Чарли и Ульрих уже сидели в машине и ждали, пока мы поговорим.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, теперь, когда Миа, наконец, узнала, что я в курсе про ее измену, — пояснил Оле. — Ведь именно это тебя все время беспокоило.

— Да, — согласилась я, — но для этого не обязательно было устраивать Миа такую неприятную сцену.

— Ну, в этом я совсем не виноват. Это Чарли с Ульрихом все затеяли.

— Потому что не следовало позволять Миа думать, что я стала причиной вашего разрыва.

— Но причина именно в тебе. — Оле был непоколебим.

Я вздохнула:

— Почему у меня ощущение дежавю?

— Потому что у нас уже был похожий разговор пару дней назад, — сказал Оле. — Я люблю тебя, Герри, и хочу быть с тобой. Разве это так сложно понять?

— Оле, прости! Я не могу принять всерьез твои слова. Ты должен сам задаться вопросом, откуда вдруг у тебя так внезапно возникли эти чувства? Четыре недели назад ты меня тоже любил?

На секунду на лице Оле отразилось сомнение, но потом он уверенно произнес:

— Ну, в общем, да. Только я об этом тогда еще не знал. А если даже и нет — разве нельзя влюбиться в кого-то неожиданно?

— Навряд ли. Очень уж неудачный, по моему мнению, момент. Примерно через шесть часов после того, как ты узнал, что твоя жена тебе изменяет, ты влюбился в первую встретившуюся тебе женщину. Это можно назвать кармой, а еще это можно назвать реакцией короткого замыкания, проецированием и реакцией оппозиции.

— Ну почему ты не хочешь впустить в свою жизнь хоть немного позитива? — спросил Оле. — Раз в жизни, Герри, попробуй поступить не так, как обычно. Вот счастье, прямо у тебя под рукой, тебе остается только схватить его — ну так давай же, вперед! Поверь мне, любая другая женщина на твоем месте была бы рада.

— Что ты имеешь в виду, Оле?

— Я имею в виду, что я очень даже ничего. Женщины всегда на меня западали. Высокие красивые блондины-стоматологи высоко ценятся. Вне зависимости от того, что у Миа проблемы с сексуальной жизнью и что она нацелилась на другого. Кто знает, может, у нее просто рано проявились симптомы климакса? Это ничего не значит. Лучше меня тебе не найти. Ты должна это понять.

— Но, может быть, я найду кого-нибудь поскромнее, — одернула его я. — Эй! А ты, случайно, не слишком высокого о себе мнения?

— В данном случае скромность совершенно ни к чему, — серьезно заявил Оле. — Ты только подумай, Герри! Я лучшее, что когда-либо может произойти в твоей жизни, потому что я вижу тебя такой, какая ты есть, со всеми твоими замечательными чертами характера и маленькими странностями и недостатками. За них я тебя и люблю. Я буду всю жизнь носить тебя на руках, и все будут нам с тобой завидовать.

Мне хотелось расспросить подробнее о замечательных чертах моего характера и маленьких странностях и недостатках, но вместо этого я спросила:

— Так, а что, если мне нужно еще немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах?

— Сколько времени? — пытливо спросил Оле.

— Понятия не имею.

Он закусил нижнюю губу.

— Я уж точно не буду ждать вечно. Это просто глупо.

— Да, я понимаю.

— Ты глупая, — констатировал Оле. — Правда, глупая.

— Спасибо большое. Это одна из моих замечательных черт характера?

— Может, тебе стоит подумать о том, как я себя чувствую, когда ты все время меня отшиваешь и сомневаешься в моих чувствах?

— Но я только этим и занимаюсь: думаю, — сказала я.

— Мы просто созданы друг для друга, — не унимался Оле. — У нас общие друзья, общие интересы, мы любим одно и то же, и у нас полная гармония в постели. Чего тебе еще надо?

— Дорогой Оле, есть ли у нас гармония в постели или нет, нам еще только предстоит выяснить, потому что между нами ничего не было! — Последние слова я произнесла очень медленно и отчетливо.

Оле с секунду помолчал.

— А как насчет поцелуя? — спросил он, наконец. — Вот только не надо мне рассказывать сказки о том, что ты ничего не почувствовала, когда мы поцеловались, что у тебя мурашки по всему телу не забегали.

— Хм… — задумалась я.

Поцелуй действительно был в высшей степени приятным, но ведь таковы все поцелуи, разве не так? Если только не целуешься с тем, кто тебе категорически не нравится, и если тот, с кем целуешься, не засовывает сразу тебе язык в самое горло, — от поцелуя всегда бывают мурашки. Ну, или почти всегда. Уж точно в пятидесяти процентах случаев первых поцелуев. Или в сорока пяти. Все равно процент очень даже неплохой.

Оле истолковал мое молчание в свою пользу и довольно улыбнулся.

— Подумай еще сегодня об этом, — проговорил он ласково, поцеловал меня в щеку и пошел к своей машине. Это был черный «Порше-Каррера». Оле называл его своей «зубоврачебной машиной», а Берт, Ульрих и Мариус жутко ему завидовали. Я смотрела, как он ловко вырулил с места парковки и покатил по улице.

