силы, присела, собрала с пола все валявшиеся там таблетки и швырнула их к другим в ящик тумбочки, рядом с Библией. Я пересчитала таблетки: тридцать одна. Две я проглотила, где еще две? Одна закатилась под шкаф, а одна пропала бесследно — сколько я ее ни искала, найти не смогла. Я выругалась про себя. Эти таблетки — самое ценное, что у меня есть, это мой билет на тот свет. А теперь я никак не могу их проглотить. Оле заметит, что со мной что-то не так, и тогда меня ждут промывание желудка и одиночная камера в психушке. Что же мне делать?

А если я сейчас возьму себя в руки, все сложу и свалю, пока Оле не вышел из ванной? Закину таблетки в сумочку, надену туфли и рвану к лифту? Я могла бы взять такси до другого отеля и там совершенно спокойно…

Не успела я додумать мысль, как Оле с повязанным вокруг бедер полотенцем прошлепал из ванной мимо меня.

— Надо же. От такого душа я почти протрезвел.

— Дорогой Оле, если ты протрезвел, тогда будь так любезен, возьми такси и поезжай домой, — произнесла я и снова зевнула. Все мое тело словно налилось свинцом. Но это ощущение тяжести было довольно приятным. Напряжение, которое я много недель чувствовала в шее где-то в области затылка, наконец отступило.

— Ну, я не настолько трезвый. Думаю, что еще не скоро у меня будут два промилле. К тому же моя идея просто супер. У Миа глаза на лоб вылезут. И твоему Джо это будет хорошим уроком.

— Слушай, Оле, не строй из себя идиота, при чем здесь Джо? Ну как ты не понимаешь, что он об этом вообще ничего не узнает? А Миа, скорее всего, наймет киллера, чтобы он убил меня из-за угла, — об этом ты подумал? И о том, что я этого совсем не хочу!

— Подумал! Но неужели мне хоть раз нельзя повести себя эгоистично? Такая возможность бывает раз в жизни, ее нельзя упускать! Миа тебе ничего не сделает. Если она и наймет киллера, то закажет ему меня. А тебе нужно только притвориться, что между нами что-то есть.

— Вот еще!

— Пожалуйста, Герри, ну сделай это для меня, — умоляющим тоном попросил Оле и налил себе водки. — Я всю жизнь буду лечить тебе зубы бесплатно. Ставить лучшие пломбы. Кстати, сопунчик, у тебя очень хорошие, ухоженные зубы. Я тебе когда-нибудь об этом говорил?

— Да, на последнем профилактическом осмотре. И не называй меня сопунчиком.

— Извини, сопунчик. Я говорю так только потому, что пьяный. И потому, что я всегда хотел тебе это сказать.

У меня вдруг ослабли колени, но ощущение нельзя назвать неприятным. Казалось, до этого они были сильно напряжены, а теперь вдруг расслабились. Я плюхнулась на кровать.

— Ты ведь выпила всего два бокала шампанского, — сказал Оле. — Ты самая трезвая из нас. И должна будешь призвать меня к порядку, если в голову мне придут какие-нибудь неприличные мысли. Я на тебя надеюсь.

— Но я слишком устала для того, чтобы мне самой в голову пришли неприличные мысли. — Я откинулась на кровати. А розовые действуют быстро.

— Что? Эй, ты же не собираешься спать! Ночь еще только начинается. Сейчас всего половина десятого. Как насчет романтического вечера?

Я сбросила туфли, расстегнула молнию на платье и лежа, как змея, вылезла из него.

— Ты не повесишь его на стул? — спросила я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не закрыть глаза. — Оно стоит четыреста тридцать евро.

Оле схватил платье и повесил его на стоящий за его спиной стул.

— Слушай, Герри, если ты собираешься продолжать раздеваться, я, со своей стороны, не могу ничего гарантировать, — произнес он.

— Еще лифчик, пожалуйста — протянула я, чувствуя, что глаза уже закрываются. — А то я вздохнуть не могу.

— Я тоже, — пробормотал Оле. — О боже!

Открыть глаза еще раз мне не удалось.

— Я сейчас немного посплю. — Слова давались мне с трудом. — Хочу, чтобы ты в это время вел себя прилично, это понятно?

— Ну, тогда прикройся, — произнес Оле. — Я ведь всего лишь человек.

Я натянула на себя одеяло. Господи, какая же это была удобная кровать! От подушек исходил аромат свежести, который бывает, когда наволочки только что выстирали и погладили. Когда еще в жизни удастся поспать на глаженом постельном белье?

