— Ладно, только недолго, бабушка Элсбет еще не звонила. Я не знаю, за что, но я должна буду срочно перед ней извиниться.

Перед своей мамой я тоже извинилась.

— Мне очень жаль, мама, — произнесла я, когда мы не смогли больше никого вспомнить, кто еще не позвонил.

— Со мной у тебя этот номер так просто не пройдет, — заявила мама. — Ты должна думать, прежде чем что-то делать.

— А если бы я сейчас была мертва? — спросила я.

— Было бы не лучше, — сказала мама.

Мда, спасибо и на этом.

Перед тем как уйти, я поискала папу и нашла его в саду. Он высаживал цукини на грядку.

— Папа! Ты тоже больше со мной не разговариваешь?

— А о чем ты хочешь поговорить, дочка? — Его лицо все еще сохраняло прежнее каменное выражение. — Приятного мало, ты согласна?

— Я никому не хотела причинить боль.

— Это просто смешно! — неожиданно закричал он на меня. — Как это ты хотела лишить себя жизни, никому при этом не причинив боли?

— Я думала, вас это не заденет так сильно… — Глупо, но по щекам у меня опять заструились слезы. — В последнее время дела у меня шли неважно, папа. Не только вы по-другому представляли себе мою жизнь — я тоже никогда не думала, что получится вот так! И потом, у меня есть определенная склонность к неврозу, и… хотя я боролась и пахала, как вол… в конце концов, у меня остался только один выход.

— Не всегда в жизни у нас все получается так, как мы себе представляли. — На лбу у папы вздулась вена, которая появлялась там, только когда он проигрывал в теннис. — Я тоже себе и представить не мог, что моя младшая дочь когда-нибудь попытается лишить себя жизни.

— Как я уже сказала, я никому не хотела причинить боль, — откликнулась я.

Мой отец сжал губы.

— По правде говоря, я ни по кому из вас скучать бы не стала! — вдруг выпалила я. А, ну вот, опять мое склочное подсознание себя проявило. — Все равно, что я ни сделай, вам все не так. Вы же стыдитесь моего цвета волос и моей профессии, вы стыдитесь того, что я все еще не нашла себе мужа. Я знаю, что вообще-то должна была родиться мальчиком. Вы четыре раза хотели сына, а получали «всего лишь» дочку. С каждым разом ваше разочарование становилось все больше. Но ведь никто не получает именно такую жизнь, какую хочет, правда? Человек должен довольствоваться тем, что у него есть.

Меня охватила такая ярость, что я даже перестала плакать. А мой отец, очевидно, был так поражен, что не смог ничего возразить.

— Ну, по крайней мере, теперь у тебя есть внуки, — добавила я, развернулась и ушла.

— Смотри, кто здесь у нас, — сказала Чарли, открывая мне входную дверь.

Этим кем-то оказался Оле.

Он смотрел на меня очень серьезно, насупив брови, так что они сходились на переносице. Никогда прежде я не видела, чтобы у него был такой взгляд. Обычно он смотрел на меня, словно я была младенцем Иисусом — никак не меньше: широко раскрытыми блестящими голубыми глазами.

Да ладно, чего уж там! Он был не единственным, кто одарил меня сегодня мрачным взглядом. К этому вполне можно привыкнуть.

— Нам нужно поговорить, — произнес Оле.

— Я ни с кем не хочу разговаривать. — Я обошла его и поплелась к Чарлиной комнате для репетиций. Мне жутко хотелось громко и от души поплакать в окружении коробок из-под яиц. К тому же выглядела я не ахти как. Волосы у меня были немытые, макияжа на лице нет (хотя это как раз было весьма кстати — я собиралась рыдать, так что все равно косметика бы стерлась), и на мне была надета футболка с красноречивой надписью «Fuck yourself», которую мне любезно одолжила Чарли.

— Она только вернулась от родителей, — пояснила Чарли. — Что, очень паршиво все было, да, Герри? А, мышонок?

Сама того не желая, я начала плакать прежде, чем успела дойти до дверей своей комнаты.

— Вот клуша, твоя мать! — возмутилась Чарли. — Вместо того чтобы радоваться, что ты еще жива, и задаваться вопросом, зачем ты это сделала…

— Зачем ты это сделала, Герри? — спросил Оле.

— Но я, же этого не сделала, — всхлипнула я. — В этом вся моя проблема.

— Так ты сняла номер в этом отеле только потому, что хотела свести счеты с жизнью?

— Оставь меня в покое, Оле. — Я попыталась закрыть обшитую коробками из-под яиц дверь. — У тебя своих проблем хватает, и мы в них не лезем.

Оле поставил ногу в дверной проем:

— Я просто хотел выяснить пару вещей.

— Нечего тут выяснять. Ты просто оказался не в том месте и не в то время.

— В нужном месте в нужное время, — поправила меня Чарли. — Если бы не Оле, тебя бы уже сегодня не было в живых.

— Да, и как бы это было хорошо, — сказала я.

Чарли положила руку Оле на плечо:

— Ей нужно еще пару дней, чтобы оклематься. Тебе лучше уйти.

— Да, сейчас. У меня всего пара вопросов. Что с Джо?

Я ничего не ответила, только сильнее прижала дверью ботинок Оле.

— Ты сделала это из-за него? — спросил Оле.