— Герри! Он уехал, можешь залезать! — крикнула Чарли из машины Ульриха.

Я запрыгнула на заднее сиденье, пробормотав:

— Извините.

— Ничего, — сказала Чарли. — Это был важный разговор, так что времени на него не жалко.

— А вы что, все слышали?

— С того момента, как Чарли опустила стекло, — смущенно признался Ульрих.

— И Оле прав, Герри, — уверенно затараторила Чарли. — Ты все испортишь своими сомнениями! Откуда это недоверие к собственным чувствам? Ты должна просто ухватить счастье двумя руками и крепко за него держаться.

— Чепуха, — возразил Ульрих. — Герри права: эти чувства и правда возникли как-то неожиданно. Если бы Миа ему не изменила, Оле и сегодня был бы с ней. А если у него это серьезно к Герри, он не должен так на нее давить, а просто предоставить всему идти своим чередом.

— И потом, речь совсем не о чувствах Оле, — добавила я. — Речь о моих чувствах!

— Но ведь тебе нравится Оле! — сказала Чарли.

— Да, я даже когда-то была в него влюблена. Но это было давным-давно!

— Вот только не говори мне, что ты не находишь его привлекательным, — ухмыльнулась Чарли.

— Да, но привлекательными я также считаю Робби Уильямса[32] и Дэвида Бэкхема. Даже Ульриха — ну, иногда.

— Спасибо, детка, — обрадовался Ульрих. — Если хочешь, я все время, пока ты живешь у нас, буду ходить по дому в одних трусах.

— Но… — снова начала Чарли.

— Оставь ее в покое, — перебил ее Ульрих. — Если между ней и Оле все серьезно, у нее есть целая вечность, чтобы это выяснить.

— Если только потом не будет слишком поздно, — заметила Чарли. — И тогда у нее опять появятся мысли о самоубийстве, а никто не хочет, чтобы это случилось!

— У нас есть три варианта дизайна обложки, и мы должны услышать ваше мнение по этому поводу, — заявила Лакрица по телефону.

— Мое мнение?

— Да, деточка, вы что, не читали свой договор? У вас есть право голоса в этих вопросах, и, должна сказать, оно вам понадобится, потому что на одном варианте обложки Ронина похожа на Мадонну образца восьмидесятых вплоть до костюма для занятий аэробикой. А на других — на квадратный метр крови льется больше, чем в битве при Уотергейте[33]. Приходите в понедельник, и я отведу вас прямо в отдел дизайна.

— Хорошо. — Я взяла себе на заметку разузнать что-нибудь про битву при Уотергейте.

Вот это да! У меня есть право голоса в вопросах дизайна обложки. Да это просто революционное новшество! Наконец-то цвет волос моих героинь будет совпадать с цветом волос персонажей на обложке!

— А как ваши семейные обстоятельства… ну, то есть… я хочу сказать… надеюсь, ничего дурного не случилось? — осторожно спросила я Лакрицу.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вы ведь в прошлую среду не смогли прийти на обед и… — сказала я.

— Ах, вы об этом, — ответила Лакрица. — Да, мне тогда срочно понадобился выходной, а еще я подумала, что вам с мальчиком не повредит побыть немного наедине. Вы знаете, что он больше не встречается с этой Шнайдер?

— Да, — ответила я. — Это было несерьезно и мимолетно.

— Ну, не знаю, так ли она на это смотрит. Но ему, кажется, разрыв пошел на пользу. Он уже собирается переехать из своего чулана в угловой кабинет.

— О, значит, он, наконец, продемонстрировал норов?

— Да нет, — невозмутимо произнесла Лакрица. — Просто кабинет пустует с тех пор, как у моей коллеги случился нервный срыв. Но это ведь только начало. Приятных вам выходных, Герри. Увидимся в понедельник.

— Буду ждать с нетерпением, — ответила я, подразумевая понедельник, а уж никак не выходные, которые должны были пройти под знаком серебряной свадьбы тети Алексы.

Неделя пролетела быстро. Я раз сорок поговорила с Оле по телефону, написала пятьдесят страниц второго романа о Ронине и помогла Патрику и Лулу с переездом. Последнее я сделала только потому, что непременно хотела первой увидеть, как начищенная до блеска стальная полка Патрика с музыкальными дисками будет смотреться рядом с комодом Лулу, покрытым самодельными салфеточками.

В четверг вечером, после того, как мы занесли в мою новую квартиру диван Лулу и вынесли из нее диваны Патрика, он наконец передал мне ключи.

— А это все ключи? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Конечно, — ответил Патрик. — Чего ты боишься? Что я прокрадусь сюда ночью и буду к тебе приставать?

— Именно!

Патрик презрительно скривился:

— Можешь не волноваться! Такую, как ты, я стал бы трахать только в самом крайнем случае.

Естественно, во время этого обмена любезностями Лулу была вне зоны слышимости. Когда она находилась поблизости, Патрик всегда был до противного мил со мной. Однажды он даже назвал меня сестренкой.

— Ты могла бы пойти ему навстречу, — сказала как-то Лулу. — Он из кожи вон лезет, чтобы быть с тобой любезным.