— Там была шоколадка, ты ее раздавишь, — проговорил Оле.

— Выключи свет, сопунчик, — попросила я.

— Ладно, я тоже сейчас ложусь, — сообщил мне Оле. — Только еще стакан водки выпью, чтобы уж точно на тебя не наброситься.

Я хотела еще что-то сказать, но не успела, потому что провалилась в чудный сон.

Дорогая двоюродная бабушка Хульда!


Я Герри, младшая дочь племянницы Доротеи, ну, знаешь, та единственная, которая не блондинка и у которой на совести мейсенский фарфор.

Из всех двоюродных бабушек ты у меня самая любимая. Честно говоря, ты также единственная, кого я могу отличить от других моих бабушек. Может быть, потому, что ты не завиваешь свои седые волосы и не укладываешь их в стандартную прическу. И до сих пор пользуешься помадой и тушью, хотя тебе уже за восемьдесят. А еще потому что, когда ты смеешься, у твоих глаз собираются симпатичные морщинки, и потому что ты куришь сигариллы с золотым фильтром. Потому что ты с большим удовольствием говоришь об интересных вещах, а не изливаешь бесконечный поток жалоб на разные болячки. И потому что ты отпускаешь меткие остроты в адрес дяди Густава и кузена Гарри. А может быть, еще и потому, что с тобой рядом нет дряхлого двоюродного дедушки, который использует любую возможность, чтобы хлопнуть по попе всех женщин младше пятидесяти.

Почему ты никогда не была замужем, бабушка Хульда?

«Останешься в старости одна, как тетя Хульда» — это привычная в нашей семье присказка. Мне ее точно говорили не меньше тысячи раз. Например, когда я в первом классе столкнула в крапиву Клеменса Дидериха, потому что он хотел меня поцеловать, хотя перед этим съел бутерброд с тунцом. И, конечно же, когда я с Клаусом Колером не… не важно, в общем. С тех пор как мне исполнилось тридцать, я чуть не каждый день слышу: «Останешься в старости одна, как тетя Хульда».

Ну ладно! Можешь не сомневаться, что я бы не стала убивать себя, если бы точно знала, что в старости буду такой же, как ты, — богатой теткой, на щеках которой образуются симпатичные складки от широкой улыбки. Бьюсь об заклад, мужчины всю жизнь штабелями укладывались к твоим ногам. Также бьюсь об заклад, что ты не могла удержаться от волнующих романов. Все эти дивные платья и шляпки, огромная вилла и восхитительные путешествия на Лазурный берег, в Индию и Нью-Йорк! Наверное, при таких обстоятельствах было не так уж и трудно отказаться от мысли завести детей. Я бы тоже хотела такую жизнь. (А правда, что у тебя был сифилис, или это всего лишь семейный слух вроде того, что я лесбиянка?)

Но времена изменились, бабушка Хульда. Сегодня люди уже не могут выбирать между всем и ничем, между деньгами и любовью, между детьми и роскошными вещами, между мускулами и мозгами, между приключениями и приличиями — в наше время выбор есть только между Клаусом Колером и такими, как otboyniymolotok З1, между навозной кучей и удобрениями, между адом и чистилищем. А промежуточных вариантов не существует.

Поэтому я не хочу жить дальше. А еще потому, что у меня депрессия с невротическим компонентом и я не собираюсь принимать лекарства, от которых выпадают волосы.

А еще потому, что я верю в любовь, бабушка Хульда! Я твердо в нее верю.

Как ты знаешь, моя мама тоже нацелилась на твое наследство, как и все твои сестры, кузины и кузены. Поэтому она всегда просила нас, чтобы мы посылали тебе открытки из тех мест, куда уезжали на отдых, дарили тебе на Рождество многочисленные ненужные сувениры собственного изготовления и расточали тебе благодарности за колготки, которые ты всегда дарила нам на день рождения. Мы должны были произвести на тебя очень приятное впечатление, поэтому мне нельзя было говорить тебе, чем я на самом деле занимаюсь. Но знаешь что? Я горжусь своей профессией. У меня нет никакого «маленького машинописного бюро» — я пишу любовные романы. Никто из членов моей семьи еще ни разу не потрудился хоть один из них прочесть. Если им верить, все они читают Кафку и Томаса Манна. Но, может быть, тебе мои книги понравятся. К письму прилагаю копии романов «Первый поцелуй Софии» и «Медсестра Ангела из детского отделения», напечатанные крупным шрифтом, который ты сможешь прочитать даже без очков.