— Ах, Оле! Джо всего лишь выдумка, фантом, — ответила я.

— Что?

— Акрополь!

— А?

— Акроним, — поправилась я. — Ну откуда мне знать, как это называется правильно?!

— Аноним, — предложила Чарли свой вариант. — Псевдоним. Метафора.

Оле наморщил лоб:

— Все равно не понимаю.

— Я придумала Джо, — созналась я. — Сочинила себе рандеву, и мне это понравилось. Рандеву со смертью. Как в фильме с Брэдом Питтом.

— «Знакомьтесь, Джо Блэк», — догадалась Чарли. — Где смерти было скучно. До любовной сцены.

— То есть нет вообще никакого Джо? — спросил Оле.

— Ну почему же, наверное, есть где-то, — раздраженно откликнулась я. — Но лично я ни с одним не знакома. А теперь иди домой, Оле. Я хочу побыть одна.

Но Оле упрямо не убирал ботинок из дверного проема. Это был качественный, дорогой итальянский ботинок ручной работы, и он наверняка страдал от дурного обращения.

— Где ты взяла таблетки?

— Подарили, — ответила я, с силой наступив Оле на ногу. Тот и глазом не моргнул.

— Зачем ты пришла в бар? Что тебе там понадобилось?

— Хотела выпить последний бокал шампанского, — зачем-то призналась я. — Да, я знаю, это была большая глупость. Но назад уже ничего не воротишь. А теперь, пожалуйста, иди!

— Невероятно! Только представлю себе, что я мог действительно просто взять такси и уехать домой…

— Ты спас Герри жизнь, — с теплотой в голосе проговорила Чарли.

— Да, — произнес Оле и слабо усмехнулся. — Как-то спас. Но если бы я тогда заметил, что что-то не так, я по крайней мере мог бы теперь собой гордиться.

— Я всегда буду тебе за это благодарна. — Чарли поцеловала его в щеку, и Оле на мгновение отвлекся. Воспользовавшись этой возможностью, я отпихнула его ногу и захлопнула дверь.

— Эй! — крикнул Оле. — Вообще-то я еще не закончил!

— Оставь ее, — попросила Чарли. Несмотря на обилие коробок от яиц, мне было слышно каждое слово. — На нее сейчас столько всего навалилось. Ну, и тебе, конечно, тоже нелегко. Мне жаль, что так вышло с Миа. Вы поговорили?

— Все это очень сложно, — сказал Оле. Да уж, это точно.

— Она любит того, другого? — спросила Чарли.

— Откуда мне знать? Мы это не обсуждали.

— Но она знает, что ты в курсе про ее измену?

— Не знаю. Без понятия, что думает Миа. Как я уже сказал, все это очень сложно. Мы в последнее время мало друг с другом разговариваем… я и Миа.

— Но… Слушай, но как, же так можно! Такие вещи нужно обязательно прояснять. Ведь вы же женаты.

— Я знаю, — произнес Оле. — Поэтому я здесь.

— А какое Герри имеет к этому отношение? — спросила Чарли. — А, я поняла! Потому что Миа думает, будто между гобой и Герри что-то есть!

— Я же сказал, я не знаю, что думает Миа. И что думает Герри, я тоже не знаю.

«Герри и сама не знает, что она думает», — пронеслось в моей голове. Я покинула свой пост для подслушивания у двери и легла на диван.

Буквально через минуту в комнату вошла Чарли.

— Оле ушел. Слушай, а тебе тоже кажется, что он ведет себя как-то странно?

— Он думает, что между нами что-то было, — объяснила я.

Чарли прилегла рядом со мной на диван:

— Что?

— Он был настолько пьян, что уже не разбирал, где сон, а где явь. И когда утром он проснулся рядом со мной голый, то просто сам себе что-то напридумывал.

— А почему он был голый? — удивленно спросила Чарли.

Я пожала плечами:

— У него с собой не было пижамы.

— Но ведь нельзя не помнить, был у тебя с кем-то секс или нет, — пыталась рассуждать Чарли.

— Да ну? А как же случай с тем типом, когда ты боялась, что забеременела только оттого, что уснула у него на диване?

— Его звали Каспар. И это было совсем другое. Я тогда реально вырубилась.

— Вероятно, Оле тоже.

— Но ты, конечно же, объяснила ему, что все это чепуха? — спросила Чарли.

Я снова пожала плечами:

— Он мне не поверил. — Я села. — Чарли, я больше не могу этого выносить. Чем показаться еще кому-нибудь на глаза, я лучше сама добровольно пойду и сдамся в психушку. К тому же там тепло и сухо, и мне будут давать достаточно сносной еды.

— Чушь собачья. По-моему, ты только выиграла от всего случившегося. Ты сказала людям, что о них думаешь, и теперь наконец сможешь легко отделить зерна от плевел. И иметь дело только с теми, кто для тебя действительно что-то значит и любит тебя по-настоящему.

— Но перед ними мне тоже стыдно, — созналась я.

— Стыдно? Да ты что, тебе сколько лет? Стыд — это для маленьких девочек, — безапелляционно заявила Чарли.

— Сегодня Адриан из издательства звонил моим родителям. Это тот тип, которому я написала, что считаю его очень сексуальным, что его подружка ему не подходит и что под мою грудь не влезает ни одного карандаша. Тебе на моем месте не было бы стыдно?